ВЕЛИКИЕ И УЖАСНЫЕ ЭРОТИЧЕСКИЕ СЦЕНЫ ПОСТСОВЕТСКОГО КИНО
Часть V. Неснятая эротическая сцена с Наташей Гусевой (неудачный опыт альтернативной истории)

Телесериал «Гостья из будущего» был пущен в эфир по советскому ТВ, как только новым генеральным секретарем ЦК КПСС Горбачевым на памятном всем съезде был объявлен курс на перестройку. Раньше считалось, что советским детям фантастика в киноварианте не нужна, и сериал год лежал на полке. Оказалось, что в чем-то предыдущие генсеки были все-таки и правы – советские школьники были откровенно неподготовленными к такого рода экспериментам над их неокрепшими мозгами. После показа сериала главной героине, отличнице Наташе Гусевой, стали писать письма со всей страны мешками. Я лично знал десятерых человек, которые писали ей объяснения в любви. Перед написанием этого текста я их всех обзвонил, с трудом откопав их телефоны в записных книжках, и опросил. Все, как один, в ответ широко открывали глаза. То, насколько широко открывались их глаза, было слышно даже через телефонные провода.

Генсек Горбачев, выпустивший на детей страны содержимое этого ящика Пандоры, косвенно виновен также и в трагической смерти актера, сыгравшего напарника Алисы Селезневой, Коли Герасимова. Алексей Фомкин умер двадцати шести лет от роду, сгорев заживо в бане по пьяной лавочке. Справедливости ради стоит заметить, что уже в детстве, в этой самой «Гостье из будущего» у него была психофизика будущего алкоголика. Все еще не верите, что «Гостья из будущего» повлияла на умы молодежи пагубным образом? Слазьте (только осторожно) сюда – и ознакомьтесь с теорией откровенно бредящего человека (обсессия Пушкиным всегда была явным признаком этого), что Наташу Гусеву нужно как можно скорее клонировать.

«Гостья из будущего» дала российской реальности ее мейнстрим в том самом виде, от которого мы все стонем. Главная группа, на протяжении семи лет мучающая народ своими задумчивыми песнями о прелестях псевдо-интеллигентного лесбиянства, называется в честь фильма – «Гости из будущего». Помимо этого в «Гостье из будущего» снимались Лена Перова и Инна Гомес (в девичестве – Чуркина), вдвоем представляющие сейчас ненужный балласт поп-культуры России, от которого нужно как можно скорее избавляться (никто уже и не помнит, за какие именно заслуги они прославились в первую очередь). Если кто не помнит, Лена Перова играла в «Гостье из будущего» запоминающуюся очкастую пигалицу, бегавшую по лестницам вприпрыжку и лялякающую. Инну Чуркину-Гомес вспомнить в фильме невозможно, но, судя по фотографии, в своем эпизоде она занималась методичным расчесыванием копны волос. Тем же самым, по сути, обе они занимаются и по сей день.

То есть уже из трех абзацев в принципе становится очевидным, что сериал «Гостья из будущего» – абсолютное зло. И даже не пришлось прибегать к упоминанию Сергея Лукьяненко (а это всегда отрадный факт, как ни крути). Давайте же допустим, что события развивались в несколько другом ключе и подумаем, могло ли все сложиться чуть-чуть иначе. Изобразим «Гостью из будущего» бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери, вернемся в прошлое и наступим ногой, короче говоря. А потом вернемся назад и посмотрим, что получилось.

1988-й год. В московской квартире Наташи Гусевой раздается звонок. На проводе – худший режиссер СССР на тот момент Михаил Туманишвили, снявший одиозный фильм «Одиночное плаванье». Задыхаясь и хрипя, он начинает очень издалека, и Наташа начинает нервничать, потому что ее оторвали от любимых биологических опытов – отрывать крылья бабочкам и смотреть в микроскоп на их гримасы боли. Наташа даже хочет положить трубку – она устала от интервью радиостанциям «Смена» и телепередачам «До 16 и старше». Наташа уже относится к той категории, которая «и старше» – ей 17.

Но из бодрого предстарческого блеяния Туманишвили вычленяется предложение для Наташи Гусевой – роль в остросоциальном перестроечном боевике «Авария – дочь мента». Наташе Гусевой становится немножко не по себе от такого ужасного названия, в котором наличествует ужасное слово «авария» и непонятный термин «мент». Но в дверь уже стучится курьер – он принес в желтом конверте сценарий фильма. Наташа со вздохом накрывает рабочий стол с микроскопом, усеянный лапками гусениц, шелковой материей и удобно, с ногами, усаживается в кресло со сценарием и чашкой чая со смородиновым вареньем.

Через сорок пять минут (Наташа – отличница и читает очень быстро, а сценарий написан) она встает. По идее Туманишвили, Гусевой придется играть в этом фильме то ли хиппи, то ли панк-оторву, пускающуюся во все тяжкие. Есть две сцены изнасилования и как минимум три сцены с обнаженной грудью. Первое желание Наташи – выкинуть сценарий в мусорное ведро (нет, лучше сжечь на балконе, чтобы родители не нашли случайно), а потом пойти в ванную и хорошенько вымыть руки. Она уже почти собирается сделать это, но опять раздается звонок в дверь. На этот раз на пороге – почтальон Федот с виноватой улыбкой четырьмя мешками писем. «Сегодня вот сам донес, Наташенька, уменьшился поток, слава тебе, господи», говорит он молодцевато. «А то вчера мы с Петькой в три захода не управились, таскали аж всю смену. Примите и распишитесь».

«Опять ему автограф понадобился, гаду», подумала Наташа, расписываясь на услужливо подложенной фотографии ее, вырезанной из журнала «Ровесник». «Уже, небось, квартиру купил на вырученные деньги – мои автографы на черном рынке идут по три рубля штука». Закрывая за почтальоном дверь, Наташа случайно задевает ногой один из мешков. Оттуда вываливается ворох конвертов с наклеенными марками и аккуратными круглыми почерками. Наташа опускается на пол прямо в коридоре и начинает механически просматривать адреса. Норильск, Мурманск, Ташкент, Львов, Жмеринка, Алма-Ата. Она открывает лишь те конверты, в которых чувствуется твердая бумага – там должна быть фотография парня. Когда она есть, Наташа вытаскивает ее и смотрит. На фотографиях, как правило, улыбающиеся комсомольцы в полный рост или по пояс. Она выбирает пять самых симпатичных и идет на кухню, достать из холодильника ягодное мороженое. Доев его, она засыпает на тахте перед телевизором с приглушенным звуком.

Наташе Гусевой снится дневной сон. В нем вокруг нее кружится в танце почтальон Петька со знаком Евразии на лбу, повторяющий, словно мантру или детскую считалочку, непонятное слово «селебрити-селебрити-селебрити-селебрити». Танцы почтальона Петьки перемежаются гнетущими образами того, как комсомолец из Комосмольска-на-Амуре упаковывает себя в бандероль и отсылает себя самого по почте Наташе Гусевой. Она просыпается. Ей снова не по себе.

Вечереет, и скоро должны прийти родители с работы, папа рабочий, и мама врач. Наташа расхаживает по квартире, а в голове крутятся слова почтальона Федота – «уменьшился поток, слава тебе господи». Наташа идет медленно в коридор, становится перед зеркалом в прихожей и медленно обнажает из-под халата груди, сначала левую, а потом уже правую. Она смотрит на свое отражение минут пятнадцать. Потом говорит вслух «Не хочу, чтоб уменьшался», и идет к телефону, набирает номер Туманишвили и с апломбом говорит в трубку «Я согласна сниматься. Но сценарий надо подправить - добавить еще постельных сцен. И пусть музыку к фильму напишет моя любимая группа «Алиса». А, уже пишут? Ну, хорошо».

2005-й год. Миллер засиделся допоздна в читальном зале Библиотеке имени братьев Стругацких, где писал трактат о влиянии симметричности прически робота Вертера на общественную гармонию. Работа шла споро, благодаря украдкой выпитым 150 граммам водки «Булычовка». Отвлекали мысли о сегодняшнем разговоре в курилке с коллегой из издания «Вечерний Мелофон». Он жестами намекнул, что сегодня у него на квартире намечается сходка запрещенной Партии Весельчаков У. Возможно, будут женщины и самогон. Это, опять же, возможно, но, скорее всего, будут только четверо людей, которые до хрипоты в голосе будут при зашторенных окнах обсуждать ляпы в сериале «Гостья из будущего» – как это Коля Герасимов с друзьями за пять шагов мог пройти от Нового Арбата до Остоженки? Но все же лучше, чем онанировать на запрещенный DVD «Авария – дочь мента: без цензуры», купленный на Горбушке за половину месячной зарплаты из-под полы. «Ничего, прорвемся, эге-гей, где наша не пропадала», подумал себе Миллер, снимая свой синий форменный пиджак и завязывая потуже узел на пионерском галстуке, причудливо запутавшемся в окладистой бороде.

Далее: «Плюмбум» и «Курьер» как ложные маяки на пути из позднесоветского пубертата.