Как всегда, первой решила нанести удар по несогласным – власть.
И как только автобусы стали подъезжать с Невского к Казанскому собору для того, чтобы из них высыпали чернорубашечники с дубинками и в шлемах и стали всех вязать, пошел крик: «Падайте под колеса! Не дайте им двигаться! Падайте под колеса!» Это кричали ребята, которые бросились под первый автобус и загородили въезд своими телами.
Автобус остановился. Туда бросился еще народ, видя, что все получается.
Осмелевшие менты тут же подскочили и стали вязать первую партию…
Я переглянулся с Денисом и заржал.
- Ну что? Побежали под колеса?
За первым двинулся второй автобус, полный спецназовцев.
Он кивнул.
- А давай!
Мы ринулись ко второму транспортному средству и театрально, в виде распятия упали перед ним, наблюдая его приближение. Не моргая и улыбаясь.
Кажется, именно так погибнут в 1991 году несколько человек во время Путча и переворота. Только под танками.
Но нам тогда везло. Это была, в принципе, первая массовая демонстрация протеста в Ленинграде, и ОМОН растерялся тогда гораздо больше, чем противостоящая ему масса. Поэтому их автобусы остановились. И они не вышли наружу и уехали обратно. А менты, нагрузив несколько газиков народом, поняли, что им нереально арестовать больше. И смылись к себе в отделение с плененными…
Воодушевленная победой и чествуя тех, кто бросился под колеса, как героев, толпа разрослась до неимоверных размеров и жаждала активных действий.
И они не заставили себя ждать.
Лидер Демократического Союза встал во главе и сказал: «Идем выручать товарищей! Герои за решеткой! Требуем свободы для наших братьев по борьбе!»
Толпа заволновалась не на шутку… Я впервые наблюдал за массой, превращающейся из отдельных личностей в единое животное с единым мозгом – что спинным, что головным. Это было невероятно занимательно. Ощущать себя частью огромного организма… Сила от этого росла нереально…
И мы все двинулись мимо Гостиного двора к Отделению Милиции на Садовой. Зрелище было устрашающее. По официальным сводкам, появившимся на следующий день, в демонстрации приняло участие 3 000 человек. По неофициальным, их было не меньше 10 000. К нам присоединялись практически все более-менее адекватные люди на улице и вставали легко в одни ряды с оппозицией…
Движение было прекращено и на Садовой, и на Невском. И среди всего этого мы принимали самое деятельное участие, выкрикивая антиправительственные лозунги и угрожая КПСС и ее сатрапам.
Но в связи с тем, что демонстрация растянулась на километр, к моменту, когда подошли последние, первых демонстрантов во главе с лидером ДС – арестовали и посадили вместе с той первой партией активистов, из-за которой этот марш и начался.
Демонстрация осталась без головы, но совершенно не растерялась и не потеряла энтузиазма. Более того. Толпы устроили блокаду отдела милиции и сами произвели заочный арест сотрудников органов.
Пока те не выпускали заложников, они сами никуда не могли выйти. Люди свисали с окон, держась за решетки, толпа бурлила и пела Интернационал. Был полный Ад на улицах. Никакого вмешательства силой решили не производить и ждать.
Но под вечер стало холодать. Я продрог. Мне захотелось домой.
Денису тоже. Зуб на зуб не попадал. Ведь была зима…
Мы устали. Все-таки нам было всего по 15... Ну, мы перевернули машину, еще одну у самого отделения, думая, что она принадлежит кому-то из ментов. И уже думали ее поджечь, чтобы согреться у костра, как к нам подкатило французское телевидение.
Тут надо немного рассказать, почему, наверное, подошли ко мне, и как я выглядел. Итак – у меня на ногах были белоснежные кожаные кроссовки «Конверс», стертые вдребадан джинсы «Ливайс» с большой кожаной латкой на ляхах между ног, дедушкино драповое пальто, под ним индийская рубашка с огромным воротником в стиле 70-х и сверх всего этого на голове – кепка с опущенными ушами, которую все, кто ее видел, называли «Немцы под Москвой». В общем, выглядел я как 100 % неформал.
Мне сунули под нос микрофон, и журналистка спросила на ломанном русском:
- Вы металлисты?
- Нет, - выдохнул я пар на оператора. - Мы анархисты-синдикалисты.
Каждый раз, когда я вспоминаю это интервью, расплываюсь в улыбке. Такой концентрации невинности, глупости и поэзии, как в перестройку, я больше не видел.
Причем со всех сторон. И от бунтующего народа. И делающего на этом свои новости иностранного элемента, и Ментов, с досадой смотрящих на толпу из своего оккупированного отделения милиции на осадном положении и реально не представляющих, что им делать.
Это было самое начало бунта и гибели страны. И в тот день мы прочувствовали это, допивая горячий чай с французскими телевизионщиками в «Сайгоне». Всех отпустили. Начальник отделения принес извинения. Многотысячная демонстрация разошлась по домам и питейным заведениям с полным ощущением победы над режимом. Мы веселились.
На следующий день в школе взгляд на ребят в классе и учителей у меня изменился кардинально. Они не были там. И они не могли меня ничему научить, судить или тем более воспитать.
Необходимость изменять окружающий меня мир к лучшему толкала меня все к новым и новым действиям исключительно политического характера. Я придумал название для нашей персональной законспирированной группировки - «Клуб дружбы русско-чеченской молодежи».
Я жил частенько летом на Северном Кавказе в Грозном, где мой дедушка был в свое время депутатом и начальником банка и обожал гостеприимных и радушных чеченцев, которые всегда составляли самое близкое окружение моей русской семьи.
Я и представить тогда не мог, что впереди наши народы ждет 10-летняя война, и название нашей организации будет восприниматься двусмысленно. Тогда оно звучало также мило и красиво, как «Клуб дружбы народов». И почему именно под этим именем мы решили предлагать всем участие в угоне самолета (этими угонами потом прославится чеченская гвардия) – тоже непонятно. Наверное, все это уже носилось в воздухе, и мы просто считывали надвигающееся будущее, воплощая его пророчески в буквах и мыслях.
Юлика, брата Дениса, мы приняли в наш «Клуб дружбы русско-чеченской молодежи» первым. Юлик был большой интеллектуал с баском. У нас имелась записная книжка с телефонами ВСЕХ ПРАКТИЧЕСКИ партий и объединений, представлявших политическую оппозицию. Так что мы посадили 13-летнего братика Дениса на телефон, и тот своим абсолютно не детским голосом начал обзвон потенциальных революционеров.
- Добрый день. Это вас беспокоит «Клуб дружбы русско-чеченской молодежи». Мы решили перейти на нелегальное положение из-за преследования со стороны властей и покинуть пределы нашей страны, угнав самолет. У нас остается еще свободное место, и мы можем дать его вашей организации за участие в нашем террористическом акте. Оружие и деньги для операции мы предоставим.
Реакция была самая разнообразная. Кто-то принимал нас сразу за провокаторов и бросал трубку. Но большинство нас развлекало и вступало в интеллигентную дискуссию.
Поэтому мы подключили телефонный аппарат к бобинному магнитофону и стали вести запись всех наших бесед, которые нам показались забавными и которые мы любили переслушивать, угорая со смеха.
Я думаю, КГБ бы многое отдало тогда за такой компромат.
Звоним в Демократический Союз.
Мама неутомимого борца с режимом и Лидера ДС сетовала, что ее сын воспользовался бы нашим предложением, но из-за стихотворения о том, как Владимир Ильич Ленин изнасиловал девственницу Россию, написанного со всеми физиологическими подробностями, он скрывается от КГБ, и она найти его не может, и вестей он не подает.
В некоторых местах отвечали отлично и с юмором, диктуя нам в ответ телефон: «Позвоните по этому телефону, там вашей информацией очень заинтересуются». Юлик тщательно записывал и переспрашивал: «А кто по этому телефону?» И ему в ответ смеялся представитель общества «Память»: «Как кто? Комитет Государственной Безопасности. Они собирают информацию по угонам самолетов. Для них это насущная тема. Только поспешите, молодой человек, у них скоро обед».
С редакцией журнала «НАЧАЛО» мы начали общение вопросом «А когда будет конец?» Женский голос смеялся от души. Потом девушка привела себя в порядок и, явно улыбаясь, ответила: «А вот этого никто не знает…» Потом мы продолжили тематическую беседу и снова получили отказ.
Никто не собирался с нами связываться и угонять самолет. Все хотели заниматься своими мирными делами и не желали лезть на рожон. Мы раздражались. Они раздражались тоже. Но к консенсусу не пришли.
- Мы занимаемся серьезными вещами, а не детским хулиганством. – Говорили они.
На что Юлик разумно отвечал:
- А что может быть серьезнее угона самолета? Если ты политик, то должен не бояться угнать самолет.
Ни один взрослый человек не смог в споре победить ребенка. Отмазки были никчемные и жалкие. Диссиденты прятали за юмор и иронию свои слабость и страх и неспособность к решительным действиям.
Самая долгая дискуссия была у Юлика с Петром. Нашим партийным лидером:
- Ок. Не хотите угонять самолет, не хотите. Но я люблю бить стекла. И поэтому хочу вступить в вашу партию. Вы же анархисты? У вас все можно?
- Боюсь вас разочаровать – но мы стекла не бьем.
- Как так не бьете? Какие же вы тогда анархисты? Анархисты должны бить стекла!
На что Петр ответил:
- Мне кажется, вы имеете общение и отношение к двум молодым людям, Диме Мишенину и Денису Миронову. Двум не самым ортодоксальным представителям нашей партии. Они там случайно не рядом?
Мы давились смехом и зажимали рты… И все эти разговоры записывались на катушки с магнитной пленкой.
Арестуй нас тогда КГБ, доказательств нашей преступной деятельности с лихвой бы хватило на громкий процесс. Мы все документировали. Квартира была полна антисоветской литературы, оружия и пленок с призывами к терроризму и свержению существующего строя.
Да, мы были достаточно маленькими, чтобы чувствовать свою полную безнаказанность. Но практическое осознание того, что все наши действия наказуемы, однажды все-таки пришло с нам.
В очередной раз мы обсуждали с Денисом очередной теракт – на этот раз находясь каждый у себя дома. Теперь мы планировали телефонный терроризм во время весеннего призыва в армию. Обзвонить сразу все ленинградские военкоматы и предупредить о заложенной бомбе и таким образом сорвать призыв сразу по всему городу. Но для организации данного мероприятия одним Юликом было не обойтись. Нужны были дружные русские и чеченцы, которые нам помогут.
Мы никогда не обращали внимания на постороннее щелканье и шуршание в трубке. Во времена аналоговых и стационарных телефонов связь всегда была с помехами. И вот в один из таких разговоров между нами вклинился спокойный и ледяной голос: «Здравствуйте. Не уходите сейчас из дома. К вам выслана машина из Комитета Государственной Безопасности».
Я засмеялся…
- Денис, как ты так научился голос менять?
Денис недоверчиво вдруг спросил:
- Это не ты сказал?
Третий голос вмешался снова: «Это сказал я. Ваш телефон прослушивается. Оставайтесь на месте».
Я перестал ржать. Холодок прошел по моему телу.
- Денис, это ты?
- Это не я Дима. Давай созвонимся попозже. Мне кажется, нас прослушивают.
- Мне тоже так показалось.
Мы уже не хихикали.
Ситуация была или страшная, или идиотская.
- Ну ты, - обратился я к невидимому шпику, - подай голос.
Тишина мне была ответом.
- Что молчишь? - Сказал я в пустоту.
Ответа не последовало.
Мы повесили трубки в озабоченном состоянии духа. Я сел и подумал: «Что это было?»
В этот момент Денис сказал, что он собрал все катушки с записями и стал быстро стирать записи, чтобы к приезду уничтожить все улики.
Настроение было испорчено.
Предупреждение было получено.
Мы оказались под колпаком.
Никто не приехал. Скорее всего, это была шутка случайно вклинившегося на линию человека. Или это было реальное предупреждение КГБ. Неизвестно. Но я помню тот ледяной прилив страха, который разливается по телу, когда ты понимаешь, что за тобой следят и твои разговоры слушают.
Я почувствовал себя на 100 % параноидальным советским человеком. Человеком Параноидом. Живущем в Империи Страха. И еще раз убедился в том, что мне с этим страхом не по пути.
Я осознал, пока сидел и ждал, приедет КГБ или не приедет, что с этим всем точно надо что-то делать и немедленно. Так жить нереально. Более того, я понял, что хочу научиться говорить так громко, чтобы никому и в голову даже не пришло меня подслушивать.
На следующий день, обсудив инцидент, мы приняли решение исключить телефонную связь в обсуждении готовящихся акций. И больше уделить внимания конспирации.
Смешно было, когда мы сидели в кафе «Паланга» и пили коктейли. К нам подсаживались девочки и, заигрывая, говорили: «Вы так на нас смотрели, мальчики… Так, как будто хотели с нами поразвлекаться? Вы так живо это обсуждали…»
Я отодвигал руку барышни от своей шеи, которую она попыталась погладить, и сухо отвечал:
- Мы говорили не о вас. А о революции. Если хотите пообщаться о политике, присаживайтесь…
Они всегда присаживались и сидели до упора, пока мы не уходили, мы явно нравились 18-летним сучкам, но на секс нас было не развести никак. У нас в головах был только террор и манифесты.
А телефонная шутка с КГБ нас еще больше подстегнула в нашей ненависти к Власти. Мы попытались пробиться на телевидение и устроить заварушку там.
Первой и единственной телепередачей, в которую нам удалось попасть, была «ПОЛИТКЛУБ» для подростков. Там собирали школьников, студентов и взрослых для обсуждения происходящей в стране перестройки и реформ.
Ее вел комсорг из нашей школы. Перспективный золотой медалист. Передача позиционировалась как прямой эфир.
Мы потирали руки от предвкушения.
Как только началась программа, мы взяли инициативу и устроили там полное шоу. Мы глумились над собравшимися комсомольцами от всей души, так как оказались там единственными, кто не вступил в ВЛКСМ, и говорили о том, что мы самые молодые анархисты и хотим свергнуть советскую власть.
Через полчаса активных прений камеры были выключены, и нас попросили вывести. Оказывается, все было подстроено, чтобы вычислить неблагонадежных детей перед эфиром.
Вот как. Запись передачи началась без нас. Это была всего лишь репетиция.
На выходе из телецентра на меня накинулся с палкой и попытался избить какой-то старый коммунист, видевший мое выступление на этой репетиции, но я вырвал у него палку и выкинул подальше. И он, как собака, поковылял за ней, когда я дал ему пендаль.
Так не состоялась наша телекарьера. Больше на ЛЕН ТВ нас не приглашали и, конечно, не пускали.
Все, за что бы мы не брались - от терактов до телепровокаций, в итоге не получалось, потому что мы были детьми, а поддержки взрослые политики нам не оказывали и не ценили наш накал революционных страстей. Мы не нашли соратников по борьбе и оставались в воинственном одиночестве.
Политика оказалась нереально скушным занятием без вооруженной борьбы и ТВ-дебатов – в ней вообще ничего интересного для молодого человека не было. Сплошной треп и трындеж. Мы разочаровались на ходу в выбранной нами партии и предлагаемой диссидентами дороге к демократии.
Но темпа жизни мы сбавлять были не намерены и, когда решили валить из партии с концами, Денис просто прикарманил партийную кассу. Было это так. На очередном собрании псевдоанархистов, которые хотели не анархии на самом деле, а порядка, со знанием дела и смаком взрослые дядьки обсуждали, что в Питере дешевеет оружие. А это явный признак надвигающейся революции. И надо брать и вооружаться. Ну, я и сказал, что есть человек – черный трофейщик, оккультист, который может нам продать оружие – включая пулемет «Максим», если надо, действующий. Партия решила вложить все деньги в оружие. Денис поддержал мою идею.
Никто из диссидентов не хотел нарушать закон, против которого они боролись. Это было невероятной двуличностью, и юное сердце революционера не могло с этим смириться.
Вообще, нам стало казаться, что все заодно с властью. Разочарование было полным.
Трепаться и сидеть на кухнях нам было неинтересно. Нам был нужен праздник и тарарам.
В 16 лет я вышел из партии анархистов-синдикалистов, в которой честно пробыл целый учебный год, и навсегда порвал с политикой. Я снова стал уделять больше внимания религии, искусству и наркотикам. А Денис, выйдя оттуда, но получив отличный опыт увода партийной кассы и наглядный пример личного обогащения – открыл в себе новый талант и стал разрабатывать криминальную ниву своей натуры. Вскоре он действительно стал одним из самых успешных молодых мошенников Питера и привлек меня к некоторым своим операциям как креативного консультанта.
Когда я стал совершеннолетним, органы принялись сильнее преследовать из-за инакомыслия. Была попытка завести уголовные дела из-за отказа служить в армии, и я лет на пять пустился в бега, ощутив в реале, что значит оказаться политбеженцем и настоящим маргиналом без загранпаспорта и возможности жить по месту прописки.
Но я не собирался защищать страну, которая меня угнетала, ее режим и прочую хуйню, которую она из себя представляла.
Я презирал ее законы и жил, как хотел. И вот тогда, в 20 лет я и стал настоящим анархистом. И практика анархизма поэтому меня привела в итоге к криминалу, а из криминала в искусство. Которое для меня и есть идеальное и вечное проявление моего девиантного поведения.
Но это все происходило уже в следующем десятилетии. В 90-е, когда Петра мы видели каждый день стоящим у Гостинки и продающим свои никому не нужные газеты. В Папахе с черной ленточкой, одинокого, киношного и жалкого.
Время ушло. Политика снова стала немодной.
И проезжая мимо него на белой тачке, с бутылкой колы и сигарой, в белом костюме, среди всего этого разгула их ебаной демократии, превратившейся в бандитский беспредел, я ехидно комментировал нашему водиле:
«Революцию надо делать с пистолетом и экспроприировать барыг, а не топтаться у метро, как бомж, торгуя листком правды».
На этом мы и порешили. Показав политике черное дуло пистолета.
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете