Начало здесь. Предыдущее здесь.

История возникновения Ладоги и обстоятельства ее присоединения к державе ильменских славян

Ладога возникла в середине VIII века (22). Этот город основали выходцы из Скандинавии, скорее всего, шведы (23). Они обосновались на почтительном удалении от славянских поселений Приильменья — тем самым минимизировалась угроза от возможных конфликтов с сильными соседями. Не создавало проблем и малочисленное, слабо организованное местное население южного Приладожья (чудь, ижоряне и пр.).

Ладога стала удобной промежуточной базой для торговых караванов, приходивших из-за моря, а также для тех, кто держал свой путь из южных стран на европейский север. Здесь можно было отдохнуть после морского или сухопутно-речного пути, перегрузить товары с морских судов на мелкосидящие речные, либо наоборот. Имелись необходимые условия, чтобы подготовиться к одолению трудного пути, по морю – в одном направлении, в другом – по рекам и волокам, пронизывающим равнины Восточной Европы. Здесь же шли бойкие торги, собиравшие купцов из окрестных земель и далеких заморских стран.

В начальную пору своего существования Ладога, вероятнее всего, никем не контролировалась, хотя формально могла находиться под суверенитетом королей шведской Упсалы. Это был, надо полагать, своего рода вольный город, с торговым и ремесленным населением, в котором рядом со скандинавами могли обитать представители самых различных этносов (24). В Иоакимовской летописи дважды упомянут некий «город при море». Видимо, таково было второе, распространенное в славянской среде, наименование Ладоги – портового центра, из которого открывался путь в акваторию Ладожского озера, Невы и Балтики. Других портов, удобных для выхода в пространство mare liberum, Новгородская земля не имела вплоть до XIII века.

Выходцы из Скандинавии обосновались в низовьях Волхова практически одновременно с появлением славянских поселений на острове, окруженном водами Ильменя, Волхова и Малого Волховца. Между первооснователями Ладоги и Славенска, как представляется, изначально установились вполне дружественные отношения. Основой этих отношений стала обоюдная выгода.

Скандинавов влекли в глубину территориального массива Северо-Восточной Европы не возможности каких-то завоеваний, а, прежде всего, поиски удобного выхода к речным путям, ведущим в бассейны Прикаспия и Причерноморья. Это была весьма актуальная задача для той эпохи. Начиная с середины VIII века, морские коммуникации, связывавшие Северо-Западную Европу с Византией и странами Ближнего Востока, оказались под контролем арабов, завладевших Северной Африкой и Испанией, а также рядом крупных средиземноморских островов. Дунайский речной маршрут блокировался Аварским каганатом, а позднее – болгарами и венграми. Сухопутные дороги между Франскской державой и Балканами были неудобны. Между тем, западноевропейская знать стремилась получать высококачественные товары из Византии и стран Востока. В обмен европейская экономика могла предложить не слишком изысканные, но добротные ремесленные изделия. Их охотно принимали в землях восточных славян, в обмен на меха, мед, воск, рабов и иные товары, которые, в свою очередь, можно было выгодно реализовать на рынках Арабского халифата и Византии, получая византийское золото, популярные в ту эпоху серебряные деньги арабской чеканки, а также шелк, ювелирные изделия и т.п. товары.

Восточное серебро, византийские и восточные предметы роскоши частично оседали в славянских землях, а частично шли транзитом в Западную Европу, замыкая, таким образом, цепь товарооборота между западными и восточными ареалами раннесредневековой цивилизации. Согласно оценкам Вернадского, масштабы этой торговли были впечатляющими: по одному только днепровскому маршруту проходила товарная масса, достигавшая 10 тысяч тонн за одну навигацию. Это в несколько раз больше того объема товаров, которым обменивались страны северной и южной Европы на самом бойком среднеевропейском торговом пути того времени, соединявшем Германию и Италию через Сент-Готардский перевал (25). Немалым был и товарооборот на восточном направлении, связывавшим Балтику с Прикаспием.

Скандинавским купцам, осуществлявшим торговые операции на транспортных артериях Восточной Европы, требовались гарантии безопасного прохода по славянским территориям, по мелким рекам и волокам, где невозможно было бы каждый раз прокладывать путь караванам вооруженной силой. Следовательно, организаторы торгового транзита должны были тесно сотрудничать с правителями славянских земель. Последние, в свою очередь, нуждались в услугах купцов для реализации натуральных продуктов, собиравшихся в качестве дани.

Скандинавов на Руси называли варягами (хотя в летописях встречаются и конкретные наименования северных народов: свеи, урмане, готы). По мнению авторитетных зарубежных исследователей, собирательный термин «варяг» восходит к древнескандинавскому слову «vaeringjar», означавшему людей, обязавшихся клятвой хранить верность, нести ответственность за порученные им дела или материальные ценности (varar – давать клятву, обещание; vara –товары). Видимо, в данном этносоциальном термине сохранилась память о тех временах, когда самыми заметными для славян выходцами из Скандинавии были купцы и их служащие (присягавшие блюсти хозяйский интерес). Адаптируясь в славянской среде, эти деловые люди нередко добивались успеха в качестве торговых и дипломатических агентов местных князей (26). В более поздние времена пришельцы из скандинавских стран целыми отрядами поступали на военную службу к славянским государям. Варяжских наемников, как правило, ставили на самые ответственные участки в боевых порядках, и они устилали костями поля многих битв, происходивших на Руси. Бывало и так, что одни варяги бились не на жизнь, а на смерть с другими варягами, за интересы различных князей восточнославянского социума. Присягая на верность при поступлении на службу, скандинавский воин готов был сражаться за интересы нанимателя против своих соплеменников, как и против иноплеменников, не делая различия между теми и другими.

Не связанные родовыми отношениями, выходцы из Скандинавии были самым подходящим человекоматериалом для быстро развивавшихся военно-административных структур, обеспечивавших власть правителей в восточнославянских территориально-племенных общностях. Те из варягов, кому благоприятствовала прихотливая судьба, становились вельможами, военачальниками. Некоторые из них поднимались на высшие ступени властной иерархии тех государств, которым служили.

Но, при всем, при том, славяно-скандинавские отношения на заре русской государственности были далеко не идилличными. Попутно с развитием международной торговли в северных морях расцветал пиратский промысел, который в первой половине IX века стал главным увлечением военной знати скандинавских королевств. Морскими разбоями занимались не только ватаги всевозможных авантюристов, но даже носители княжеских и королевских титулов (как, например, прославленный король-поэт Рагнар Лодброг).

Пиратские отряды викингов опустошали все прибрежные страны северной Европы (включая и Скандинавию). В середине IX века эта напасть распространилась и на отдаленные от моря территории восточных славян. И в итоге одного из нападений скандинавских пиратов на земли Приильменья произошли события, из которых авторы «Повести временных лет» смонтировали ключевой элемент своего мифа о возникновении русской государственности. Первоначальное содержание данного исторического сюжета удается раскрыть при сопоставлении соответствующих сообщений, содержащихся в канонических летописных текстах и в дошедших до нас фрагментах Иоакимовской летописи.

Даты русской истории в повествовании Нестора открываются 859 годом, под которым сообщается о варягах «из-за моря», бравших дань со словен, кривичей, чуди, веси, мери. Согласно Иоакимовской летописи, «варяги, тотчас пришедшие, град Великий и прочие захватили, и дань тяжелую возложили на славян, русь и чудь». Оба эти сообщения вполне увязываются с одним и тем же историческим эпизодом, датировка которого, представленная в ПВЛ, кажется вполне обоснованной.

По данным из скандинавских источников, примерно в 854 году Эрик, сын короля Эймунда, совершил поход на восток, вымогая дань у куршей, эстов и финнов – близких соседей ильменских славян. Видимо, спустя несколько лет какая-то группировка викингов двинулась далее, вглубь материковых земель, в поисках очередных объектов для грабежа.

Ладога вряд ли стала преградой на пути налетчиков. Возможно, ладожане-скандинавы даже приняли какое-то участие в авантюре воинственных соплеменников. Поэтому, именно на их город обрушился ответный удар. «Повесть временных лет» сообщает, что уже в 862 году варяги были изгнаны. Очевидно – не из Славенска-Новгорода, а из «города при море», где какая-то часть викингов могла оставаться на постоянной основе, терроризируя набегами славянских и финских соседей, которым, в конце концов, надоело всякий раз откупаться. Это согласуется и с текстом Иоакимовской летописи, где говорится: «дань варягам отказались платить и, пойдя на них, победили». То есть, имели место наступательные действия ильменских славян, которые явно не могли быть направлены, например, против самой Швеции; цель военной акции находилась, очевидно, в непосредственной близости от тогдашних новгородских владений.

Завоевание Ладоги и прилегающих территорий с выходом на Финский залив стало крупнейшим успехом Новгородской державы в эпоху правления Гостомысла. Государство ильменских славян получило свободный выход на Балтику. Политический центр государства был надежно прикрыт от нападений с моря ладожским гарнизоном. После 862 года и вплоть до Смутного времени ни один иностранный захватчик не появлялся у новгородских стен. При этом быстрое развитие навигации и морской торговли сделало Новгород одним из важнейших экономических центров североевропейского региона. Так было впервые открыто знаменитое «окно в Европу», которое в течение ряда веков активно использовалось великой восточнославянской державой, а затем, после длительного перерыва, вновь широко распахнулоcь при Петре I.

!!! Комментарии и источники к Главе 6 смотрите здесь.

Продолжение

На Главную "Первых Рюриковичей"