Начало / 2 / 3 / 4 / 5

6.
Сады Эпикура

Среди прочих замечательных идей, приписанных Солженицыным своему Нахрапу-Сталину, особенно хороша та, что «истинный коммунизм у Сталина уже построен», но только «объявлять об этом нельзя, ибо тогда: куда же идти?» Эти, с позволения сказать, «сталинские» соображения принципиально важны для правильного понимания романа. По Сталину (солженицынскому) коммунизм не есть «царство сытости и свободы от необходимости». «Первой и главной чертой истинного коммунизма должна быть дисциплина, строгое подчинение руководителям и выполнение всех указаний. Вторая черта: сытость должна быть очень умеренная, даже недостаточная, потому что совершенно сытые люди впадают в идеологический разброд».

Солженицын, вероятно, думает, что, приписав своему Усатому Демону такое понимание коммунизма (счастья), он зло посмеялся над реальным Сталиным. Действительно – смешно. Однако почему-то практически те же самые мысли о счастье, высказанные героями, одержимыми Нахрапом (но без слова «коммунизм»), не кажутся Солженицыну смешными. Вот, например, Нержин толкует природу счастья: «Благословение тюрьме!! Она дала мне задуматься. Чтобы понять природу счастья, – разреши мы сперва разберем природу сытости. Вспомни Лубянку или контрразведку. Вспомни ту реденькую полуводяную – без единой звездочки жира – ячневую или овсяную кашицу! Разве ее ешь? разве ее кушаешь? – ею причащаешься! к ней священным трепетом приобщаешься, как к той пране йогов!». Тут ведь речь не о том, что он голодает. Он как раз сыт, но в восторге какого-то мистического сладострастия смакует саму возможность поесть, перед тем – наголодавшись, напостившись. Вот он сейчас все это расскажет, разлакомит в себе Нахрапа, а потом сразу же пойдет и откажется от работы над дешифратором – чтобы потом в Сибири упражняться в аскезе.

Но более всего поразителен не сам этот восторг Нержина, вдохновляемого Нахрапом, а то, насколько идеи, сейчас им высказываемые, соответствуют самым потаенным идеям солженицынского Сталина. Вот Нержин продолжает проповедовать мистическую сталинскую идею недостаточной сытости: «Так на бедной своей шкуре и на несчастных наших товарищах мы узнаем природу сытости. Сытость совсем не зависит от того, сколько мы едим, а от того, как мы едим! Так и счастье <…> оно вовсе не зависит от объема наших благ, которые мы урвали у жизни. Оно зависит только от нашего отношения к ним! Об этом сказано еще в даосской этике: «Кто умеет довольствоваться, тот всегда будет доволен».

Иными словами: для того, чтобы сделать счастливым свой народ, Сталину надо не так уж и много – научить всех довольствоваться. Тем, что есть. Надо довольствоваться лагерями, голодом, горем. Все ведь «зависит только от нашего отношения» к этому. А отношение одержимого человека к жизни определяет Нахрап. Вот почему Нержин готов довольствоваться тем, что он получит в Сибири. Он послушен велениям Сталина, а шарашка слишком для него сытна. Нет, конечно, все эти рассуждения Нержина вполне естественны: человеку ведь надо же как-то себя примирить с той судьбой, которая ему уготована. Но кроме этого, буквально в каждой фразе Нержина слышится какое-то воинствующее отрицание нормальной человеческой жизни – во имя каких-то «коммунистических» идеалов ограниченной сытости и непрерывных лишений. «Когда все очень-очень хорошо», это не счастье. «Счастье непрерывных побед, счастье триумфального исполнения желаний, счастье полного насыщения – есть страдание! Это душевная гибель, это некая непрерывная моральная изжога!»

Стоит ли объяснять, что это Нахрапа мучает изжога, когда у человека все хорошо, и что, точно, «не философы Веданты или там Санкья», а именно Нержин, ведомый Нахрапом, «поднялся на ту ступень развития, когда плохое уже начинает рассматриваться и как хорошее». В действительности-то люди, достойные высокого имени философов, никогда не рассматривали плохое как хорошее. Это только тогда, когда бесы соблазняют, бывает. Тут опять Божий дар перемешан с нахрапьими штучками. Да, философы нередко говорят, что не надо гнаться за внешними благами. И иногда предлагают специальную аскетическую технику для достижения блага истинного. Но делать из этого вывод, что человек должен искать счастья в тюрьме – это какой-то эвдемонизм Нахрапа. Это как если бы кто-то, узнав, что Эпикур учил в саду, сделал бы из этого вывод, что он не учил, а сажал, и что это был не сад, а тюрьма.

Впрочем, это, кажется, не такой уж и невозможный вывод. Вспомним, что тяга Иннокентия Володина в тюрьму начинается как раз с баловства эпикурейством. Причем у него не расхожее представление об эпикурействе (сводящееся к прожиганию жизни), а истинное. Эпикур «совсем не зовет нас к оргиям», – буквально накануне посадки объясняет он непосвященным. – «В числе трех основных зол, мешающих человеческому счастью, Эпикур называет ненасытные желания! А? Он говорит: на самом деле человеку надо м а л о, и именно поэтому счастье его не зависит от судьбы!» Все это бесспорно. И все же ужасно, что обращение к веселой философской науке оказывается у героев Солженицына симптомом одержимости, внутренним оправданием устремления в ад ГУЛАГа.

Можно еще долго приводить ссылки начитанных героев «Круга» на самых разных философов. Но и так уже ясно, что эти за уши притянутые цитаты Нахрап использует лишь для того, чтобы убедить людей в том, что тюрьма – самое подходящее для них место. Нахрапу нет никакого дела ни до Эпикура, ни до Лао-Цзы, ни до Будды. У него только свой интерес. Он хватается за любой повод, чтобы убедить как можно большее количество людей в том, что быть голодным и больным лучше, чем сытым и здоровым. У него свои представления о счастье: человек должен быть послушным и довольным, в каких бы невыносимых условиях он ни находился. И должен стремиться к такому злосчастью.

Причем интересно: Нахрапу все мало, ему все хочется сделать еще какую-нибудь пакость, до конца дойти… Вот он из одержимого Бобынина поучает самого Абакумова: «Вообще, поймите и передайте там, кому надо выше, что вы сильны лишь постольку, поскольку отбираете у людей н е в с е. Но человек, у которого вы отобрали в с е – уже не подвластен вам, он снова свободен». То есть – мертв? продолжение