1 / 2 / 3 / 4 / 5 / 6 / 7

Воскресенье. 8 июля 1962 г. Поезд №38.
Горький – Кадницы.

День сегодня ничего, утро было сероватое и прохладное, но потом стало жарко, вышло солнце. Разбудили нас в половине шестого. Какого, мол, чёрта, еще три часа ехать, а вы будите. Нет уж, слышь, Дзержинск проехали, скоро придем. Оказывается, теперь скорый поезд идет от Москвы до Горького 6.35 и везде с электровозом. К перрону московского вокзала поезд подошел без двадцати семь, т.е. ехали 6 с половиной часов. Ну, и шпарит он теперь!

Я забрал барахло и потрясся прямиком в камеру хранения. После московских камер в 15 и больше окон горьковская двухоконная камера показалась жалкой. Настоявшись досыта в очередь, сдал всё и пошел на рынок, т.к. всё ещё было закрыто. Странно, приехал, вроде, домой, а никакого подъема чувств, никакой радости не испытывал. Вообще вся чувственности уже притупилась.

На рынке я купил полтора килограмма огурцов по 1-60, три пучка редиски за 45 копеек и маме килограмм яблок в качестве гостинца. Яблоки у кавказских чучмеков брал, по 4 рубля, змеи, содрали. Затем хотел сходить в закусочную поесть, но она была на ремонте. Промтоварные магазины на рынке тоже еще все были закрыты. Открыли их в 8 ч. Я посмотрел, но нигде ничего стоящего не было. Тогда пошёл с рынка в столовую, что у трамвайного кольца. Дорогой заходил в продовольственные магазины, взял корейки 0,4 кг и Истоминским гадам десяток шоколадок по 28 копеек, как он просил. Сыру нигде не было, масло есть всякое, колбаса кое-какая есть. В столовой взял почки жареные, сыр, салат из помидоров и три стакана кефира.

Поев, отправился к ГУМу. Он открылся, и я вошел. Сперва посетил секцию спорта. Там были аккумуляторы ИЖ-56, нужно было взять. Больше ничего не было. Обошел весь универмаг, ища маме гостинец и себе рубашку. Одну было совсем приглядел, рукава оказались коротки. Плюнул с досады и ушёл. Маме всё же купил вазу для цветов – верх и низ металлические, желтые, а середина из стекла или керамики, майолики или чего-то такого, пестрая. Ничего так, за 3-60. И еще очень славный платок купил с матрешками, хохломской. Затем спустился вниз, взял аккумулятор и пошел на площадь.

Домой надо было ехать на такси – не тащиться же с сеткой, плащом и чемоданом от Запрудного. И тут еще находился досыта, пока одного сблатовал. И тот, подлюга, расплакался, что им не велят ездить за город, и что оттуда он пойдет пустой, и т.д. Торговались с ним долго и упорно. Я предлагал по таксометру и рупь чаевых, т.е., примерно, 7 – 7-50. Он просил 12. Не хотелось мне таскаться со всем барахлом по машинам, хрен бы я дал ему 11 рублей, но только из-за этого и дал.

Мы подъехали к камере хранения, положили барахло и помчались. Надо было еще заезжать в Кстово к Истоминым. Он мне растолковывал, где они живут, но мы долго плутали, прежде чем нашли. Это в старом Кстове, у ДОЗа. Дом был заперт, никого не было. Соседский мальчишка сказал, что Марина, т.е. жена Толькина, в больнице, а теща с дочкой пошли к ней. Пришлось письмо и гостинцы отдать этому мальцу – не ждать же. Выбравшись оттуда, понеслись домой.

Ничего нового, кажется, не было. Всё выглядело таким, будто я уехал отсюда только вчера. «Волга» шла на 90, к сотне. Мост через Кудьиу немного сдвинулся с мертвой точки – фермы положили, кладут настил. И делают мост через Шавку. Это единственное новшество по всей трассе.

Ехали через Шаву. Дорога была пыльная, хотя, как сказал шофер, дождь был только позавчера. Минут в 10 двенадцатого мы выехали в ограду детдома. Я отдал деньги, забрал вещи и поспешил домой. Старушенция еще, знать, толще сделалась. Расцеловавшись, и я стал раздеваться и умываться.

Файка, оказывается, опять работает в детдоме. Особой радости я от этого известия не испытал. Сегодня я собирался написать дневник, а завтра приводить в готовность мотоцикл. Ну, конечно, с приездом полагалось выпить. Мои бутылки из посылки были целы и невредимы, ожидая своей очереди. Огурцов и редиски тут своих было до пса, т.ч. я совершенно напрасно вёз. Мама сделала салат, очистила вяленого леща из первой посылки. Позвали Таисью Георгиевну. Роспили бутылочку «Зеравшана». Потом я прилег немножнко отдохнуть.

Полежал я с час – пришёл Лёша Нуянзин. Он, оказывается, здесь, а вообще уезжает в Горький на сессию. Был он мертвецки пьян, всё кричал, что мы с ним без штанов вместе бегали, но путного ничего от него было добиться нельзя. Он усиленно звал меня распить бутылку «Столичной», но я категорически отказался. Потом он немножко все же прочах, и мы с ним пошли в чапок выпить пивца – на такое дело я мог решиться. Спустились, а пива нету. Кончилось. Пришлось взять бутылку 0,75 портвейна.

Лёха у меня выпил и совсем одурел. Стали они с Колькой Моховым придираться друг к другу, потом с Витькой Кулагиным. Чапок уже скоро закрыли, и мы с Витькой чуть увели его оттуда. Доставив вконец окосевшего друга к теще, у которой он пока ночует, я отправился домой. Времени я потерял много, и хотя и сел сразу за дневник, но уже не смог всё кончить, тем более, что был всё же не совсем трезв. Так что около 12 я лёг.

продолжение