...Анфиса осталась вдвоем со штофом и обвела глазами зал: у каждого божества было свое украшение, цвет, собственный столик с троном и символом власти на спинке. Группы божеств образовывали подгруппы из пяти пар, и каждая подгруппа окружалась пятикратным радужным ореолом.
Ореолы голубого цвета были мудры и не напрягали подобно тому, как не напрягает бирюзовая чаша, отгороженная в музее – ниткой – от посетителей. У ореолов голубого цвета не было ни центра, ни границ.
Белый ореол мудрости казался Зеркалом: именно с таким ореолом бежала когда-то мимо Анфисы Белка.
Желтый ореол Равенства был подобен золотой музейной чаше, а красный, сияющий из сердца Амитабы, - коралловой музейной чаше, тоже опрокинутой.
У каждого ореола имелись собственные спутники предельно простого типа “Луна - Земля”, но не имелось ни конца, ни начала: Анфисе даже стало казаться, что сами стены “Праги”, расширившись до неузнаваемости, никогда не имели ни конца, ни начала, а родились сразу где-то в конфуцианской середине, которую Анфиса с некоторых пор (одной ей известно за что), недолюбливала.
Вдруг внутренний голос оборвал мысли Анфисы, и она поняла, что все эти 42 божества, засветившиеся в Тибетской книге мертвых, – порождение чьего-то, а не ее собственного, ума! И как только она это поняла, все божества переместились назад на свои страницы, как когда-то – персонажи «Королевского крокета», отправившиеся на историческую родину, в колоду карт.
Анфиса снова вспомнила о все порождающих мыслях и, прогнав видения, расстроилась немного от той чертовщины, которую вызывала собственной головой лет двадцать.
“Принца пора материализовывать, – гордо, печально, одиноко и медленно соображала Анфиса. – Или нищего. Разницы нет, главное, чтоб разбудил, собака. Поцелуй не обязателен, но запланирован. Фрейд и тут успел...”
Анфиса хотела потрогать себя за рукав, но наткнулась на голое тело: чудесный финикийский костюм пурпурного цвета исчез, оставив вместо себя инкубаторский узкий сарафан, в котором ходило пол-Москвы.
Анфиса вышла из “Праги” и пошла прямо по Калининскому, морщась от грохота и выхлопных газов. Ей показалось, что те образуют не столь отдаленное подобие замкнутого круга, оказавшегося мандалой: Анфиса присвистнула. В центре мандалы сидел лотосоподобный Бог Танца с кривым ножом и черепом, наполненным кровью. Анфиса вспомнила, что череп с кровью означает отречение от жизни – уход от Сансары, и стала ждать, кого увидит дальше.
В восточной части круга появился Хранитель Земного знания, в южной – тот, кто продолжает или укорачивает жизнь, в западной – Хранитель Великого Символа с “Практическим курсом йоги” в руках, в северной – Хранитель Чего-то Особого, очень сложного, и для Анфисы засемьюпечатного.
Все эти хранители находились в обществе дакинь, похожих на древних манекенщиц, если те существовали, а на самом деле – фей, увлекающихся по молодости тантрической эротикой.
Вслед за хранителями шли, из смога материализовавшиеся, герои и героини небесного труда с бубнами, барабанами и флейтами, поэтому на Калининском стало еще более шумно, чем обычно.
Вся эта процессия светилась и переливалась так бирюзово, что Анфиса впервые по-настоящему испугалась, но на тусклый цвет не соблазнилась, а по кармическому закону, после видения такой демонстрации Анфису могли реинкарнировать на более высокую ступень, а то и вовсе оставить в покое, как она мечтала.
“Как я замучалась, – подумала Анфиса, заходя в метро, – как замучалась! Как они меня все за...” – но не договорила и проснулась на конечной станции, где Щелковский автовокзал подмигивал ей фарами.
Анфиса никак не могла все-таки взять в толк, что же с нею происходит: да и как его взять, где он лежит, этот толк? Пошли кривотолки, но прошли достаточно быстро.
Анфиса уперлась лбом в оконное стекло, и оно тут же треснуло, не выдержав и сотой доли Анфисиных мыслей. “Сильная женщина плачет у окна...” – донеслось откуда-то сверху пугачевское, но заплакать у Анфисы не получилось.
- Так и железной ледькой станешь, – подумала она, вспомнив о восковой фигуре Маргарет Тэтчер: та стояла в стеклянной витрине в синем “родном” костюме и отталкивала маленькими мышиными глазками, будто живыми.
Еще Анфиса подумала, что неплохо бы перекусить, что зря она в “Праге” упустила такой момент, и стала уныло грызть чипсы. “А если он не придет и не поцелует, в смысле – не разбудит? – тревожилась. – Что тогда? Сама-то себя я поцеловать не могу”.
- Но разбудить можешь, – сказал ей внутренний голос, и Анфиса разозлилась:
- Да сколько можно, все сама и сама!! Хоть раз бы – как в сказке! – тут она вдруг разревелась, а внутренний голос утонул в слезном пруду, потопившем не только окно, Музей восковых фигур, но и сам Щелковский автовокзал. Люди и манекены стали похожи на героев “Титаника”, только Ди Каприо поблизости не было.
- А ты бы смогла за мной, как она? – вспомнила Анфиса давнее, когда смотрела фильм с Небезызвестным.
В кадре Ди Каприо был прикован к какой-то трубе, и вода заливала отсек, а Роуз аффективно плыла к красавчику с топором. Анфиса тогда промолчала; молчала она и сейчас, потеряв всякие ориентиры, – она ведь не знала, зачем ей эти все Бардо, в ассортименте с принцем, методологией и пустым желудком. Анфиса, впрочем, не решаясь упасть окончательно в собственных глазах, наспех вытерла глупые слезы и чихнула, шепнув в пустоту:
- Да разве может быть что-то хуже, чем упасть у себя самой в собственных глазах? – и, отряхнувшись, пошла искать чудо в щекотливом промежутке между жизнью и ее подобием.
“Тиха украинская ночь”, – пронеслась строчка мимо Анфисы, и тут же скрылась за ярким месяцем, который так и хотелось лизнуть: он был будто леденец на фоне темного неба с парой-тройкой вылинявших за день тучек. Анфиса подняла глаза вверх и вдруг поняла, что никакая сейчас не ночь, а самый настоящий белый день, и стоит она аккурат в центре Дерибасовской, слушая обрывки интеллектуальной беседы:
- Вы бы, мадам Жлобенко, не вдалбливали в огурцы столько соли. Огурцы – не девушка в положении!
- Я, мадам Лохушко, и рада бы поменьше соли, да Фанька того и гляди выродит!
- Вы бы, мадам Жлобенко, все-таки поменьше... А Фанька и капусты съест.
- Да Фанька-то уж всю капусту сожрала, мадам Лохушко! Так что к ужину не приглашаю, пока Фанька не выродит; уж не обессудьте, мадам Лохушко!
Отойдя куда подальше, Анфиса заметила полинявших, как тучки, путанок лет по осьмнадцать, а прямо по курсу – крайне мерзкого типа. Это был майор Похренушко, действующий согласно пунктам разнообразных приложений к несуществующей Инструкции.
- Здрасьте, здрасьте, – тошнотно изменил он положение лицевых мышц улыбкой. – Никак на заработки?
- Никак нет, – ответила Анфиса. – Хотя работка бы не помешала, нельзя же жить на одну стипендию!
Майор Похренушко загоготал:
- Да кто ж тебя на работу без блата возьмет? Эх, зелень... – он почесал затылок. – Вот, правда, если хочешь Большой и Чистой Работы, приходи вечером на сеновал. Придешь?
- А чего ж не прийти, – сказала Анфиса. – Приду. Только с Бхагаваном.
- С каким таким Бхагаваном? – переполошился Похренушко и даже не успел цыкнуть на пасущихся недалеко пасторальных путанок: чистый фа-мажор, неразбавленный! – Бхагаван нам не нужен!
Анфиса пожала плечами и направилась было к морю, оставляя легавого у открытого кафе, но тот быстро отставать не привык:
- Ваши документы, – сказал он официально.
Анфиса протянула паспорт.
Майор Похренушко долго изучал графу “место жительства” и, напрягши мозг, догадался: Анфиса не из местных.
- Почему прописана не по Дерибасовской? – он вытаращил на Анфису мутно-поносные глаза.
- ..?!
- Прописаны в другом городе, а по Дерибасовской расхаживаете, как по дому родному! Платите штраф.
- Но за что? – Анфиса обалдела от такого идиотизма.
- За то, что не зарегистрировались.
- Но я только приехала...
- Короче: или штраф, или вечером на сеновал, ясно?
- Не очень, – Анфиса разозлилась не на шутку и крепко выругалась.
- Ах, так? – разъярился Похренушко. – Взять ее!
Откуда ни возьмись, появилось еще несколько легавых: Анфису затолкали в “воронок” к трем фа-мажорным путанкам.
- За что? – тихо поинтересовалась у самой себя в воронке Анфиса, а тощенькая с малиновой, размазавшейся на губах помадой объяснила:
- За что, за что. За “Титаник”, известно. Ди Каприо, Роуз с топором... Вот и торчи в ментовке теперь, москвачка хренова.
- Дура, – сказала Анфиса и отвернулась. – Ты хоть “Муму” успела в школе прочитать?
Майор Похренушко не дал возможности расставить точки над шедевром классики и, залезая в воронок, наклонился к Анфисе: она почуяла, как противно несет от него луком, потом, политинформацией и хоровым дирижированием.
- Так как – “туда” или на сеновал?
Анфиса в секундном размышлении “сказать-не сказать гадость?” ужаснулась, до какой же степени она глупа, если материализует постоянно какое-нибудь Г. вместо “большой и чистой”. Вот и сейчас: проститутки, офигевший мент, жара; до моря – рукой подать, а ее везут в ментовку...
- Я твой самый знаменательный числитель, – продолжал распинаться Похренушко.– Из первого ряда.
- А я тебя на “ноль” разделю, – осенило вдруг Анфису, и внезапно исчезло все: Похренушко с запахом изо рта, глупые путанки, душный “черный ворон”, не списанный с 1937-го, и даже сама Дерибасовская. Жаль было только море...
Вместо всего этого Анфиса увидела саму себя, стоящую неподалеку от грязноватого пятачка, у магазина “Продукты” с игривой надписью “ООО Содом, Гоморра и К” сверху. На тяжелой железной двери висела ксеранутая реклама “Йохимбе – и вы настоящий пацан”, а несколько пока не очень настоящих пацанов внимательно, по складам читали одинокую бумажку. Автобус, отправляющийся от станции Куево-Кукуево, ходил раз в полтора часа.
В Куево-Кукуево к этому привыкли; автобус раз в полтора часа мало кого трогал. Анфиса тоже попыталась сделать так, чтобы ее это мало трогало; это почти получилось, если б кто-то не сказал, будто автобус пойдет только до Куяково, а не до Города.
- А из Куяково до Города когда? – поинтересовалась осторожно Анфиса.
- А из Куяково, мадам, сегодня ничего не пойдет. Отменили.
- Как же тогда до Города добраться? – спросила в воздух Анфиса.
- Ну, язык до Города доведет, – ободрили Анфису куево-кукуевцы и встали в длинную очередь к прибывшему транспорту с табличкой “до Куяково” на лобовом стекле. Автобус напоминал машинку фирмы “Ритуал”, но внутри было весело – народец оказался не злобным, а смешливым. Особенно долго смеялись потом карманники, собирающие собственный НДС.
- Почем билет? – спрашивал кто-то, никогда не живший больше чем на одну зарплату.
- Немерено, – отвечали в другом конце автобуса, вызывая всеобщий смех.
Анфису же смяли с пяти сторон: дышать свободно не было никакой возможности, и она закрыла глаза, представляя, что спит. Вдруг ее так тряхнуло и сдавило, что все кастанедовские сказки потеряли актуальность, и Анфиса грустно вжалась грудью в воображаемый поручень, а через сорок минут оказалась в Куяково с ощущением брезгливости и тоски – одновременно.
- Что я делаю здесь? – снова, в который раз, спросила саму себя Анфиса. – И делаю ли здесь “это” – Я? Где то самое “здесь”? Сейчас ли – оно?!
Она пошла по длинной тенистой аллейке в направлении хоть какой-нибудь гостиницы.
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете