Начало здесь. Предыдущее здесь.

Повествование о Боривое – первом значительном деятеле государства, ставшего политическим фундаментом будущей Руси-России

Иоакимовская летопись сохранила память о двух прямых потомках Владимира Древнего, отметившихся выдающимися деяниями в период становления Новгородской державы.

Первого из них летопись именует Буривой. В такой форме это имя совершенно бессмысленно с точки зрения правил древнеславянского имясложения. Правильное его звучание – Боривой (так, в частности, именовался один из первых чешских князей, крещеный святым Мефодием). Имя Боривой слагается из лично-именного блока Борил и титулатурного прозвища «Вой», то есть воин, воитель (с титулатурной добавкой «Слав», т.е славный, это же имя звучит, как Борислав, в сокращенной форме — Борис). Согласно счету Иоакимовской летописи, Боривой-Буривой был десятым по счету правителем объединения ильменских славян. Вероятно, он был одним из внуков, либо правнуком Владимира Древнего.

Татищевский текст повествует: «Буривой, имея тяжкую войну с варягами, неоднократно побеждал их, и стал обладать всею Бярмиею до Кумени. Наконец при оной реке побежден был, всех своих воинов погубил, едва сам спасся, пошел во град Бярмы, что на острове стоял, крепко устроенный, где князи подвластные пребывали, и, там пребывая, умер».

Татищев предположил, что упомянутые в данном фрагменте военные действия велись на территории Карельского перешейка. Эту территорию он отождествил с Бярмией, а город Бярмы – с позднейшей русской Корелой (затем Кексгольм, современный Приозерск). Вероятно, историк-патриот увлекся идеей обоснования исконных прав России на карельские земли вплоть до реки Кюмени (до берегов этой реки немного не дошла русско-шведская граница по условиям Ништадтского мира 1721 г.; затем соответствующие земли оказались под властью Российской империи после русско-шведской войны 1741-1744 гг.). Однако в первой половине IX века Карельский перешеек еще не находился в сфере интересов ильменских славян.

Биармией в скандинавских сагах соответствующего времени называлась область в низовьях Северной Двины, куда временами наведывались скандинавские искатели легкой добычи. Авторы Иоакимовской летописи также могли считать Бярмией-Биармией всю территорию расселения северных угро-финских племен, тянувшуюся к востоку от владений Славенска-Новгорода, вплоть до Урала (ср. современное название Пермь). При таком толковании указанного в летописи топонима можно предположить, что Боривой завоевывал земли каких-то финских племен к востоку от коренных владений ильменских славян. Вероятнее всего, объектом его притязаний были земли вепсов (весь), через которые проходил один из стратегических торговых маршрутов, связывавших Приладожье с бассейном Верхней Волги. При этом главной ареной боевых действий могли быть окрестности Белого озера. Река Кема, впадающая в это озеро с севера, в принципе, может быть отождествлена с летописной Куменью. Противниками Боривоя в той войне могли быть местные племена, либо (менее вероятно) какие-то пришельцы из Скандинавии, стремившиеся установить контроль над удобным речным маршрутом, позволявшим выходить из Балтики на Волгу, минуя ильменский коммуникационный узел. Крепость, в которой укрылся Боривой после военных неудач, могла быть неким форпостом государства ильменских славян в районе расположения позднейшего города Белоозеро.

Боривой, по всей видимости, уже не мифологический персонаж, а реальный деятель ранней новгородской истории. Летописные сведения о нем можно сопоставить с известным сюжетом из «Жития Стефана Сурожского», где упомянут некий новгородский князь, погромивший около 790 г. земли Восточной Тавриды. Согласно дошедшему до нас русскому тексту «Жития», князя звали Бравлин; в греческом же оригинале он, вероятнее всего, мог именоваться Баравлин или Бравалин. В таких эллинизированных вариантах имени князя вполне проглядывает искаженная при устной передаче первооснова: Борил-воин – Боривой (17).

Появление новгородского войска на берегах далекого Понта Эвксинского в последнем десятилетии VIII в. свидетельствует о том, что правители Великого Славенска состояли в союзе с киевскими князьями, воевавшими в ту пору с Хазарским каганатом, претендовавшим на дань с земель славянского Поднепровья (18). На помощь киевлянам, надо полагать, пришла боевая дружина во главе с новгородским князем, который, видимо, был на тот момент не первым лицом в иерархии правителей Приильменья. Понятно, что самому великому князю Славенска не по чину и не по разуму было бы отправляться за тридевять земель. В поход отправили «молодших» с их командиром. Этот эпизод боевой молодости Боривоя его современники, по всей видимости, не считали особо значимым событием и не отразили его в последующих сказаниях о славных деяниях воинственного князя.

Панорама событий, связанных с походом Боривоя в Тавриду, достаточно подробно просматривается при анализе текста «Жития Стефана Сурожского» (если удалить из него явно фантастические эпизоды), с учетом политических обстоятельств той эпохи.

Новгородская дружина, воевавшая с хазарами, вполне могла задержаться в Поднепровье на длительный период. Вероятно, на каком-то этапе войны боевые действия на основном фронте антихазарской обороны приутихли. И в этот момент вожди объединенных славянских сил могли нанести удар там, где хазары не ждали – по владениям каганата в Восточной Тавриде, куда можно было добраться сравнительно длинным, но удобным водным маршрутом. Новгородские удальцы, привычные к дальним судовым походам, лучше всего подходили для исполнения этого замысла. План кампании был наверняка согласован с властями Херсонеса, подвластного Византии. Господство хазар над городами Восточной Тавриды, сохранявшими преимущественно греческий уклад жизни, не могло не раздражать и самих херсонитов, и их константинопольских суверенов. Но в ту пору (как и в дальнейшем) византийские власти не могли собственными силами потеснить хазарских соседей. И рады были возможности сделать это руками северных варваров.

Судовая рать Боривоя-Бравлина отправилась в поход весной, по высокой воде. Спустившись по Днепру, вышли в море и вскоре высадились вблизи древнего Херсонеса Таврического. Там воинов Боривоя, надо полагать, встретили представители городских властей, которые затем сопровождали войско в походе. Хазарские владения начинались чуть ли не от окраин Херсонеса, и новгородцы немедленно занялась привычным воинским делом. Они прошли стремительным маршем вплоть до Керчи, сметая хазарские охранные отряды, захватывая города и селения. Уже набрав много добычи и пленных, войско Боривоя осадило Сурож (греческая Сугдея, современный Судак) – главный город той области. Жители затворились в стенах цитадели и вместе с воинами хазарского наместника-тудуна стойко отбивались в течение одиннадцати дней. Затем новгородские ратники, соорудив таран, высадили крепостные ворота и ворвались в город. Начался обычный в таких случаях повальный грабеж, жителей толпами забирали в плен.

Поддавшись общей горячке штурма, Боривой кинулся к величавому каменному зданию, стоявшему на главной площади. То был храм Святой Софии, в котором покоились останки епископа Стефана, весьма почитавшегося среди христиан Восточной Тавриды. Князь прошел сквозь разбитые двери и остановился, любуясь красотой и роскошью внутреннего убранства. Между тем его воины деловито обшаривали церковь, они уже тащили покров с гробницы святого Стефана («царское одеяло»), золотые украшения с иконостаса. Кто-то тронул князя сзади, за плечо. Боривой обернул лицо и встретился глазами с одним из херсонитов, сопровождавшим новгородское войско. Глаза грека горели страданием; он, спотыкаясь на каждом слове плохо знаемого языка, постарался объяснить варвару, что нельзя грабить столь знаменитый храм – Бог накажет. Князь пожал плечами. Азарт захватчика в нем остыл, и появилось чувство опасности. Кто знает силу мести богов этой непонятной страны, где дома строят из камня, а хмельное питье делают из ягод растения, вьющегося на горных склонах? Боривой приказал своим воинам прекратить грабеж и вышел из храма. Священники и прихожане, искавшие последнего убежища у Святой Софии, не могли поверить чуду своего спасения.

В дальнейшем сурожанам удалось окончательно улестить Боривоя. Он вывел войско за пределы городских стен и приказал освободить плененных жителей города. Добродушный и любознательный варварский князь в краткий период своего пребывания в Тавриде успел пообщаться с местной знатью, включая епископа Филарета, продолжателя дел покойного Стефана. Филарет предложил князю окреститься. Боривой, подумав, согласился исполнить непонятный ему обряд — чтобы почтить незримого Бога, владыку прекрасной земли, которую князь вскоре покинул. Следов его обращения в христианство не осталось ни в летописях, ни в народных и церковных преданиях Руси. Но воспоминания о крещении Боривоя-Бравлина, расцвеченные фантастическими подробностями, вошли в повествовательную ткань яркого произведения византийской политической агиографии IX века, дошедшего до нас в почти первозданном виде (19).

!!! Комментарии и источники к Главе 4 смотрите здесь.

Продолжение

На Главную "Первых Рюриковичей"