1 / 2 / 3 / 4 / 5 / 6

7 июля 1962 г. Суббота.
Поезд №17 – г. Москва – поезд №38 Москва – Горький.

Встал я в начале пятого – хренова Розка разбудила, скоро, говорит, Москва. Пришлось вставать. Сходил умылся, оделся в приличный вид, а всё домашнее уложил в чемодан. На улице было серо и прохладно. Уже мелькали подмосковные пейзажи. Ехали мы задом наперед, к последнему вагону подцепили электровоз, который теперь и тащил нас, чтоб поставить двенадцатым вагоном в тупик Казанского вокзала. Я что-то не испытывал никаких чувств, подъезжая к Москве.

По радио, несмотря на ранний час, гремела музыка, потом раздался торжественный голос: «Граждане пассажиры! Вы приближаетесь к столице нашей Родины – Москве!..» Орали песни о Москве. Пришли обе Розки (другая тоже Роза), отдали билеты, забрали постельное белье. Около половины шестого поезд встал у дебаркадеров вокзала. Я забрал барахло и вывалился на перрон. Выйдя на площадь, хотел было схватить такси, но не тут-то было – которые подходили с пассажирами, сгружали их и тут же уходили туда, где стояла очередь. А народу было человек 50 или больше. Пришлось вставать.

Не знаю, долго ли простоял бы я тут, но одно такси, посадив двоих, пошло на Курский вокзал, и шофер крикнул, нет ли еще желающих. Я уселся, и мы поехали. Отдал полтинник, хотя таксометр насчитал 41 копейку на троих. Сперва я пошел сдать багаж. Это было не так трудно, хотя в камере хранения народу, как обычно, было до черта. Я сдал чемодан, плащ и шляпу, развязав таким образом руки.

Потом пошел компостировать билет. Вошел в кассовый зал – и ахнул – народу было – жуть. Я встал в хвост. По беглому подсчету было 40 человек в одной очереди, столько же в другой. Я встал в 6 часов, а в половине восьмого касса закрывалась на пересменку. Двигались что-то тихо. Я пошел пошляться по вокзалу. На улице шел дождь – вот чем встретила меня Москва. Было сыро и неуютно. Я хотел сходить в парикмахерскую – была очередь. В ресторане – очередь. Пошел я в уборную – и там, черт возьми, очередь! Ну, и бардак.

Пока шлялся, моя очередь в кассу хорошо продвинулась, и в 20 мин. восьмого я закомпостировал свой билет на сегодня, точнее, завтра на 0.10, поезд скорый №38. Доплатил 4 рубля за купейность и скорость. Всего, значит, дорога стала дешевле даже, чем когда ехали туда, несмотря на то, что кругом купе. От Челкара до Горького билет стоит 15 рублей, и 14-30 доплаты. А весной ехали, платили 30 рублей, и от Москвы был общий вагон. Что значит сквозной билет!

Разделавшись, наконец, со всем, надо было подумать о харчах. С трудом я взял такси – без очереди мужика зафрахтовал, и велел ехать туда, где можно поесть и выпить. Шофер думал, думал и сказал, что, пожалуй, негде, разве только пиво можно найти в рыночной столовой, а то рано. Мы приехали на Цветной бульвар к Центральному рынку. Оба пошли в столовую. Пиво там было, я отдал вымогателю трешку, и он уехал.

Я взял три бутылки пива, сыр, шпроты и три порции сосисок, чем вызвал ошеломленное восклицание раздатчицы. Сидел я долго, так как было только 8, а надо было тянуть время до 9, когда открываются сберкассы и получать деньги по аккредитиву. Сидел я, сидел, прошелся по рынку, посмотрел, что там есть.

Наконец, стало 9 ч., я сходил в верхние этажи, где магазины, вернее, один универсальный. Купил там браслет к часам, а то мой уже доломался окончательно и можно было потерять часы. Больше ничего не было. Еще взял пасты (?). Потом вышел, спросил какого-то мужика, где сберкасса. Он сказал, что идет в ту сторону, и мы пошли вместе.

Дойдя до первого магазина, он предложил взять бутылку на двоих. Я согласился, если вина. Взяли большую бутыль «Карданахи». Пить пошли в закусочную как раз напротив сберкассы. Взяли студня, колбасы с помидором. Я есть уже не хотел, только выпил. «Карданахи» я пил и раньше, вино хорошее. Мужик этот был лет тридцати. Расставшись с ним, я зашел по соседству в парикмахерскую. Деньги у меня кое-какие мелкие еще оставались, я рассчитывал, что хватит. Меня подстригли, побрили, побрызгали одеколоном и насчитали рубль тридцать. А у меня оказалось только 60 коп., и я объявил себя банкротом. Сейчас, мол, получу в сберкассе, отдам. Мой приличный вид, конечно, подействовал, и меня выпустили.

Я сходил в сберкассу, получил сотню, занес рупь парикмахерше и отправился искать ул. Бакунина, где, как сказал шофер такси, есть магазин мотоциклетных запчастей. Дождь шел то тише, то сильнее, и мне приходилось вспоминать сданный в камеру плащ. Надо было искать такси. Я было схватил одного, но он не поехал, сказал, что остановка за перекрёстком. Что за порядки, не знаю. Пришлось идти за перекрёсток.

Подошли две девушки, и я обратился к ним с вопросом – как пройти на ул. Бакунина. Одна ответила с сильным акцентом: «Не понимаю». – Do you speak English? – тотчас вопросил я. «Yes». – О'кей, - заявил я и разразился набором шаблонных фраз: - Are you American? – «No, we are English». -Are you tourists? – «No». - Or students? Оказалось, что они сотрудницы посольства.

Тем временем подошло еще несколько человек, ожидающих такси. Скоро показался зеленый глазок. Я первым прыгнул к машине, распахнул заднюю дверку: - Please, ladies, sit down, I beg you! Англичанки, видимо, не ожидавшие такой любезности, забрались в машину, улыбаясь: «Thank you, thank!» - Russian and English are friends! – крикнул я и поднял над головой сжатые руки. - Good bye! -Thanks! Good bye! Такси тронулось, а они еще махали руками, оглядываясь. Вскоре подошло еще одно, и я сел тоже.

На Бакунинской оказалось два магазина, один только автомобильный, другой – спорттоваров. В спортивном были кое-какие запчасти к мотоциклам ИЖ, но ни подвески, ни втулки верхней головки шатуна, что мне всего нужнее, не было. Я взял поршень с пальцем на всякий случай за 4-70, и всё.

В автомобильном висел список всех автомагазинов столицы. Я списал несколько, которые были ближе и где продавались запчасти. В следующий поехали на ул. Кирова, 15. Но нужного не было и там. Тогда плюнул, больше не поехал никуда и велел везти себя к «Метрополю» – надо было культурно отдохнуть в обществе добрых напитков. Расплатившись с шофером, спустился в тоннель – он высадил меня напротив – и вышел к ресторану. Но швейцар, стоявший в дверях, сказал, что ресторан закрыт в связи с конгрессом в защиту мира и русских туда не пускают.

Пошел тогда в «Националь», на углу ул. Горького. Там я еще не бывал. Ресторан на втором этаже, весьма фешенебельный. Я сел, просмотрел меню. Если в «Метрополе» названия блюд на двух языках, то тут аж на четырех. Подошла официантка. Я заказал сто грамм ликёра «Шартрез» (давно хочу попробовать), двести малаги и двести портвейна «Массандра», салат из крабов, две бутылки пива «Двойного золотого», салат из помидоров, «Боржоми», сыр и еще что-то. Потом сообразил, что надо запастись сувенирами, и сбежал вниз, где в вестибюле был киоск. Купил там два портрета Гагарина и два – Титова, а также – для пущей важности – журнал «New time».

За мой стол сел какой-то хохол из Запорожья, приехавший в отпуск, потом кировчанин. Я особенно с ними не разговаривал, всё выглядывал иностранцев и потягивал свои liquers. За столом рядом сели двое, но не знаю, какой национальности, говорили на незнакомом языке. Потом напротив оказался верзила-американец, парень лет 25, с женщиной.

Хватив для храбрости, я закричал ему через стол: Hello, come here! Парень вопросительно посмотрел и встал с кресла. – Come, come, - подбадривал я его, - sit down here. Чтоб подтвердить свою догадку, я задал банальный вопрос: - Are you American? Получив утвердительный ответ, спросил: - From where are you? И - What is your name? Парень оказался туристом из Лос Анжелоса, звать Джим. Женщина не жена, как я спросил, а тоже член делегации. Я налил ему шартреза, он отпил глоток, поблагодарил, извинился и ушел. Но меня не оставляла идея выманить у него сувенир, поэтому я подошел к нему, достал из-за пазухи Гагарина и подарил ему со следующей, примерно, надписью: «To my friend James of Los Angeles from Nicolai». Потом достал Титова и с его (Джима) помощью сочинил на нём такой меморандум: 1 – Gagarin, 2 – Sheppard, 3 – Grissom, 4 – Titov, 5 – John Glenn, 6 – Carpenter. Я спрашивал: - Who was the first? Тот отвечал – «Gagarin», и я писал. Карпентера он написал сам, т.к. я позабыл его фамилию, а как он ее выговаривал, я не понял. Хренов янки забрал и Титова, а мне так ничего и не дал. Но он был трезвый, и конечно, вступать в дружеские контакты с пьяным иваном у него не было ни малейшего желания. Меня уж тут стали пресекать, и я был вынужден сесть на своё место.

Вскоре появился негр. Поскольку был он невелик ростом и хил, я заключил, что это не американец, а из Африки. Африканские негры больше говорят по-французски, и я решил испробовать. Подошел к нему и пригласил за свой стол. Он понял и сел к нам. Сказал, что говорит по-английски, сам из Танганьики, зовут Мак сокращенно, а вообще Абу Макемо.

К тому времени запорожец уже ушел, а на его месте сидел пацан, второй помощник с какого-то арктического ледокола. Он тоже с грехом пополам изъяснялся по-английски, т.ч. африканцу было весело. Вятской тоже, насосавшись водки, чего-то вякал про Эльбу и всё просил меня перевести ему, что он старый солдат и воевал под Берлином. Администраторша ходила мимо, косясь и всё пыталась убрать негра от нас, но мы не давали.

Он, оказывается, приехал на конгресс, но не делегатом, а в качестве гостя или наблюдателя. Написал мне в записной книжке свой адрес. У него были добрые глаза с желтоватыми белками, необыкновенной ширины нос, мелко-мелко кудрявые волосы, черные губы и светлые, почти белые ладони, хотя сам аж отсвечивал фиолетовым. Я заказал еще солянку и бутылку пива, хотел вина, но мне не принесли. Вишь, падлы, нельзя уж с иностранцем поговорить. Без выпивки дальнейшее нахождение здесь потеряло интерес, я отдал 11-34 (тут деньги получает метрдотельша, т.ч. чаевых нету), и подался на улицу.

Был я что-то изрядно пьян, хотя и выпил немного, и ел хорошо. Надо было бы съездить к теткам, но в таком виде было нельзя. Я пока решил сходить в ГУМ. Манежную площадь пересек прямо тут, не через тоннель. Где-то раздался свисток, но я скрылся за троллейбусами и благополучно выбрался на тротуар у Исторического музея.

В ГУМе лазил, лазил везде, хотел купить себе шелковую рубашку, но подходящих не было. Купил автокарандаш и пошел на улицу 25 октября. Решил пройтись, протрезвиться. У лоточницы взял и выпил тут же бутылку кефира, потом мороженых штуки две съел. Незаметно дошел до пл. Дзержинского. Прошел еще дальше, нашел букинистический магазин и купил там «Лунный камень» Уилки Коллинза, книжку Чарлза Майера «Как я ловил диких зверей», а подальше, в лотке – «Среди зверей и птиц», о Зоопарке. Потом пошёл обратно.

Дойдя до метро «Дзержинская», решил поехать в парк культуры им. Горького, там еще отдохнуть и принять божеский вид. Сел, поехал. Когда вылез, оказалось, что до парка еще итти до черта. А рядом зеленый скверик. Я пошел туда и сел на скамейку.

Что-то был я не столько пьяный, как разбитый весь, не хотелось ничего делать, голова болела и было тошно. Сидя на скамейке, я подремал, а потом мне пришлось искать срочно убежище, т.к. стало тошнить.

Кое-как, оглядываясь и прячась за кустами, я проблевался. Стало полегче, но все равно погано. Пошел ходить. Нашел уборную, поблевал еще там, умылся и пошел пешком в сторону парка. Было уже 9 ч., надо было коротать время до 12. Пешком я прошел до следующей станции метро, сел в поезд и поехал к вокзалу.

Пока ходил, да пока сделал на метро целый круг под Москвой, стало 10 ч. Я еще долго сидел у вокзала на фундаменте забора, дремля. Вот как угостился! На славу.

Около половины 12го пошел за вещами. Я считал, что уже посадка на поезд, но еще не было. Получив вещи, еще минут 10 стоял со всеми прочими пассажирами в тоннеле, ожидая посадки. Стали сажать минут без 10 двенадцать. Мой вагон был 4, опять такая же вторая полка, только купе не третье, а восьмое.

Тут я, вроде, немного прочах, но всё равно боялся, как бы со мной чего не вышло. Я сразу взял портфель, когда тронулись, сходил умылся и привел себя в порядок. В нашем купе ехал один мужик и две женщины. Я в разговоры ни с кем не вступал, а сразу лег спать. Матрац тут был не пористый каучуковый, а ватный.

продолжение