Общество должно исповедовать идеализм и рассеивать интеллектуальные банды
Критик Игорь Манцов разговаривает с кинодраматургом Павлом Гельманом
Манцов: Павел, давайте потихоньку разбираться с драматургией. Как обстоит дело там «у них», и как в России.
Я давно приметил, что здесь сюжеты заражены/отравлены натурализмом. Там совершенно другая повествовательная техника.
Начну, чтоб было нагляднее, с фильма, который я случайным образом принёс в минувший четверг на заседание нашего славного тульского киноклуба, с «Убийства китайского букмекера» Джона Кассаветиса.
Протагонист говорит там вроде бы проходную фразу: "Я взял судьбу за рога". НО это лишь в натуралистической эстетике она проходная. А там у них она ключевая. Вот именно – ключ. Код для дешифровки всего текста.
Итак, кто такой букмекер? Букмекер принимает ставки, то есть организует игру с Судьбой.
Мало шансов у нас, но мужик барабанщик, Что кидает шары, управляя лотом, Мне сказал номера, если он не обманщик, На которые нам выпадет дом...
Что-то подобное.
Мы рассуждали на обсуждении: может, букмекер перед смертью говорит "я виноват", оправдываясь в том, что протагонисту выпал Огромный Проигрыш в подпольном казино? Ну, то есть букмекер "не обеспечил» господство над Судьбой?!
Вероятно, именно это служит причиной убийства букмекера. А не пресловутый "заказ" со стороны конкурирующей белой мафии. Ведь это только в натуралистической эстетике все эти банды, внешние враги – на полном серьёзе. У них «там, за бугром, за океаном» враги только внутренние.
Плюс - китайская Книга Перемен, все эти игры китайцев с разнокачественностью времени имеют значение…
Цитирую из Википедии: "Для букмекера важно уметь хорошо прогнозировать (самостоятельно или на основании других прогнозов) предполагаемые вероятности событий".
Итак, ничего и никого в фильме нет, кроме главного героя, кроме протагониста. Китайский букмекер - это его внутренний персонаж, его Божок. Китаец - потому что И-цзин, Книга Перемен, исследующая Вероятности Событий. Раз герой "взял Судьбу за рога", значит, подчинил этого Божка, который умеет в точности рассчитать критерии успеха: когда, где, как рисковать/побеждать (как пресловутый русский мужик-барабанщик, по Михаилу Таничу, по «Лесоповалу»).
Но внезапно этот Божок ошибается! На 23 тысячи долларов. Герой проиграл 23 тысячи долларов. Поэтому герой должен убить Божка, и поэтому Божок говорит: "Виноват".
У главного героя в его Внутреннем Пространстве живёт "самый крутой" по всеобщему мнению волшебный помощник - Китайский Букмекер. И уголовники - тоже живут в голове у героя, это его агрессивная часть. Они подталкивают своего Хозяина, то есть главного героя, - убить Букмекера после того, как тот грубо ошибается.
2. Китайский Букмекер, отвечающий за прогноз, за вероятность и Успех.
3. Банда агрессивных криминальных людей со стёртыми физиономиями.
Кто-нибудь в рамках отечественной культуры считывал фильм так – то есть единственно подлинным образом? Уверен, нет. Считывают в духе «натуральной школы», как ленту про неумелого неудачника.
Вступление длинное, вроде бы отвлечённое, но заинтересованным лицам будет полезно, а незаинтересованные, праздные – как раз отсеются. Приблизительно в этом вот месте.
Вы поэтому говорите уже только тем людям, которым реально надо.
Гельман: О внутреннем букмекере. У меня был знакомый, который подсел на казино, когда их еще не прикрыли в Москве. Ужасно подсел: мог там проводить несколько суток безвылазно, играл одновременно на двух столах, ел, пил, ночевал там, назначал деловые встречи…
Проигрывал десятки тысяч долларов, но и выигрывал иногда по-крупному. И он так объяснял свою манию: «Это особое ощущение. Когда играешь, ты как бы лицом к лицу с Фортуной. Любит тебя Бог или нет – в казино узнаёшь об этом мгновенно». Я потом эту фразу использовал в сценарии о Бабеле.
И ещё про людей, которые существуют в голове персонажа. У Александра Гельмана была идея пьесы еще в 80-е. Стоит на сцене человек. А напротив него толпа людей. Мужчины, женщины, дети, старики. Толпа! Все эти люди – те, кто живёт у него в голове. Жена, родители, начальник, любовница… Все-все-все! И он ведет с ними диалоги. И они тоже ведут диалоги, с ним, и между собой.
Интересно, если автора «Убийства китайского букмекера» спросить: как он сам считывает свой фильм? Так же как Вы? Или он скажет: «Нет, тут история про немолодого лузера, у меня был точно такой знакомый. А то, что вы, Игорь, так красиво проинтерпретировали, это мне любопытно, но я-то думал совсем про другое».
Бродский где-то рассказывал, как слушал аудиозапись, где Пастернак читает свои стихи. Бродский говорил об этой записи: «По-моему, он сам не понимал, что он написал». Ведь и так бывает.
Автору нужна удача. Даже не для того, чтобы сняли хороший фильм и чтобы потом случился успех. Даже для того, чтобы просто «хорошо написалось», нужна удача. Божественная птица может сесть на твою голову, а может и не сесть. Тоже казино, да? Какие карты тебе сегодня сдадут?
Я помню, Александр Митта рассказывал о своей молодости: в какой-то момент его прорвало, пошли идеи из головы, одна за одной, одна лучше другой. И тогда он испугался: а вдруг это прекратится? Поэтому начинаешь выдумывать всякие технологии, приёмчики, принципы - чтобы помогли. В казино, в картах многие игроки придумывают Систему, которая, они уверены, обеспечит им успех.
Я помню вашу идею в одной из статей о том, что «любой внутренний конфликт в итоге разыгрывается как конфликт внешний». Эта формула в свое время мне очень понравилась, но…
Всегда ли силы, которые воздействуют на нас, порождены нашей собственной душой? Мне кажется, далеко не всегда. Или это просто метафора? Или это эзотерическая Истина?
Возьмем, например, конфликт еврея и антисемита. Можем ли мы говорить о том, что антисемит – порождение души еврея? Мне, кажется, нет. Ведь тогда мы должны были бы утверждать, что души всех евреев похожи – ведь антисемит рано или поздно возникает в жизни любого еврея.
И второй момент – технологии. Технологии стали мощнейшим фактором воздействия на душу и сознание. Я, например, почти готов утверждать, что наш внутренний мир начинает копировать ленту Фейсбука, в которой нет иерархии, все смыслы и все события равны другу другу, мгновенно появляются и мгновенно исчезают.
То есть, в этом случае можно говорить об обратном эффекте – что это внешний мир формирует наш внутренний мир.
Мне кажется, вы, как исследователь, сразу видите формулу, и начинаете с неё. Рискую утверждать, что большинство авторов (общался и с американскими тоже) начинают с «игры в солдатики». Они берут некие человеческие фигуры, расставляют их друг против друга, начинают двигать по столу.
То есть сначала идет накопление человеческого материала. И только потом, уже на другой стадии, в том, что накопилось, удаётся при желании разглядеть формулу. Вот знать бы точно, на какой именно стадии, чтобы не пропустить этот момент! И с этого момента, уже угадав формулу истории, но ещё не закончив вещь, можно пробовать корректировать сюжет и характер, доводить их до стадии формулы.
Манцов: Я не «сразу вижу формулу», ничего подобного. Наши обсуждения в Туле случайно принесённых мной фильмов интересны как раз тем, что я сам сразу после просмотра ничего не понимаю. И никто из нашей аудитории не понимает. Такова установка. Всегда говорю: смотрим, не понимая. Разбираемся после.
Очень часто говорю, едва картина закончилась: фильм плоский, чушь, фактически дерьмо, мне стыдно, что принёс. Но через 15 минут мы что-нибудь, наконец, подцепляем. Через полчаса я констатирую: «А фильм-то не безнадёжен!» Потом, чтобы свести концы с концами, мы решаемся на некую парадоксальную интерпретацию, которая противоречит «традициям натурализма». И – о чудо – тогда всё становится на места. Я чаще всего завершаю: «Наварили в результате 200% смысла». Или даже 300%, или 500%.
Так бывает практически с любыми современными американскими, почти с любыми западными и восточными фильмами.
К сожалению, почти никогда не бывает так с современными российскими! Их наша клубная аудитория и боится, и даже ненавидит. Иногда люто.
После «Пионеров-героев» все в один голос сказали: «До чего же всё это было неприятно!»
Видел у вас в Фейсбуке реплику: «Мне кажется, я знаю один закон, по которому возникают хорошие стихи. Надо привести свое сознание в такое состояние, чтобы вообще было непонятно - откуда взялась первая строчка? Она должна прийти не из памяти, не по ассоциации с чем-либо, не как подражание кому-то - а она должна прийти как бы из другого пространства, с которым никаких связей проследить нельзя. Вот как будто рядом есть закрытая комната, там закрытые все окна и двери и тотально неизвестно - что там? И оттуда приходит строчка. И следующая строчка - тоже должна быть оттуда».
Кино – те же стихи. Необходимо подтаскивать материал через ворота, которые открываются на территорию Бессознательного.
Если отжать сюжет «Убийства китайского букмекера» получится, да, формулу, и она многим «натуралистам» покажется недостаточной. Они же любят, мля, «полноту жизни». Однако, на самом деле эту формулу очень трудно сформулировать, ибо требуются точное мышление с точной речью. В России мыслят неточно, расхристанно.
Ещё труднее воплотить в драматургии, в образах. Для этого вся культура должна работать как цельный механизм по производству Смысла. Должен быть общественный договор о том, например, что внешний мир – покрывало Майи, обманка, а внутренний мир, наоборот, - единственная реальность. Общество должно исповедовать Идеализм.
Далее. Еврей и антисемит – это социальное противостояние. Все антисемиты, которых я встречал, были из практикующей православной среды, все до единого. В основном, что интересно, это экзальтированные женщины, которые уже давно взяли православие в свои сильные руцки. Ни одного антисемита вне практикующих православных я не встречал, никогда.
Замечу, во избежание недоразумений: это ни в какой мере не наезд, я отношусь к РПЦ так, как полагается относиться к институту, расположившемуся на Границе Миров, то есть с трепетом. Не наезд, но констатация социального факта.
К чему эти вывихи сознания имеют отношение? Вероятно, к неправильному социальному позиционированию в рамках православных общин. К Иисусу Христу это, понятно, никакого отношения не имеет. Документальное кино про это возможно, хотя и не нужно. Игровое – неинтересно. Был «Луна-парк» Лунгина, и это чудовищная глупость, жалко гениального Олега Борисова, игравшего пустоту на пустом месте.
Гельман: Я как раз у православных этого почти не встречал. Впервые столкнулся с детским антисемитизмом в советской школе. Причем довольно рано: уже во втором классе братья–близнецы Коровины (фамилию изменил) сказали мне в раздевалке: «Гитлер был прав, что убивал евреев». Это шокирует – услышать подобное в 1975 году в советской школе. От октябрёнка.
Ясно, они просто повторяли то, что слышали дома. И это не был единичный случай – потом травили во дворе, я хватал какую-то палку, гонялся за обидчиками…
Это был какой-то иной антисемитизм, до тех православных общин, о которых вы говорите, ещё было далеко.
А этот советский антисемитизм – разве он умер? На чем он основывался?
Или вот. Пару лет назад сидел в кафе с гламурной блондинкой, тянущейся к людям кино. Явно очень далёкой от православия. Вечер обещал быть томным. И вдруг она говорит: «А ты напиши сценарий о том, как евреи устроили в России революцию. Это же они все нам устроили». И я почувствовал некий, как сейчас говорят, когнитивный диссонанс. То есть блондинка по-прежнему волнует меня на уровне её плечей и коленок, но то, что у неё в голове, вызывает отвращение.
Сижу возле неё и гадаю, что же во мне перевесит: вожделение или отвращение?
Но я не согласен, что антисемитизм не заслуживает фильма. Мне кажется, это не только социальная, но и духовная проблема. И эту проблему кто-то из русских мыслителей очень хорошо описал. Человек отказывается признать, что причины его несчастий – в нём самом. Что он сам может нанести себе вред. Причина, по его версии, должна быть где-то снаружи. Это кто-то извне гадит. Вот, евреи, например.
Подобный отказ видеть внутри себя гадость – это очень интересно. В этом смысле, многие из нас – антисемиты.
Манцов: «Советский антисемитизм»? «До православных общин ещё было далеко»?
Советские люди как аз были в массе своей идеалистами (имею в виду «простаков», низовых), никаких претензий ни к евреям, ни даже к американцам не имели.
Я, когда вышел из школы, где не было никакого вообще национального деления (никакого, никогда!), поступил в политех, стал общаться с местной тульской интеллигенцией. Она делилась на две неравные части (а дело-то было уже в Перестройку, что принципиально важно).
Так вот, девять десятых искали себя в разудалом, всё советское презирающем Православии, одна десятая – это эстетствующие, достаточно скрытные (чему бы поучиться, кстати!), интеллигентные евреи. В «православной» этой среде антисемитизм был закамуфлирован лёгкой брезгливостью. Презирали эти люди духовного поиска всех подряд - коммунистов, атеистов, евреев и пролетариев любой национальности.
Я потом ровно ту же брезгливость, только возведённую в степень, встречал уже в московских артистических кругах, в 90-е.
Это антисемитизм? Скорее, это недостаточная социальная образность.
Одна дама лет тридцати, дочка священника, училась ещё в 70-е в Москве на художника. У неё были в учителях авторитетные художники, прихожане. Помню перестроечного периода рассказ, в точности повторяющий слова как раз её бородатого авторитетного учителя. Итак, художница-поповна (или надо поповична?): «Приходит такой… эээ… ловкий еврейчик… этот, как его, из телевизора – Макаревич. Приносит икону старинную, вот, говорит, икона старинная вам, понимающие люди. Вам же нужнее!»
Брезгливая донельзя была интонация. До сих пор помню эту ужимку, этот оборот «ловкий еврейчик». Очень им нравилось, видимо, самоутверждаться, брезгуя. Предчувствовали, что скоро получат много власти, больше ничего. Иисус Христос не удержался б и отделал бы их всех – в бородах и в платочках – палкою.
Мне Макаревич ни тогда, и ни сейчас – никак. Я «Весёлых ребят» любил. «Весёлые ребята» - святое. Однако невыносимая брезгливость ранила, оскорбляла даже и меня.
Но тут, Павел, не внутреннее, нет. Просто все искали тогда, и все ищут теперь – к какой бы интеллигентной группе примкнуть. Ну, чтобы развиваться, реализовываться. 17-летний я тоже искал. Но ничего кроме двух этих партийныхгруппировок не встретил. Да и сейчас фактически ничего нету.
За годы удалось собрать на базе тульского киноклуба десяток человек, с которыми возможен славный диалог. С двумя-тремя так просто задушевный. Но это мы так друг к другу притёрлись, друг друга воспитали. А в остальном – всё те же тупые партии. Страна тупых партий.
Это имеет прямое отношение к драматургии. Партийное сознание не различает нюансов, рубит с плеча. Не видит индивидуальных отличий. Соответственно, и сюжет полноценный построить не удаётся.
«Пионеры-герои» выявили всю глубину падения этой здешней культурки-мультурки. Нет частной истории.
Гельман: Я вспоминаю сейчас многочисленные интервью Бродского, которые очень любил читать. Про стихи сейчас ни слова не скажу. Но всегда вызывала интерес какая-то особая интонация в его интервью. Очень личная. Дело даже не в том, что он редко произносил банальности, дело было в том, что по стенограмме можно было ощутить: то, что он говорит, это его личная, им самим подуманная мысль. Незаёмность мышления, вот.
Когда лучше ошибиться, чем просто повторить чужое, общеупотребительное. В этой фигуре всегда интересно вот это – автономность и, если хотите, внутренняя беспартийность.
Он сам про себя сказал, что был в СССР таким «внутренним американцем», а когда попал в настоящую Америку, то оказался большим американцем, чем реальные американцы.
Я бывал в США. Был, среди прочего, такой опыт: 14 недель находился круглосуточно в одной компании с 40 американскими театральными студентами. Помню очень острое ощущение от них, даже внутреннюю боль: они умеют выбирать, а я нет.
Они очень даже умели выбирать. Когда американский парень наливает в столовой апельсиновый сок, то это он Выбор сделал не меньше. Он мог взять морковный. Но он подумал несколько секунд и - сделал Выбор. Так во всём.
И это не смешно, на мой взгляд. Это очень серьёзно. Потом читал интересную книгу о семи культурных силах, которые сформировали американскую ментальность. Это книга о том, что делает Америку сильной. И вот одна из этих культурных сил: «Всегда и во всём настаивать на том, чтобы был выбор».
А еще одна, кстати, очень милая: «Делать правильно со второго раза». Я, наверное, американец в этом смысле – часто делаю правильно только со второго раза.
Но сейчас такие непростые времена, Игорь. Можно ли ещё быть открытым всем ветрам, независимо от того, с какого континента они придут?
Манцов: Я понял, почему вы про Бродского. Я его не читал, ничего сказать от себя не могу. Но вижу, как сейчас развернулась буквально война за его приватизацию. Партийная борьба/война. Владимир Бондаренко написал книгу, дескать, Бродский русский имперский поэт. Тогда не выносящий Бондаренко Дмитрий Быков говорит лекцию против имперскости Бродского. Подключаются партийцы с обеих сторон.
Это Ад.
Партийная страна.
Разговор наш вырулил к социокультурной подкладке. Почему я всегда презирал антисоветчиков? Да потому что ясно – их стиль мышления тоже партийный. Только партия противоположная.
Гельман: Партии это нормально. То, что люди сбиваются в стаи, это тоже нормально. Так всегда было и будет. Я, кстати, считаю, что человек занимающий позицию, какие-то важные вещи способен видеть яснее, чем тот, кто претендует на то, чтобы встать «над схваткой».
У меня есть друзья, которые занимают по многим вопросам позицию противоположную моей. Радикально противоположную. Но мы продолжаем быть друзьями. Наверное, потому, что за годы дружбы мы вырастили между нами общее пространство, в котором можно жить, и нам жалко терять его. Так вот, от сегодняшних идеологических споров есть ощущение, что сторонам нечего терять. Пусть, дескать, будет поэтому выжженная земля. Никакого общего пространства у них никогда не было, а после этих споров тем более быть не может.
Манцов: Раз нет общего пространства, значит, нет общеупотребительных кодов восприятия и нет универсальной образности. Мы же с вами о киношке, а какая киношка без массовидных представлений?!
Должно быть так: есть общие (социокультурные) места, но потом все разбредаются по своим кочкам, заимкам, хуторам.
В теперешней России обратное: все (кроме меня, уж точно) группируются/кучкуются, «чтоб не пропасть по одиночке». Образуют интеллектуальные банды. Но зато социокультурных «общих мест» нет, каждый сверчок горделиво верещит своё.
Презирается психоанализ, ни во что не ставится значимость семейного предания, но зато – и мы об этом немного говорили с Ириной Никулиной в предыдущей колонке – сильно преувеличивается влияние идеологической машины. Однако, повторюсь, идеология ничто в сравнении с семейным преданием.
Я год назад писал в одно интернет-издание, так там оголтелый редактор ярился: «Никакого больше у нас в издании психоанализа, он ничего не значит, это бессмыслица!» Что сказать? Нет, не стану ничего говорить про странного капризного человека. Такие как он страну опустили/обессмыслили.
Откуда их набирают, кто их, в конце концов, хе-хе, инструктирует?
Вот это хотя бы одно сдвинуть: легализовать в пространстве отечественной культуры психоанализ, утвердив ключевую роль семейного предания, - моментально начались бы культурные свершения.
«Пионеры-герои» мы, туляки, бомбили потому, что очень показательная работа в этих во всех смыслах.
Гельман: Про идеологию важно помнить, что говорил о ней, например, Мераб Мамардашвили: «Эффективность идеологии определяется тем, что она не даёт подумать». Вот так.
Как только вам пытаются впарить какую-то идеологию, это надо понимать так – от вас что-то хотят утаить.
Идеология не может объяснить мне ничего о том, как устроен мир, и как устроен я. А семейное предание может. Зная обстоятельства жизни моих предков, я вдруг вижу, как те же самые механизмы работают в моей, казалось бы, совсем иной жизни. Допустим, кто-то ребёнком во время войны играет в войнушку рядом с трупами, чтобы не сойти с ума, а кто-то из этого же рода через много лет вдруг обнаруживает в своей мирной жизни сходный механизм: чтобы справится с реальностью, надо по её поводу что-нибудь выдумать. Пора нам вывернуть разговор обратно к драматургии, но я не знаю как…
Манцов: Идеология может объяснить, почему ж не может. Всё постсоветское кино – идеологично. Оно занимается тем, что обосновывает правильность падения «совка». Я с этой постановкой не согласен, Западу это тоже неинтересно и противно, но нашему образованному классу в самый раз. Он же психологически выстроил себя на противопоставлении той «проклятой стране».
Что касается семейного предания. Тут самое интересное, по-моему, когда ты как раз не знаешь ключевых психологических обстоятельств родственников. На этом построен Ибсен и следом – вся голливудская драматургия.
Поиск причин, разбирательство по поводу семейных тайн. Но для начала, повторюсь, необходимо признать первостепенную значимость этого всего.
Я много раз вспоминал на письме, как ведущий постсоветский кинопродюсер Сергей Сельянов искренне изумлялся: дали два главных приза в Венеции «Возвращению» Звягинцева, картине «всего-навсего» про взаимоотношения деток и отца. Сельянов списал успех картины на Западе на тамошнюю что ли инфантильность. Для него она простовата.
Упомянутый «авторитетный» редактор, ярившийся на психоанализ, - аналогичная история. Почему так себя выстраивают эти и многие другие тутошние авторитеты? Это тема для отдельного исследования. Но последствия чудовищны: мы на обочине культурного процесса.
Павел, мы от темы драматургии нисколько не отклонялись, заговаривая о социокультурном фокусе: на что смотреть внимательно, а на что плевать, а что игнорировать.
Гельман: Есть такая любопытная теория, что если вы хотите узнать, какое кино будет пользоваться успехом у зрителя, вы должны спросить у актёра. Актёр это такой особый человек, которому очень важно нравиться. Если вы не хотите нравиться, то что же вы за актер?!
И вот поэтому, согласно теории, актеры очень чутко ощущают, что вообще людям нравится. Они такие уловители. Улавливают, чего публика ожидает, что заказывает.
Это похоже на известную историю про одного мэра Лос-Анджелеса, который решил узнать, чем дышат люди в его городе, и пригласил на обед 20 городских парикмахеров. Поговорить.
Я вспомнил об этой теории, когда Вы сказали о внимательности.
Герой «Убийства китайского букмекера», с которого мы начали разговор, тоже в своем роде актер. Шоумен. Он хочет нравиться публике. Он делает шоу. Он говорит: «Нужен труд, чтобы стать тем, кто нравится публике, а не тем, кто ты есть. Но в этом и есть счастье».
Однако у него есть тайная жизнь, о которой публика не должна знать. Жизнь, где он должен, например, убивать. У него есть тайна. Там, кажется, есть в фильме последнее его шоу. Мощное шоу. И в основании этого шоу тайна. Шоу попросту питается его тайной: убийством, которое он совершил, предательством, которое он пережил, его собственной сиюминутной агонией, его раной в животе.
Чем глубже тайна, тем мощнее шоу.
И весь психоанализ, вы правы, - о тайне.
Думаю, внимательность как раз и должна быть в отношении тайного. Вот я прямо сейчас это отчетливо понял.
Это важно особенно сейчас, когда снова пытаются внедрять идеологии. Идеология, она ведь что? Она как бы всё объясняет. То, что не объяснено идеологией, то как бы не существует. Идеология – это мир без тайн.
А мы говорим – нет! Вот ваши поверхностные объяснения, а вот реальная тайна, которая прячется под ними и взрывает их.
И еще об идеологии и драматургии. Идеология – это когда всегда кто-то прав больше, чем человек. Рынок прав, а человек неправ. Социализм прав, а человек неправ. Но драматург всё-таки должен быть на стороне человека. Там, где есть конфликт человека и идеологии, там, где человек выламывается из идеологии, прекрасным образом или безобразным, – там есть поле для драматургии. Манцов: Частный человек с его непременными тайнами – это здесь вечный объект презрения. Тот, кто записался в интеллектуальную банду, теряет остатки разума. Иногда разума выдающегося. Теперь такой человечек служит банде, и она ему заказывает, кроме прочего, презрение к «внутреннему мудрецу». Иногда – убийство этого мудреца. Интеллектуальное предательство, если не безумие.
Допустим, был такой социолог Александр Панарин. В начале 90-х прошлого столетия я прочитал несколько его книжек и статей, и вот там вся последующая ситуация в стране была вполне ответственно предсказана. Например, в мозг врезался тезис, дескать, совсем скоро свежеиспечённая буржуазная Россия будет культивировать такого градуса патриотический подъём с колен, которому в Советском Союзе не было даже и подобия, хотя бы потому, что Советский Союз не был настолько однороден/тотален, и потому ещё, что новорождённая буржуазия везде/всегда умеет/любит культивировать патриотизм гораздо лучше/яростнее, чем рабочие/крестьяне/узкие партийцы.
Мне поэтому очень странно, когда одни ужасаются, а другие радуются Чуду. Ну, вместо того, чтобы осознать историческую, так сказать, закономерность, осознать, что вообще ничего неожиданного не произошло. Иногда валят всё, что случается, на одного человека, иногда на некий клан. Да вы что, господа/товарищи, персоналии вообще ни при чём. Всё, как говорится, идёт по плану (а не по клану). Закон общественного развития.
Вспоминается из "Сталкера" история Дикообраза. Пришёл в Комнату Желаний просить одно, то, что хотел сознательно, получил иное, то, что хотел бессознательно и намного сильнее. Вместо того, чтобы себя элементарно проанализировать, обиделся/повесился. Так нельзя, как-то всё инфантильненько. Я вот человек старой закваски/закалки, в смысле, книги не просто прочитываю, но продумываю. Про всё про то, чему удивляются, читал у Панарина в деталях. Не собираюсь ни здесь, ни вообще писать/думать о политике, о "больших несоразмерных предметах", но эти вещи хотел озвучить давно. Сильно удивляюсь удивлению, вне зависимости от знака.
Я написал про все эти вещи пост в Фейсбуке. Философ Андрей Ашкеров прокомментировал: «Потом Панарин сам с удовольствием участвовал в продвижении буржуазного патриотического тренда». Ну, да, Панарин уважал реку времён, понимал, что если буржуазная революция свершилась, она принесёт с собой последствия с неизбежностью. И он с чистой совестью последствиям способствовал. Это, думаю, нормально.
Но.
Одновременно он вечно/жёстко критиковал «учителей заподозривания» Маркса/Ницше/Фрейда, «сводивших высокие человеческие мотивы к низким (экономическим, сексуальным, витальным и т.п.)». А дальше начиналась какая-то нескончаемая бодяга про «нравственное сознание» вполне в духе социалистической пропаганды.
То есть с одной стороны мыслитель признавал естественный ход вещей и ему покорялся. Но с другой, надеялся сохранить милую сердцу, привычную общинную риторику в комплекте с соответствующим ей стилем мышления.
Этот сюжет абсолютно всё тутошнее объясняет. На частном примере Панарина хорошо видно, как тутошние социокультурные механизмы работают. Перейти на новые социально-политические рельсы, всероссийской общиной встроиться в новые экономические отношения – это да. Но после этого разойтись по своим отдельным особнякам или квартиркам, у кого что есть, и каждому в отдельности расследовать свою индивидуальную ситуацию – это нет. Как говорили в моём босоногом тульском детстве на заднем дворе – ссыкотно.
А ведь идеи становятся материальной силой.
Поэтому, смотрите, на новые политические и экономические рельсы перешли, буржуазный патриотизм внедрили/воспламенили, но дальше-то ни шагу. Дальше приступают к критике буржуазных психологических практик. Даже и к отрицанию. «Америка плоха, Запад кошмарен, мы нравственны» и прочий оголтелый бред.
Лично я ни за что больше бороться не собираюсь. Крым присоединили, меня отсоединили, я не в претензии. Какое-то время мой мозг плавился от несоответствий, от тотальной хитрости, но теперь я вспомнил про своё низкое происхождение и собираюсь элементарно волочить хвост по грязи, но держать при этом мозг в чистоте. Голливудское кино никто пока что не отменял, есть чем спасаться от нашествия шизофреников.
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете