Начало здесь. Предыдущее здесь.

Сведения о первоисточниках наших исторических знаний; исторические сказания и первые летописные тексты, ставшие основой для классических летописей

Знания о начальном периоде русской политической истории дошли до нас сложными, извилистыми путями.

Устные исторические сказания, создававшиеся в древнейшие времена, содержали достаточно подробную информацию, которая облекалась в мифологизированную форму. По авторитетному мнению академика Рыбакова, «былины вполне историчны. Историзм проявляется в отборе воспеваемых событий, в выборе прославляемых или порицаемых исторических деятелей, в народной оценке событий и лиц» (115). Составляли, хранили и передавали исторические сказания от поколения к поколению профессионалы, занимавшие почетное положение в языческом жреческом сословии (116). Эти сказания были неотъемлемым элементом не только религиозной, но и политико-правовой культуры, а потому их старались сохранять и воспроизводить с предельной точностью. Такая система хранения общественно значимой информации в устной форме применялась во многих архаичных сообществах Европы, от древних эллинов до скандинавских первопоселенцев Исландии (117).

Появление на Руси славянской письменности совпало с началом христианизации, когда основная часть населения сохраняла веру в древних богов, и старинное жречество еще оставалось элитарной группой общества. Именно в этот, исторически короткий промежуток времени между двумя мировоззренческими эпохами возникли благоприятные условия для адекватного перевода исторической информации из старинных сказаний (хранившихся жрецами в устной форме) в рукописи (создававшиеся первыми знатоками письма, среди которых были и новообращенные христиане, и язычники).

Повальная христианизация, осуществленная на рубеже X-XI вв., превратила большую часть языческой интеллектуальной элиты в маргиналов, вынужденных искать применения своим способностям в неэлитарных социальных стратах. Профессиональные сказители при этом переквалифицировались в мастеров развлекательного жанра. Сказания старины, утратившие ритуальное значение, стали переделывать, примеряясь к меняющимся вкусам аудитории. Историческая содержательность тогдашних и последующих произведений устного творчества если и сохранялась, то в своеобразном зашифрованном виде, в символике, изначальный смысл которой постепенно переставали понимать даже сами сказители.

Первые летописные тексты, создававшиеся еще до обращения Руси в христианство и при жизни первого крещеного поколения, могли вобрать в себя многие подлинные исторические сюжеты языческой древности. В дальнейшем такие возможности значительно сократились. В течение всего лишь нескольких десятилетий официальная летописная историография оторвалась от устной былинной традиции. Примерно с середины XI века летописные разделы, посвященные древнейшим временам, могли формироваться, в основном, из летописных же текстов предыдущего периода, путем их переработки и переосмысления.

Дошедшие до нас летописные тексты строятся в хронологической последовательности, с упоминанием годов «от сотворения мира». Но в древности могли применяться и другие способы датировки. В языческом восточнославянском социуме использовался собственный календарь, адекватно отображавший структуру годового цикла (119). По всей видимости, существовали и определенные схемы отсчета годов, свои в каждом племенном княжестве (на первых порах), затем объединенные по вехам общерусской истории. Реликты такой системы, фиксировавшей моменты важнейших событий по годам соответствующих княжений, обнаруживаются и в «Повести временных лет», и в Иоакимовской летописи (120).

Самые ранние записи исторического содержания, следы которых обнаруживаются в летописном наследии Руси, относятся к эпохе правления Аскольда в Киеве (118). По всей видимости, регулярное летописание стало одной из культурных инициатив этого правителя, стремившегося увековечить память о собственных делах.

По мнению авторитетных исследователей, какие-то тексты исторического содержания (с использованием славянской письменности) составлялись и при первых киевских Рюриковичах, придерживавшихся языческой веры (121).

Повествования о деяниях Вещего Олега, Ольги и Святослава, помещенные в тексте «Повести временных лет», возникли, вероятнее всего, как отдельные историко-литературные произведения. Сначала сочинялись устные сказания, прославлявшие указанных государей. Затем эти сказания записывались, с необходимой редактурой – вероятно, уже, в эпоху Владимира Святославича (это могло делаться и до, и после его крещения). Деяния Олега и Ольги, значительно отдаленные от времени создания соответствующих текстов, в летописях изображены в красочно-фантастических тонах. Сюжеты княжения Святослава, записывавшиеся по неостывшим следам его пламенного княжения, представлялись в более или менее реалистичном виде, но с некоторыми фактографическими огрехами.

Вероятно, где-то на рубеже X-XI вв. начинали создаваться и капитальные труды, авторы которых пытались объединить разнообразные сведения из русской и общеславянской истории с данными греческих хроник.

По мнению Рыбакова (опиравшегося на труды Шахматова и других исследователей XIX в.), примерно к 997 г. был создан первый киевский летописный свод, вобравший и годичные записи, и сведения из византийских хроник (122), и придворную эпическую поэзию, и сведения из живой памяти современников, и отдельные сказания, записанные ранее. Эта работа, как посчитал Рыбаков, велась либо в митрополичьей Десятинной церкви, либо на кафедре викария митрополита – белгородского епископа. Гипотеза о создании такого свода в конце X века вполне правдоподобна, хотя и поддерживается в настоящее время далеко не всеми исследователями.

При Владимире стали создаваться и тексты, повествовавшие о крещении Руси; эти тексты попутно включали в себя сюжеты общеисторического характера. В основу одного из подобных повествований лег подробный рассказ-отчет о крещении новгородцев в 993 году. Данный текст, весьма реалистичный и изобилующий живыми деталями, вне всякого сомнения, создавался одним из участников апостолической акции, возможно – епископом Иоакимом или (вероятнее всего) кем-то из его подчиненных. К этому сочинению затем постепенно присоединялись разнообразные сведения о ранних временах новгородской истории, а также истории общерусской, взятые непосредственно из устных преданий. По всей видимости, такая работа велась под непосредственным патронажем первосвятителя Иоакима, именем которого затем была названа старейшая новгородская летопись (фрагментами дошедшая до нас в изложении Татищева).

Однако, завершалась работа над первоначальным текстом Иоакимовской летописи уже где-то в сороковых годах XI в., после смерти Иоакима. Городом на Волхове тогда правил Владимир Ярославич, построивший знаменитый храм Святой Софии Новгородской. Этот же князь, по приказанию своего отца Ярослава Мудрого, возглавил поход на Византию в 1043 году. Русский флот тогда, как и при Игоре Старом, неудачно сразился с греческим на подступах к Константинополю; затем буря разметала малые суда, с которых на берег высадилась пешая рать. Владимир Ярославич должен был вернуться к родным берегам, а войско, остававшееся в окрестностях византийской столицы, по собственному почину возглавил воевода Вышата, сын новгородского боярина Константина, внук знаменитого Добрыни. Сойдя с княжеского корабля и присоединившись к воинам, оказавшимся на берегу, Вышата пробился с ними до Варны, где потерпел окончательное поражение и оказался в плену вместе с уцелевшими 800 соратниками. Император Константин Мономах, единоверец и родственник русских князей, приказал всех пленных ослепить. Эта война не могла не вызвать волну антигреческих настроений в тогдашнем русском обществе, а особенно в Новгороде, гражданами которого были Вышата и многие из его собратьев по несчастью, возвращенных из плена в 1046 году.

Военный конфликт Киева и Константинополя развивался на фоне конфронтации по вопросу о статусе русской церкви. Заявляя о том, что Русь приняла крещение от Византии, государи Второго Рима пытались претендовать на некий верховный суверенитет над русскими князьями, и не только в церковных делах, но, до некоторой степени, и в делах политических. Такой формат отношений Русь отказалась принять (123). Более того, в 1051 г. Ярослав Мудрый поставил во главе русской церкви русского же митрополита Иллариона, без согласования с константинопольским патриархатом. Эта акция, означавшая разрыв с византийской церковной иерархией, безусловно, требовала соответствующего идеологического обеспечения.

Одним из элементов такого обеспечения, вероятно, должна была стать концепция независимого от греков крещения Руси, утверждавшаяся только что завершенным на тот момент текстом Иоакимовской летописи. Текст этот дорабатывался какими-то клириками из южных славян, вероятно – близкими ко двору князя Владимира Ярославича. У князя, очевидно, были собственные счеты с константинопольскими василевсами, как и у его летописцев, среди которых могли быть свидетели падения Первого Болгарского царства.

Авторы указанного текста, освященного именем епископа Иоакима, связали акт крещения Руси с походом Владимира Святославича на Дунайскую Болгарию и с миссионерской деятельностью болгарского клира. Соответственно, и царевна Анна, на которой женился Владимир при своем обращении в христианство, была названа болгаркой, а не гречанкой. К составленной таким образом легенде приплели еще имя знаменитого царя Симеона, правившего Болгарией в конце IX – начале X вв., но, будто бы, также содействовавшего крещению Руси.

Нагруженный такими сюжетами, текст Иоакимовской летописи был, по всей видимости, доставлен в Киев, где с ним должны были ознакомиться в кругах, близких к Ярославу Мудрому и его духовному наставнику Иллариону (накануне или после выдвижения последнего на митрополичью кафедру). Однако, несмотря на благие намерения новгородских авторов, их версия крещения Руси не могла быть принята в Киеве из-за наличия весьма существенных фактографических ошибок, очевидных для высокообразованной киевской элиты. Кроме того, придворных интеллектуалов должна была смутить прямолинейная бестактность новгородского повествования, благожелательно отзывавшегося о Ярополке (убитом по приказу Владимира), сообщавшего о репрессиях Святослава против христиан, о сопротивлении Новгорода крещению и т.д. Илларион, в конечном итоге, выдвинул собственное обоснование церковной самостоятельности Киева, приравняв Владимира Святого по значимости к первым апостолам Веры Христовой.

Не была принята и предложенная новгородскими летописцами генеалогия великокняжеского рода. Предка князей, правившего в Новгороде после Гостомысла, уже не помнили в княжеском семействе (ни по его официальному имени, ни по обиходному прозвищу Рюрик). И напомнить об этом предке было некому после изгнания из великняжского окружения жрецов праотеческой веры. Премудрый Илларион, перечисляя в «Слове о законе и благодати» государей Руси, углубился в их родословную только до Игоря Старого, не упоминая ни о Рюрике, ни о Владимире Древнем и его потомках.

Языческая старина, предания о пращурах и прапращурах не слишком интересовали деятельного государя-реформатора Ярослава Мудрого, как ранее его отца, равноапостольного крестителя Руси. Они создавали новый, христианский уклад жизни, для многих будущих поколений. И не нуждались в дополнительных исторических обоснованиях своей великокняжеской власти, которую держали, прежде всего, силой личного авторитета.

Одна из копий Иоакимовской летописи, надо полагать, сохранялась затем в семействе новгородского князя Владимира Ярославича. С этой копией, видимо, ознакомился княжич Ростислав Владимирович (когда жил в Новгороде, до 1054 г.). Оставшись без отца с 1052 года (еще при жизни своего деда, Ярослава Мудрого), Ростислав затем княжил во второстепеных уделах, хотя покойный Владимир Ярославяч некогда был признанным наследником великокняжеского титула. Родичи побаивались амбиций старшего из внуков Ярослава Мудрого, которого считали талантливым политиком и военачальником. Ростислав умер в 1066 г., в Тмутаракани, не добившись особых успехов в жизни. Зато он оставил трех сыновей, которым дал весьма символичные имена: Рюрик (в честь летописного предка), Володарь (т.е. Властитель), Василий (Царь). Последнему из них, более известному, как Василько Теребовльский, довелось стать героем-мучеником в одном из наиболее драматичных эпизодов русской истории XI века.

!!! Комментарии и источники к Главе 25 смотрите здесь.

Продолжение

На Главную "Первых Рюриковичей"