Начало здесь. Предыдущее здесь.

Обстоятельства гибели Игоря в ходе его полюдья в Древлянской земле

Мир с Византией развязал великому князю руки для возобновления активности в делах внутренней политики. При этом в очередной раз на первый план вышла древлянская проблема.

Соединяя и анализируя то немногое, что известно о мятежной древлянской династии, можно выстроить кое-какую логику событий, происходивших в Древлянской земле в последние годы правления Игоря Старого.

Древлянский князь, погубивший Игоря, фигурирует в летописях под именем Мал. Это – слегка искаженная форма известного в славянской среде имени Малк (производное от арабского «малек», т.е. царь). У нескольких авторитетных авторов древлянский Мал отождествляется с неким Малком Любечанином (последний упомянут в летописях, как отец знаменитого воеводы Добрыни и его сестры Малуши) (73). Можно предположить, что Малк-Мал происходил из знатного рода, связанного с верхнеднепровским городом Любечем. Вероятнее всего, это был род правителей указанного городка, благоразумно перешедших на сторону Вещего Олега в 882 году и, таким образом, весьма способствовавших победе мудрого варяга над Аскольдом. Олег не остался тогда в долгу: любечские вассалы получили высокий статус в государстве. Они, надо полагать, имели крепкую дружину, участвовали с ней в походе 907 года (после которого Любеч регулярно получал свою долю от византийской дани, наравне с таким крупными городскими центрами, как Чернигов, Перяславль и др.). Любечская дружина должна была оказаться весьма кстати в критических обстоятельствах 913 года, когда киевскому правительству, утратившему значительную часть своих боевых сил на Волге, пришлось усмирять непокорных древлян.

Отец Мала (Малка), согласно Иоакимовской летописи именовался Нискиня, что означает: «Неуничтожаемый» или «Несгораемый» (буквально, «Тот, кто не сгинет»). Типичное имя-прозвище, которое, вероятно, отображало некие личностные свойства данного исторического персонажа, жившего, по примерным расчетам, в последние десятилетия IX – первые десятилетия X вв. Не исключено, что именно этот «несгораемый» деятель тогдашнего истеблишмента получил в управление Древлянское княжество, оказав какие-то услуги великокняжескому дому в начальные годы правления юного Игоря Игоревича. Пользуясь правами автономных владетелей, любеческие князья, согласно летописному сообщению, «распасли» полученную ими в управдение землю, т.е. заботились о благополучии подданных.

Наличие у сына Нискини имени, взятого из арабской лексики, позволяет думать, что род их предков уходил корнями в среду старинной полянской знати, испытавшей в эпоху хазарского владычества известное влияние культур восточного (тюркско-семитского) ареала. Любеч, родовой город Нискини и Малка, вероятнее всего, был когда-то центром небольшого удельного владения, контролировавшего верхнеднепровский торговый путь. Название Любеч соотносимтся с именем Любим (или Любота, Любомир и т.д.). Возможно, так звали основателя или одного из первых правителей верхнеднепровского городка. Такое имя очень подошло бы для младшего отпрыска какого-то знатного семейства (имена первенцев обычно выбирали в более маскулинистском стиле). Соответственно, можно предположить, что Любеч был когда-то определен в наследственное «кормление» одному из младших представителей правившей в ту пору киевской династии. В таком случае, древлянские князья любечского происхождения вполне могли считать себя потомками Кия и потенциальными претендентами на первенство во всей Поднепровской Руси. Это предположение позволяет объяснить чрезвычайно высокий уровень политических амбиций, которые вдруг проявил Малк, сын Никини.

Честолюбивые замыслы древлянского правителя могли обрести конкретные очертания, когда его киевский суверен бежал от берегов Малой Азии, погубив войско и опозорившись. На новый призыв Игоря к походу против греков Малк ответил отказом. Видимо, он рассчитывал, что великий князь еще раз будет крепко побит, и неизвестно, сохранит ли свою власть и жизнь. А потому, незачем участвовать в его затеях, тем более, что и родной братец от Игоря отвернулся.

Но переменчивое военное счастье, против ожидания, благоволило к Игорю, который вернулся домой с победой, славой, богатой добычей и данью от греков. Теперь великий князь готов был предъявить самый строгий счет непокорным вассалам. И решил в осенне-зимний сезон 944-945 гг. лично отправиться в полюдье.

Согласно летописям, инициатива исходила от княжеских дружинников, которые заявили, что они, дескать, наги, тогда как «отроки» воеводы Свенельда, постоянно занимавшегося сбором дани в предыдущие годы, хорошо обеспечены. Элемент истины в данном сообщении вполне просматривается. Игорь реально испытывал серьезные финансовые затруднения и, может быть, в какое-то время не мог надлежащим образом обеспечивать даже свою гвардию. Но это было связано с общим состоянием государственной казны, куда поступала основная часть доходов от сбора дани, вне зависимости от того, кто дань собирал.

Личное участие князя в полюдье было давней традицией, которой Игорь, в силу обстоятельств, пренебрегал в течение последних лет своего правления, переложив данную обязанность на Свенельда. Этот жесткий служака, конечно же, давал подчиненным возможность подкормиться, но радел о княжеских интересах и обдирал подданных не своей корысти ради, а из усердия. У князя не было серьезных оснований для недоверия своему воеводе. Выступая в роли сборщика дани, Игорь собирался решать не только фискальные, но и некоторые общеполитические вопросы.

Традиционный маршрут полюдья, начинаясь из Киева, вел сначала к древлянам, оттуда к дреговичам. Затем заходили на территорию кривичей. В Смоленске, где находился постоянный княжеский гарнизон, оставляли собранное добро, чтобы с началом навигации отправить его в Киев по Днепру. Из земли кривичей шли к северянам, нагружая обоз тем, что собирали по ходу движения. И затем возвращались в Киев (74).

Полюдье к временам Игоря приобрело характер регулярного мероприятия, производившегося из года в год по одной и той же программе. Князь (или его ответственный представитель) двигался со свитой и большим обозом, в сопровождении надежной охраны. По пути делались остановки в заранее подготовленных местах, куда свозили дань, съезжались просители и жалобщики. По мере необходимости, производился княжий суд, решались текущие административные вопросы. Так, что не следует рассматривать действия Игоря в Древлянской земле, как набег разгульной княжеской дружины. К провинившимся вассалам князь шел с гневом, но не с войной.

Открытого сопротивления Игорь не встретил. Явившись в древлянскую столицу, город Искоростень, великий князь должен был предъявить своему подручнику грозные обвинения. Отказ от участия в походе на греков мог квалифицироваться (выражаясь языком современной юриспруденции), как государственная измена и мятеж, в условиях военного времени. Но древлянскому князю как-то удалось вымолить прощение. Быть может, Игорь принял во внимание прежние заслуги рода, к которому принадлежал его провинившийся вассал. Или какие-то друзья Малка за него похлопотали. За провинность древлянского правителя ответили его подданные, с которых взяли дань в полном объеме, и даже сверх того. Собирая эту повышенную дань, княжеские дружинники с древлянами не церемонились, с разрешения своего начальства. Так сообщает текст ПВЛ: «И творили им насилие мужи его».

Завершив дела в Древлянской земле, сборщики дани отправились далее, по обычному кольцевому маршруту, который надо было пройти в установленные сроки, чтобы с началом весенней навигации ладьи с собранными богатствами уплыли вниз по Днепру, и княжеское добро своевременно оказалось на рынках Византии. Но Игорь вдруг отделился от своей многочисленной команды чиновников и воинов. Взяв с собой малую дружину, он повернул назад, к Искоростеню. Согласно тексту ПВЛ (весьма тенденциозному в данном случае), князь якобы захотел еще что-то пособирать у древлян. Приниматься за такое дело без надежной силовой поддержки было бы бессмысленно и небезопасно. Да и неуместно было для государя Руси устраивать явный грабеж (при том мелочевый), командуя кучкой воинов личной охраны. Если бы он уж очень жаждал дополнительной поживы, то должен был бы искать ее у тех племен, к которым от древлян переместился процесс полюдья.

На самом деле, Игорю, по всей видимости, не хотелось самому заниматься обиранием дреговичей, кривичей, северян. Принципиальные вопросы, возникшие в отношениях великого князя с Древлянской землей, были решены. Далее ожидались лишь рутинные дела на долгом и утомительном пути по раскисающим в осеннюю непогоду дорогам Полесья и Верхнего Поднепровья. Эти дела можно было передоверить одному из опытных бояр (например, тому же Свенельду). Князь так и сделал, а сам направился в Киев кратчайшей дорогой, через Искоростень. Видимо, он торопился к супруге и сыну. А может быть, помимо прочего, рассчитывал потешиться по пути охотой (которой славилась Древлянская земля), попировать на воле.

Судя по всему, Игорь не опасался какого-либо подвоха со стороны своего подручника, с которым обошелся весьма великодушно. Пугнул немного, а затем простил. А ведь мог бы наказать Малка за его неповиновение по всей строгости: отстранить от власти, судить своим великокняжеским судом, заточить, даже убить.

Древлянский же князь, узнав о возвращении Игоря к Искоростеню, не на шутку затревожился (такой вывод следует из анализа летописных сообщений). Никто не знал намерений суверена, который мог еще раз прогневаться за что-то.

Однако, вскоре выяснилось, что Игорь идет лишь с горстью слуг и телохранителей. Таким образом, великий князь оказывался в полной воле своего вассала.

Малк не отказался от представившейся вдруг возможности поквитаться за пережитое унижение. Но сделал это не своими руками. Он запустил слух, что Игорь будет требовать еще одну дань, в дополнение к тому, что уже взял. Это абсурдное обвинение сработало безотказно. На спешно собранном совещании древлянских старейшин, красочно обрисованном в «Повести временных лет», в отношении Игоря прозвучали жесткие слова: «Если повадится волк к овцам, то вынесет все стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит». Дальнейшее хорошо известно из текстов русских летописей и из сообщения Льва Диакона. На пути в Искоростень Игорь попал в засаду. Плененный буйной толпой, князь был привязан ногами к верхушкам двух загнутых берез, которые затем отпустили, в результате чего тело Игоря разорвалось напополам.

!!! Комментарии и источники к Главе 17 смотрите здесь.

Продолжение

На Главную "Первых Рюриковичей"