Предисловие Валерия Былинского о балканской новелле - ЗДЕСЬ. Рассказ Моны Чобан "Дэнка" - ЗДЕСЬ.
Светослав Терзийски
Рангеле!
Рангел шел по длинному коридору больницы. Он любил эти тихие послеобеденные часы, когда утренние посетители уже ушли, а в коридорах устанавливалась тишина, какая-то не по земному серьезная и торжественная тишина – словно бы только что затих мощный голос органа кафедрального собора.
Единственным посторонним звуком был шум, который издавали толстые мухи, которые тоже любили запах смерти. Знакомый тяжелый запах, всегда сопровождавший работу Рангела, запах, который давал ему спокойствие и создавал нужное рабочее настроение. Здесь, в этой больнице даже и не пытались спрятать запах мертвых. Он начинался в мрачных коридорах, поднимался по идущей из подвала лестнице и мешался с запахом экскрементов, больничного супа и дезинфектанта. Запах смерти служил фоном для всех остальных запахов, он давал ощущение подлинности и неизбежности, как и должно быть. Рангела раздражала склонность людей к несерьезности. Будто смерть пройдет мимо них, как будто они никогда не говорили о ней и она не существует. Они воображали, что если будут вытирать запах смерти, непрерывно уничтожать мертвые клетки, подстригая ногти, вырывая гнилые корни своих зубов, омывая в душе свои гениталии, в которых запах жизни быстрее всего превращается в запах смерти, то они никогда не встретят его – ангела смерти. Вот что печалило Рангела. Он любил эту болгарскую больницу, потому что люди здесь были более дряхлые, более грязные, более смиренные – и поэтому их больше любил Господь Бог. Здесь точно знали, что не избегнут смерти, и когда Рангел приходил, когда он садился тихо на их кровати, когда заглядывал глубоко в их глаза, они обычно улыбались и мягко ложились в его руки. В отличие от более богатых стран, смертные здесь редко задавали вопрос «почему?» Рангел сам себе придумал имя Рангел. Он был Архангелом пятой степени.
Как всегда, в послеобеденное время у Рангела не было работы. Люди ведь чаще умирают ночью и на рассвете. Сегодня было пусто и тихо даже перед кабинетом доктора Страшимирова, где всегда собиралось много пациентов. С раннего утра до конца дня доктор принимал большое количество больных, половина из которых уже уходила из жизни, а другая находилась только в начале последнего пути. У доктора Страшимирова не бывало легких случаев. Он был невысокого роста, сутулый, с морщинистым лицом, в больших очках с толстыми линзами на усталых глазах, которые смотрели не с человеческой, а скорее с архангельской печалью. Иногда доктор выходил посмотреть, сколько еще людей ждут его приема. Своей чуть горбатой фигурой Страшимиров напоминал античное божество, стоящее на перекрестке между жизнью и смертью, отделяющее белых овец от черных.
Рангел проходил мимо кабинета доктора, когда что-то привлекло его ангельский взгляд. На кресле перед кабинетом лежал журнал с яркой глянцевой обложкой, содержание которого сразу возмутило его. Дело в том, что журнал внутри был весь в фотографиях геев. Не то чтобы Рангел ненавидел геев, нет, скорее наоборот. Ведь в отличие от обычного человека, этим смертным очень хорошо знакомо страдание, неизбежное в их тленных телах: они знают, что значит быть таким, каким ты не должен быть. Рангела взбесила изысканная художественность этих снимков, эта нежная невинность в глазах эпилированных мальчиков, то, что фотографу так изящно удалось передать младенческую нежность их членов. К тому же большинство натурщиков позировали в расшнурованных сапожках с крылышками. Какой-то смертный грубо насмехался над ангельской сутью. Пока измученные люди ждали свой приговор у кабинета доктора, какой-то человек наслаждался просмотром вот этих нежных молодежных задниц…
Невоздержанность и гневливость – конечно, человеческие грехи, но нередко встречаются и у архангелов. В тот момент Рангел не смог сдержаться и помчался с ангельской скоростью вслед за человеком, который оставил в кресле этот журнал. Человек – это был мужчина – поднимался в гору на мотоцикле. Чтобы остановить его, Рангел поставил перед ним свою правую руку.
«Я ударился в воздух?» - было первой мыслью Божидара, когда он пришел в себя. Над ним блестели белые облака, освещенные послеобеденным солнцем. Божидару хотелось бесконечно смотреть на эти облака, утонуть в них, но только не возвращаться к мучительному вопросу – что с ним случилось, и сильно ли он пострадал. В одной из книг Экзюпери Божидар когда-то читал рассказ о пилоте, который попал в грозу. Когда летчик, спасаясь от бури, поднимал свой самолет выше над облаками, то он попадал в зону чистого покоя, в такую сияющую тишину, после которой, казалось, уже не могло случиться ничего, разве что смерть. А внизу, там, где бушевал ураган с молниями, самолет бы точно разбился. Но здесь, на самой вершине облаков, лететь можно было бесконечно, пока не кончится горючее. Вот так и Божидар лежал сейчас на дороге в неге теплой пыли, и его ум плыл в золотых облаках, и он не мог понять, что же с ним случилось.
«Как будто невидимая стена появилась на пустой дороге, - вспоминал он. - Но я живой, дышу. И это пока что хорошо…»
Когда он вдыхал, то ощущал сильную боль в правой стороне груди. Наверное, сломано ребро. Левая рука работает. Правая тоже, но только в правом плече было что-то не то. Правая рука хорошо двигалась только в нижней части, от локтя до пальцев. Не отрывая локтя от земли, Божо немного приподнял руку.
«Кажется, я могу сунуть пальцы руки в нос», - подумал он и засмеялся. Божо поднял руку выше, и в этот момент острая боль в правом подреберье заставила его взмыть в облака. Когда он очнулся, его джинсы были мокрые – он описался. Ноги не работали. Совсем не работали. Даже мысль о том, чтобы пошевелить ногами, казалась ему непосильной.
«Да ладно, ты живой, и руки целые…»
Божо чувствовал сухой, теплый запах земли. Как он помнил, это вроде бы означало, что у него нет внутреннего кровотечения, иначе бы он ощущал холод. Его ноги тоже чувствовали теплоту сквозь кожу тяжелых ботинок. Он вновь попробовал пошевелить пальцами ног. И кажется, в этот раз у него получилось. Или ему показалось? Да… Но хотя бы не потерял сознание. Может, все-таки самое плохое не случилось, и с позвоночником все в порядке?
А что вообще есть самое плохое?
Этот вопрос Божо задавал себе множество раз в течение последних восьми месяцев. С того самого момента, когда ему впервые пришлось посетить кабинет доктора. Тогда он еще совсем не осознавал своего состояния, и овечья покорность толпы перед кабинетом раздражала его. Божо был молодым упрямым парнем, свою болезнь он представлял как неисправность хорошей машины, некоторые детали которой надо заменить и немного подтянуть перед дорогой – и все. Но позже и он превратился в такого же смирного пациента-овцу, как и все остальные, что ждали своей очереди перед кабинетом. Все они, кто бы ни были в жизни – чиновники, крестьяне, офисные клерки – становились одинаковы перед мрачным блеском очков Страшимирова, которые доктор любил протирать, не снимая. Тогда Божо понял, что значить ждать часами, пока не подошла очередь, а потом тебе говорят, что нужно прийти через неделю. И ты приходишь. И вновь сидишь перед кабинетом, голодный, потому что с утра ничего нельзя есть, а можно пить только воду. Тебе хочется в туалет, но ты не смеешь отлучиться, потому что вызвать могут в любую минуту.
Наконец, доктор Страшимиров назначил Божедару операцию. Но после нее надо было еще прожить несколько месяцев, чтобы понять, отступила ли болезнь. И в эти несколько месяцев Божо часто вспоминал слова одной пожилой женщины, которую как-то увидел по телевизору – ее звали баба Вера. Старушка рассказывала, что случилось с ней, когда врачи поставили ей страшный диагноз. «Я собрала свой чемодан, вышла на перрон – тот самый, куда нужно явиться душе перед отправкой – и стала ждать поезд» – говорила она. Божо часто представлял себе этот перрон: маленькое вокзальное здание, по обеим сторонам железнодорожного полотна растут деревья с распустившимися молодыми листьями. Дует теплый ветер, шумят листья. Пахнет дождем. И ты стоишь и ждешь. Ты – один.
«Но, – сказала тогда баба Вера, – поезд так и не пришел. Он опоздал в тот день. Но я знаю, что мой поезд обязательно придет, пусть и с опозданием. В один из дней – обязательно. И с тех пор мой чемодан всегда при мне».
Обо всем этом Божо думал в тот день, когда отправился на прием к Страшимирову. Он пришел в больницу девять утра, как ему было назначено. Но очередь была огромной, пациенты пересиживали в кабинете отведенные им время. В час дня ему так захотелось в туалет, что он бросил свой пост. Помочился, погулял возле входа в больницу и засмотрелся на газетной киоск. Захотелось прочесть что-то поинтереснее газеты. Вот так Божо и купил этот журнал, не зная что внутри – выбрал ради стильной обложки. Когда возле кабинета, стоя, он открыл журнал, то понял, что значит желать провалиться сквозь землю. Казалось, все на него смотрят. Он быстро закрыл журнал, сложил и попытался спрятать в карман, но он был слишком большой и твердый. В это время освободилось место. Божо положил журнал на кресло и сел на него. Вряд ли кто-то обратил на него внимание, но Божо чувствовал себе очень неуютно. Он сидел на на фотографиях геев и думал, что делать дальше с журналом. В это время он услышал свое имя, и мир перестал существовать. Пройдя через дверь, будто через туннель – из тревоги и света к тишине и покою – он лег на больничную кровать. Почти не чувствуя, что делает с ним доктор. Божо плыл в облаках и приземлился только тогда, когда его грубо потормошили за плечо. Доктор говорил ему, что он не умрет, но надо быть осторожным, беречь себя, принимать лекарства, соблюдать диету. Да, конечно, он будет осторожным.
Уже входил следующий пациент.
Вновь туннель – из тишины и забвения к шуму и свету. На улице ему показалось, что весна уже кончилась и наступило лето.
Божо не стал садиться в свою машину, припаркованную у входа у больницу, он решил пройтись пешком. В это время активные и мобильные люди его возраста сидели в автомобилях в пробке в центре Софии и потерянно, зло смотрели друг на друга. По улице шли те, кто проиграл соревнование с сидящими в машинах. Старик, сидящий на лавочке, смотрел на мир так, словно думал о возможности съесть еще немного йогурта до того, как наступит последний день.
«А ведь никто из них не знает, что я живой» - подумал Божо и впервые за последние восемь месяцев улыбнулся. Но если бы кто-то взглянул сейчас на него, то не понял бы, смеется он или хочет заплакать.
Он вернулся домой, спустился в гараж, сел на свой мотоцикл. Вытер зимнюю пыль, включил зажигание, положил руку на двигатель и почувствовал вибрацию тысячи двести кубов своего Судзуки. Судзуки „Бандит”. Вот это мотоцикл! А дальше ветер в лицо и платок на шее. Через полчаса Божо уже выехал из Софии, миновал Перник и поднимался по извилистой дороге в горы Люлин. На плече сидел его теплый брат – ветер, шлем его блестел на солнце как комета. В это время и настиг его гнев ангела.
Божо хотел позвонить, но вспомнил, что забыл дома мобильный, что с ним прежде никогда не случалось. Что ж, придется лежать и ждать, пока кто-то не найдет его. Дорога была пустынная. Неподалеку, как он помнил, находилась воинская часть, и военные грузовики утром проезжают по шоссе, которое пересекает эту дорогу. Конечно, до утра еще много времени. Но если ему удастся снять со спины рюкзак и достать из него бутылку воды и пачку сухариков – это будет настоящим деликатесом… Почему-то тот факт, что он забыл телефон, Божо воспринимал как часть какого-то доброго предзнаменования. Конечно, он выживет, и вновь будет летать. Врач ведь сказал, что операция помогла – как же можно теперь умереть из-за какой-то глупой аварии? Нет, вы еще увидите, как я буду жить! Нет, эта катастрофа часть плана добрых сил, которые меня спасли…
Со стороны могло показаться, что он теряет сознание и бредит. Но на самом деле Боже чутко ощущал каждое движение жизни в себе. Ему даже казалось, что если разделить свою жизнь на маленькие кусочки, вдох и выдох, открывать и закрывать при этом глаза и считать каждый удар сердца, то тогда боль становится более легкой и дружелюбной.
Вскоре Божо понял, что если дышать совсем медленно и глубоко, то боль почти исчезает. Сейчас самое главное – доползти до конца дороги к шоссе, чтобы его увидели. И найти что-то, что можно подложить под голову.
Через полчаса Божо уже лежал лицом к западу, откуда должен прийти грузовик. Солнце светило в глаза. Ему удалось снять рюкзак, но вытащить воду и сухари не хватало сил. Хорошо бы поужинать, думал он, когда солнце достигнет горизонта. Божо вспомнил, как в детстве, в послеобеденный час, он прятался в кустах на другом конце бабушкиного двора с бутербродом в руках, с брынзой и перцем. Вспомнил, как пахла брынза, как пахли маленькие синие и большие желтые цветы, возле которых он сидел, притаившись. Вспомнил, как он смотрел на свисающую с листьев старую, седую, порванную, вероятно, еще в прошлой жизни, паутинку…
Если бы он вот так просто стал одним из множества здоровых, живых людей – то наверное, потерял бы чувство истинности. И наверное, исчезло бы его страдание. Когда человек лишен страдания, он лишается и упования. Упование. Как часто ты употребляешь этот слово, не помня его значения. Упование – это же брат надежды – такой надежды, которую невозможно обмануть, которая не хочет даже сбыться. Упование – ведь это даже больше, чем сбывшаяся надежда.
«Я уповаю… - плыли над облаками слова Божо, - я верю, что я сын неба и теплой земли. Если солнце, ветер, небо и облака – проявления Бога, значит, я сын Божий...»
А Рангел в это время плакал. У архангелов ведь нет чувства контроля из-за их огромной нечеловеческой совести. Когда они ошибаются, совесть наказывает их так страшно, что от нее невозможно спрятаться. Рангел страдал, что отдался своему гневу, и что теперь этот смертный не переживет ночь по его вине. Лишь только взглянув в глаза Божидару, Рангел сразу прочитал всю его жизнь. Надо помочь ему, обязательно, даже если придется использовать Божие чудо. Творец, Бог наш, в последнее время запретил пользоваться Божием чудом, потому что оно не усиливает у смертных, как раньше, веру. Божие чудо можно было использовать только в исключительных случаях и перед большим количеством людей. Но лучше взять на себя гнев Творца, чем муки ангельской совести, - так думал и плакал Рангел, сидя рядом с умирающим человеком.
Удивительный смертный. За последний год из обычного человека-свиньи он поднялся до уровня осмысленного страдания. Вот и сейчас, на пороге смерти, он отправляет молитвы счастья к Творцу, и его сердце полно благодарности и упования. Вот сейчас этот смертный в том самом истинном своем состоянии, которое даже сила ангелов не может поколебать. Когда человек молится полным сердцем, он приникает к Богу и ангелы могут только смотреть со стороны. В эти минуты смертные становятся подобны ангелам.
Рангел никак не мог помочь умирающему. Плача, он превратился в возвышение из земли, на котором росла трава. Божидар удивился, как раньше он не заметил этот маленький, похожий на подушку, холмик зеленой травы – и пополз к нему. Время тянулось медленно. Когда он прикоснулся спиной к возвышению, то удивился, какое оно теплое, как мягко лежать на нем и как оно пахнет бабушкиной подушкой. Странно, но боль изчезла и Божо снова понесся выше, туда, на облака, где сияет вечная чистота и где царит такой покой, после которого смерть не кажется страшной.
Его ослепили фары грузовика.
Нет, это же невозможно! Грузовик не включает фары, когда светло. Скорее всего, это засветилось небо, которое разделилось на две части, как два серебристых горящих моря, как два глаза, излучающих любовь.
Ему хотелось прорваться к этим глазам, плыть по морю любви, которое лечит все несчастья и боли, но он не мог. Нужно… Нужно оставаться при боли. И уповать… Уповая, он дышал – медленно, очень медленно.
Утром пошел дождь – теплый, нежный, майский, а деревья были словно большие зеленые сердца. В такие утра человеческие мечты появляются как грибы. И не только человеческие. Ангелы, несмотря на то, что бессмертны, тоже мечтают. Наступают теплые дни, и у ангелов теперь не будет много работы. В мае людям не хочется умирать. Так думал Рангел, когда шел по коридору, а на улице ветер играл с зелеными сердцами.
Как же он был счастлив, что ему не пришлось использовать Божье чудо!
Сегодня, рано утром, еще до начала дождя, Рангел ощутил что душа смертного вот-вот покинет его сломленное тело, и, как положенно, встал перед умирающим и заглянул глубоко в его глаза. Но человек так окутал себя упованием, что его душа все не взлетала. Смертный медленно втягивал воздух через свои сжатые зубы и медленно выдыхал его через окровавленный нос. Каждый выдох казался последним. И вот тогда Рангел, чтобы облегчить страдания человека, превратился в возвышение за его спиной. Пошел дождь. Смертный не умирал. Наконец, Рангел все-таки решился просить использовать Божье чудо.
Но до этого не дошло.
Пришел военный грузовик, который довез Божо прямо до больницы, где, не спрашивая, его сразу начали ремонтировать. Вскоре человек уже лежал на кровати, крепко забинтованный и спал.
Через час Рангел, невидимый, шел по коридору больницы, заглядывая в комнаты смертных. В одной из просторных комнат доктор кому-то говорил:
- Я вам прямо скажу, сестра, не только пьяных хранит Господь, но и ненормальных. А самые ненормальные – это мотоциклисты. Вон тот, на четвертой кровати. Если бы его голова лежала всего на несколько сантиметров ниже, он бы захлебнулся в собственой крови. Как случилось, что он упал на такое подходящее место, как умудрился найти что то похожее на подушку под головой? Повезло.
Ах, Премудрый, ах, Пресветлый! Рангел вновь ощутил благоговение перед мудростью Творца, Бога нашего. Он поверил, что это Премудрый подсказал ему превратиться в маленькое возвышение, чтобы показать в очередной раз свой промысел. И конечно, Рангел в следующий раз должен сам разбираться в своих делах и не отвлекать Бога своими дуростями…
«Мне нужно отдохнуть», - подумал Рангел и вытер одну невидимую слезу. Надо попросить Творца поставить меня на несколько дней в тело смертного, в тело какого-нибудь мужчины… Но, мечтал Рангел, я не буду покупать себе Судзуки. Лучше Хонда Варадеро или Ямаха TDM. Или, пожалуй, сразу BMW R1200.
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете