«Я перестал бояться людей с деньгами»

Илья Осколков-Ценципер родился 30 сентября 1967 года в Москве. Закончил театроведческий факультет ГИТИСа, получил степень во Франции. Работал в Союзе художников СССР. Писал про искусство в журнал "Огонек". Делал выставки современных художников на Московских международных художественных ярмарках "АРТ-МИФ". Потом делал журнал "Матадор". В 1999 году основал "Афишу" – журнал обо всех развлечениях Москвы. Три года назад Илья стал главным редактором Издательского Дома «Афиша». Несколько дней назад Издательский Дом «Афиша» (московский журнал «Афиша», его петербургская версия, журналы «Афиша МИР» и «Большой город», порталы afisha.ru и bg.ru) был куплен за 17 млн. долларов холдингом «Проф-Медиа» («Комсомольская правда», «Экспресс-газета» «Авторадио» и другие СМИ). Илья Осколков-Ценципер - назначен генеральным директором ИД «Афиша».

Москва. Офис «Афиши» в Большом Гнездниковском переулке, час дня, февраль. Кабинет Ильи Ценципера. Большой круглый стол, мягкие кресла, из окна открывается приятный вид на Тверской бульвар. Здесь очень хорошо, в этом особняке… И если правда то, что говорят (мол, новые хозяева хотят перевезти редакцию куда-то на московскую окраину), это действительно история не из приятных...

Глеб Давыдов: Илья, вы, на мой взгляд, один из лучших главных редакторов в России. Да, вы реально крут.

Илья Осколков-Ценципер: Мерси.

Г.Д.: Уже 7 лет основанный вами бренд «Афиша» остается самым авторитетным и читаемым глянцем для интеллектуальной публики. Как вам вообще удается так уже долго удерживать его на этом уровне?

И.О-Ц.: Для меня тут важно несколько вещей. Во-первых, то, что все это делает группа людей. Я, когда мне исполнилось 35 лет, уволился с должности главного редактора журнала «Афиша Москва» и стал главным редактором группы изданий – и это одна из деталей того, как тут все это устроено: главный редактор журнала «Афиша» в Москве – Юра Сапрыкин, в Питере – Даня Лурье, в интернете – Даня Дугаев, и это делают на самом деле они. Я им стараюсь не мешать. Моя здесь заслуга заключается, прежде всего, в том, чтобы создать здесь атмосферу, в которой людям интересно двигаться вперед, в которой они чувствуют сопротивление материала с одной стороны, а с другой стороны есть какой-то драйв и энергия. Это самый главный фокус. И то, что я сейчас скажу, будет звучать абсолютно банально, потому что, как и все… как и все секреты… (подбирает слово)… secrets of trade… как все профессиональные секреты, это, в общем, довольно банальные вещи… Я считаю, что я не обманываю людей, которые со мной работают, я стараюсь с ними выстраивать отношения как с партнерами. Я думаю, что хотя юридически или экономически у того, что мы делаем, могут быть самые разные хозяева, очень важно, что эмоционально или творчески именно мы – владельцы того, что мы делаем. То есть важно, что это твое, что ты не можешь спрятаться за тем, чтобы сказать: «Владельцы – уроды, меня заставляют делать то или се». И моя работа заключается в том, чтобы заниматься отношениями, например, с акционерами, объяснять им, что же мы на самом деле делаем, почему то, что мы делаем, экономически выгодно и так далее. С другой стороны, чтобы не пугать редакцию языком бизнеса, который по природе своей достаточно агрессивен (это просто два разных языка, и один не лучше и не хуже другого) я в какой-то момент научился переводить с языка рекламщиков и предпринимателей на язык журналистов или дизайнеров, это довольно важно. И вот первая история – это история про доверие и про какой-то, пардон, коллектив единомышленников и про какой-то идеалистический подтекст, который за всем этим есть. Вторая история – про то, что для того, чтобы эти журналы работали, они должны приносить деньги. Если ты сделаешь так, чтобы они зарабатывали деньги, ты покупаешь свободу делать то, что ты считаешь правильным, нужным, точным и так далее. Это очень важно.

Г.Д.: Да, это кажется очевидным… Но пока все же остановимся на первой истории. Как вам удается создавать в редакции эту атмосферу, в которой люди, как вы выразились, «чувствуют сопротивление материала»?

И.О-Ц.: Да не знаю, никакого циничного фокуса тут нету. Я никого не обманываю, я, в общем, говорю то, что думаю. Я стараюсь сделать так, чтобы успехи честно делились… «Честность» - это, я считаю, важное слово. Я не знаю, что на эту тему думают обо мне мои коллеги, но надеюсь, что с большей частью из них у меня есть партнерские отношения. Потому, что я такой человек. Это к профессии отношения не имеет. Мне это по-прежнему интересно. После семи лет, на протяжении которых я этим занимаюсь, меня от этого прет. И с другой стороны мне просто симпатичны, мне нравятся люди… я благодарен людям, которые вместе со мной этим занимаются. Это никакое не кокетство, не human relations, не PR. Это совершеннейшая правда. Мне интересно сидеть вечером в ресторане и выпивать, например, с арт-директором путеводителей «Афиши», которому 24 года и который работает здесь совсем недавно… И в некотором смысле мне с ним интереснее проводить время, чем с какой-нибудь телевизионной звездой. Почему так получается, я не знаю. Может быть потому, что мне просто очень интересны журналы и сайты, а на эту тему интереснее разговаривать с арт-директором, чем с телевизионной звездой. Может быть из-за того, что меня до сих пор удивляет, что другим людям интересно со мной играть в ту игру, которую я когда-то придумал, и я им за это благодарен. Но тут уже область психиатрии наступает.

Г.Д.: То есть именно этот неподдельный интерес и создает драйв.

И.О-Ц.: Я думаю, что да. Кроме того, внутри «афишного эйдоса» есть еще один важный компонент, который заключается в том, что журналисты здесь это не обслуга при рекламодателе (хотя рекламодатель для нас очень важен, и мы стараемся сделать максимум возможного, чтобы он был доволен), а журналисты здесь – обслуга при читателе. Это очень важно, и во многих журналах это забывают. Я по-прежнему испытываю какой-то странный трепет каждый раз, когда вижу на улице человека с одним из наших журналов в руках. Я благодарен ему за то, что он заплатил денег или просто вынул из стойки «Большой город» посмотреть. Я чувствую, что мы такие официанты, как это ни смешно звучит. Мы обслуга, нанятая за 60 рублей этим человеком. Мы обязаны для него сделать свою работу, мы обязаны быть для него интересными, компетентными, веселыми, светскими, занимательными, честными собеседниками.

Г.Д.: Это и есть ваши творческие амбиции?

И.О-Ц.: Амбицией это назвать нельзя, это просто так и есть. Это уже есть, это всегда было. И это, я думаю, довольно важное отличие нас от многих других. В тех журналах, где мы занимаемся всеми развлечениями Москвы, это значит, что мы пишем: а) то, что мы думаем, б) мы стараемся не говорить на каком-то недоступном языке (знаете как вот вы в гости пришли – вы ж не будете грузить хозяев, немедленно вываливая подноготную).

Г.Д.: Я вот не поверю ни за что, что у вас нет некоторых амбиций, которые в какой-то момент должны бы были начать мешать вот этому процессу обслуживания читателей. Потому что ведь рано или поздно появляется разница между тем, что вы хотите делать и тем, что хочет получить читатель.

И.О-Ц.: Я вам клянусь, что мне повезло, в том смысле, что когда мы начинали все это делать, мы вообще не знали, есть ли эти читатели или нет. Мы просто решили, что есть люди, которые не глупее и не хуже, чем мы. А их обнаружилось изрядное количество. Я думаю, что если не относиться к читателю как к жертве твоих манипуляций (как это делают многие люди, которые работают в политической или в экономической журналистике), если не относиться к ним как к быдлу, которое можно гнать в одну или в другую сторону (как относятся многие люди, работающие в массовой прессе или на телевидении), если отнестись к этому человеку с интересом и с уважением, если понять, что он просто чего-то не знает, если заинтересоваться этим реальным человеком, если сказать себе, что ну должно быть какое-то количество читателей, которым не все равно и так далее и так далее, то, мне кажется, читатель это чувствует и реагирует на это с признательностью. По крайней мере, та небольшая и довольно изощренная часть аудитории, которая вообще в состоянии почувствовать такие нюансы. Этих людей не очень много, и нельзя, наверное, таким образом делать прессу для всех. Так мы и не пытаемся делать прессу для всех.

Г.Д.: А, кстати, что это за игра, о которой вы упомянули?

И.О-Ц.: А, игра?.. Игра заключается в том, чтобы рассказывать о том, о чем самих прет рассказывать. Я вырос в этом городе, который я очень не любил. Очень мне не нравился город Москва, в котором я вырос, он был в высшей степени недружелюбен. И когда мы стали издавать наш журнал, и у нас стало получаться, люди стали есть чуть-чуть другую еду, чуть-чуть другую музыку слушать, чуть-чуть по-другому одеваться и, главное, что стали просто покупать наш журнал, ходить на наш сайт и так далее, и чувство моей благодарности к городу, к жителям города, которые дали нам для этого возможность, и к людям, которые вместе со мной попробовали это сделать, оно просто невероятно.

Г.Д.: Но в то же время журнал «Афиша» (будем пока только о нем говорить) изменился очень сильно за эти годы. Он стал не то чтобы скучнее, но как-то стал менее живым, менее подвижным. Тут, наверное, нужно иметь в виду, что и времена изменились.

И.О-Ц.: Да.

Г.Д.: А в чем разница? Например, между 2000 годом и 2005-м?

И.О-Ц.: Таких разниц есть целая куча. Одна из них заключается в том, что мы совершили несколько революций, в том, как мы писали – многие люди научились делать то, что мы когда-то придумали (не буду сейчас перечислять). Второе заключается просто в том, что культурное, а вслед за тем и потребительское утратили некий идентификатор. То есть люди стали гораздо толерантнее и гораздо легче к этому относиться. Когда мы запускали журнал «Афиша», представить себе, чтобы на одной сцене стояли Лагутенко и Кобзон, было невозможно. Или Макаревич и группа «Виагра»… А сейчас даже уже сложно понять, что кого смущало – одни популярная музыка и другие популярная музыка. А тогда это все очень сильно было маркировано по системе «свой-чужой». Тогда еще очень сильно чувствовалась эта инерция: «андеграундное – честное VS массовое – телевизионное – манипулятивное – безвкусное». Сейчас в некотором смысле следующий виток всего этого наступает. Но люди стали ко всей этой теме относиться легче: «Вам нравятся колченогие лесбиянки, исполняющие хеви-металл, а я о них ничего никогда в жизни ничего не слышал – ну и что, это не мешает нам с вами сидеть и общаться». А в 2000 году это была гораздо более животрепещущая тема. Вообще в 2000 году все еще происходила революция, все еще было непонятно, как тут все обернется, и журнал «Афиша» предложил довольно симпатичную версию того, что происходило. Утопия по «Афише» не состоялась, также, как не состоялись прочие утопии и антиутопии, потому что так не бывает. Но жизнь стала гораздо стабильнее, гораздо предсказуемее. Пять лет назад людям, когда они нанимались на работу, не задавали вопрос «Что вы будете делать через пять лет?». Я, например, не умею на такой вопрос отвечать. Я понятия не имею. А сейчас появляется все больше и больше молодых людей, которые могут ответить на такой вопрос. Пять лет назад их вообще не было. Сейчас можно услышать: «Ну, я думаю, что через четыре года я займу место заместителя начальника управления, и мы с супругой сможем позволить себе второго ребенка». Такое по-русски даже нельзя было выговорить несколько лет назад!

Г.Д.: Значит, в двух словах: в жизни стало гораздо меньше конфликта, и она стала предсказуемее.

И.О-Ц.: Жизнь стала сильно буржуазнее. Она стала толерантнее, предсказуемей, она легче поддается планированию. Она стала, если правду сказать, скучнее. И всего стало больше. Стало комфортнее. Ну что, наступил капитализм. В 2000 году был не капитализм, было какое-то странное чистилище.

Г.Д.: И журнал «Афиша» просто отражает этот процесс.

И.О-Ц.: Ну да, было бы очень неточно, если бы мы продолжали настаивать на том, что ежедневно совершается некоторая эстетическая революция. Увы, этого не происходит… Мы провоцировали наших читателей, когда поставили рубрику «Рестораны» до рубрики «Выставки», то есть потребительское перед культурным… Тогда в этом был некоторый вызов. А сейчас хочется загнуть в другую сторону, потому что все стало просто commodity, просто товар. Вообще задача «Афиши», как и любого достойного журнала, прежде всего в том, чтобы просто информировать, и в том, чтобы предлагать какие-то новые варианты выбора, но, в конце концов, мы пишем про музыку, фильмы, то и се, а не про то, что там у людей за душой. В редкие моменты некоторым журналам удается сделать что-то большее. Но это – какое-то временное стечение обстоятельств, и требовать этого от «Афиши» из года в год невозможно.

Г.Д.: То есть вы перестали провоцировать…

И.О-Ц.: Нет. На внутреннем языке «Афиша» называется «Патомурзилка». Это такая внутренняя шутка. На самом деле элемент провокации в «Афише» есть почти всегда. Он заключается просто-напросто в том, что мы – издание для людей, которые интересуются новым и в состоянии новое воспринимать. Поэтому мы пишем не о том, что вы и так уже знаете, а о чем-то, чего вы, как правило, не знаете. Поэтому провокация в некотором смысле встроена в жанр. Иногда мы попадаем, а иногда не попадаем в то, чтобы угадывать, что именно будет новым.

Г.Д.: Вы сказали, что эстетическую революцию сейчас никому не интересно делать и не нужно…

И.О-Ц.: Я не сказал, что не нужно, я сказал, что ее нет. Одна из ошибок, которую мы сделали с «Афишей», заключалась в том, что мы некогда легализовали какую-то часть андеграунда, как бы вывели ее в поле общественного внимания. И после этого мы много лет пытались найти следующие волны. И этого не происходило, не происходило и не происходило. Потому что культура как-то перестроилась, и я сейчас в ней неполитического андеграунда не вижу. Политический же андеграунд к эстетике редко имеет отношение (то есть если посмотреть на конкретные результаты, то интересных эстетических результатов я пока в России не вижу). Сейчас самое интересное, что происходит, связано с интернетом, с какими-то социальными сетями и так далее. Это настолько какие-то фундаментальные изменения механизмов создания и дистрибуции фактов искусства и культуры, что на этом фоне до формальных вопросов даже еще не дошло. Там происходят какие-то колоссальные изменения, которые, разумеется, очень сильно повлияют на то, какую музыку мы слушаем и на то, какое кино мы смотрим. Но на это требуется некоторое время, чтобы люди, которые искусство создают, смогли начать это переваривать. Там совсем какие-то новые формы возникают. Не знаю как вас, но меня от этого прямо прет!

Г.Д.: А мне кажется, что по большому счету там происходит все то же самое, только гораздо быстрее. Намного быстрее. Просто с какой-то невероятной скоростью. Просто эти процессы раньше происходили настолько медленно и постепенно, что не были даже заметны… Поэтому сейчас кажутся чем-то новым и незнакомым.

И.О-Ц.: А мне кажется, что нет. Потому что самое главное, что возникает из интернета, это то, что в целой кучи областей мы сейчас будем свидетелями того, что в течение 10 лет мэйнстрим исчезнет. То есть исчезнет навязываемый в силу экономических причин выбор неких топ 5 или топ 10 или топ 20. Так как этот выбор был всегда обусловлен ограниченностью каналов коммуникации. А то, что сейчас происходит в интернете, позволяет возникнуть гораздо более насыщенному культурному горизонту, точно.

Г.Д.: То есть в оффлайне происходит процесс глобализации, а в онлайне наоборот – дробление?

И.О-Ц.: Да. Это очень легко – влезть в лайвджорнал и посмотреть, какие там есть коммьюнити. Большинство из них мне совершенно неинтересны, но многие из них страстно интересны людям, которые в них участвуют. И это только начало, потому что там по-прежнему людей немного, пользователей интернета по-прежнему немного, привычки им пользоваться тоже не много, но каждый день этих людей становится все больше и больше. Площадки, подобные лайвджорналу (при том, что лайвджорнал это такой русский феномен) и другим социальным сетям (myspace и так далее) в результате приведут к тому, что число каналов, при помощи которых вы можете добраться до тех высказываний, которые для вас персонально – самые точные, бесконечно возрастет. И число специфичных вкусов от этого тоже возрастет. А число людей, которые слушают три группы, которые с утра до ночи показывают по телевизору, относительно уменьшится. Они всегда будут, эти три группы. Но, условно говоря, доля топ 50 немножко уменьшиться, а вот доля next 500 точно увеличится. На самом деле то, что я говорю, это такие банальности всяких интернет-аналитиков при бизнесе, но, на мой взгляд, это очень-очень скоро начнет влиять видимым образом на то, что на нас с вами производит впечатление.

Г.Д.: А вы как-то корректируете свои оффлайновые издания в связи с этим? Не кажется вам, что эти две реальности – оффлайновая и онлайновая – в какой-то момент просто столкнутся, и случится взрыв?

И.О-Ц.: Дело в том, что наши бумажные издания всегда были нишевыми. Это не «Семь дней». Вопрос в том, что ниша должна быть достаточно велика, чтобы выдерживать экономику проекта, и достаточно мала, чтобы этим интересно было заниматься. Вот нахождение какого-то баланса, удержание в точной нише, если говорить рыночным языком (сохранение точной интонации, если говорить языком, скорее, журналистским, чем рыночным) – в этом весь fun и заключается. На мой взгляд «Афиша» пережила в прошлом году очень тяжелый длинный кризис, из которого мы где-то в октябре стали выходить… У меня сейчас дико позитивное впечатление… Хотя в какой-то момент даже было такое ощущение: может он умер, а мы его все пытаемся реанимировать… Ну, то есть на самом деле – неплохой журнал, но… как-то не прет. Потому что часто бывает со многими изданиями, особенно с изданиями, которые начинались как, простите за выражение, культовые: четыре, пять, шесть, семь лет, – и что-то скисает… То есть люди продолжают делать то же самое, но уже как-то никого это не возбуждает. Мы (это было сложно, и я считаю это одним из наших главных достижений прошлого года) полностью и очень отважным образом переделали дизайн и структуру журнала, какая-то часть людей (и это было отрыванием от сердца) от нас ушла, какие-то новые люди у нас появились, какие-то совсем новые ходы возникли, и вот где-то к середине ноября мне стало казаться, что мы сделали правильную вещь, а сейчас я в этом уже совсем уверен. Это обычно чувствуешь внутри, а потом это чувствуют люди снаружи. Но когда ты видишь, что люди, которые делают журнал, вдруг перестали ругаться, что они опять стали много времени проводить друг с другом, что их страшно прет... А главное, когда ты приходишь на работу и видишь, что сидят люди и читают свежий номер журнала, который они четыре дня назад сдали в типографию, это просто невероятно обаятельно, и ты тогда можешь быть уверен, что ты делаешь точную вещь. И когда тебе начинают звонить люди… вот невероятный был для меня комплимент: я сидел в ресторане «Версай» на соседней с нами улице, смешной азербайджанский ресторан, там на стене висит фотография режиссера Кирилла Серебряникова, который там однажды выпивал, и его хозяева сфотографировали и повесили на стенку, и я сидел в этом ресторане ровно под этой фотографией, и вдруг раздался звонок, и это был Кирилл Серебряников, с которым мы довольно неплохо знакомы, и он мне говорит: «Ты знаешь, я тебе все не решался сказать в последний год, что что-то с журналом не то происходит, а тут я прочитал последние два номера, и мне так понравилось!». Мне было очень лестно это услышать от Кирилла, чьему мнению я доверяю. И я не вымогал от него комплимента. Он тонкий человек, и если он там почувствовал, значит у нас правда получилось что-то переломить – ухаживать за мной у него никакого резона нету.

Г.Д.: И в этот момент Издательский Дом продали.

И.О-Ц.: И в этот момент Издательский Дом продали.

Г.Д.: И что это?

И.О-Ц.: Я не знаю. Посмотрим. Само по себе это не плохо и не хорошо – с точки зрения журналиста и с точки зрения читателя. А дальше – посмотрим. Конечно, все эти истории действуют несколько отчуждающе. Потому что тебя продают как табурет (продали квартиру, там стоял табурет, до кучи с табуретом вместе). Мне кажется, самое главное заключается в том, что мы тут делаем все внутри. Я думаю, что владельцы этой компании – неглупые люди, которые понимают что они приобрели. И не думаю, что они покупают это для того, чтобы разрушить, это просто было бы абсурдно. Хотя в такой ситуации всегда есть шанс, что люди, например, характерами не сойдутся, не поймут друг друга. «Афиша» - тонкий инструмент, может нечаянно что-то развалиться... Есть какие-то разные взгляды на то и на это… Любая такая история – она сложная. Но я, честно говоря, преисполнен всяческого позитива, потому что среди разных претендентов на покупку «Афиши» были, в том числе, и совсем неприятные люди. А люди, которые «Афишу» купили, к их числу не относятся. Дальше я думаю, что если мы постараемся договориться с акционерами, и если они увидят, что мы, среди прочего, умеем зарабатывать деньги, и если мы будем прислушиваться к тому, как они умеют зарабатывать деньги… Как только разговор идет о деньгах, а не о том, что «поставьте на обложку мою любимую девушку» или «щас я вас, дураков, научу, о чем надо писать», если люди занимаются своим делом и если они рациональны, я думаю, что с ними можно договориться.

Г.Д.: Ну тут как раз вот история о переводе с языка журналистов на язык предпринимателей, вопрос убеждения…

И.О-Ц.: Это не вопрос убеждения. Потому что «Афиша» - это очень прибыльное предприятие. Один из самых прибыльных журналов в России. Afisha.ru – один из самых прибыльных сайтов в России. «Большой город» после всяких реформ – это чрезвычайно мощный бизнес. Это я говорю не в порядке хвастовства. Что такое успешный бизнес? Это ведь тоже в некотором смысле коммуникация. Если вам платят, значит вы востребованы, если вы востребованы, значит вы умеете разговаривать с вашим читателем (потребителем). Деньги это просто один из видов обратной связи. Мнение ваших коллег – это другой вид обратной связи. Стыдно или не стыдно вам сказать вашим друзьям по школе чем вы занимаетесь – это третий вид обратной связи. Их немало. А что касается нынешних хозяев – ну да, им принадлежит еще «Юмор FM» и «Комсомольская правда». Потому что это выгодные бизнесы. Но я, например, не мог бы делать передачу «Юмор FM», но я это говорю это без всякого высокомерия, а просто потому, что я в этом не специалист. А они сделали из этого очень прибыльный бизнес. А мы умеем «Афишу» делать прибыльным бизнесом, так в чем проблема?

Г.Д.: Судя по тому же лайвджорналу, иные сотрудники вашей редакции в шоке.

И.О-Ц.: Я могу это понять. Более того, я вам скажу такую вещь: года три назад я бы умер от страха просто. Ну от страха не от страха… От горя почему-то. На месте. Я с тех пор стал чуть более закаленным воробьем, и главное, я перестал бояться людей с деньгами. И перестал к ним относиться как к каким-то страшным злобным хозяевам, которые придут и непременно все испортят. Почему они должны все испортить? Зачем они это покупали? Чтобы портить что ли? Опять же, бывает всякое. Но если попробовать договориться, если заранее не настраивать себя, что вот все ужасно… С другой стороны наши с вами коллеги имеют обыкновение рисовать все в каких-то черно-белых тонах, рисовать какие-то катастрофические сценарии… На самом деле все очень просто: тут очень хорошо! В этом здании, где мы с вами сидим, очень хорошо. Здесь приятно. Здесь симпатичные люди делают достойное дело и получают за это нормальные деньги. Любое изменение в составе акционеров угрожает тем, что окажется уже не так хорошо, не так приятно или, может быть, будут заставлять делать не настолько приятное дело. Поэтому все воспринимают это близко к сердцу. Но… я, например, не собираюсь своими руками брать и все портить. Это было бы странно. Я тут работаю потому, что я стараюсь все сделать так… знаете… «приебися все плохое, отъебись хорошее…» (Тут Илья, скорее всего, оговорился, потому что явно имел в виду слова из русской частушки, которые в оригинале звучат как "отъебися все плохое, приебись хорошее", - Г.Д.) Что тут заранее паниковать? Будут заставлять делать говно – ну хорошо, каждый сам выбирает, в конце концов…

Г.Д.: Будете делать говно?

И.О-Ц.: Я нет.

Г.Д.: Уйдете из «Афиши», если не найдете общего языка?

И.О-Ц.: Ну, конечно, уйду. Я к этому легко отношусь. Я делаю то, что я умею делать, то, что мне интересно, стараясь при этом слушать всех кругом и так далее. Если мне предложат делать что-то, что я не умею, или считаю неправильным, или я не лучший для этого человек, ну отлично, я найду, чем в жизни заняться… И это касается кучи наших с вами знакомых. Что паниковать-то?

Г.Д.: Здесь все понятно. Вы не боитесь. Но люди, сидящие этажами ниже, они, наверное, не настолько уверенны в будущем.

И.О-Ц.: Я им говорю все то же самое, что и вам сейчас. И нашим акционерам. Я всем говорю одно и то же, потому что я никого не обманываю никогда. Все думают, что там какие-то «разные языки», что там есть какая-то хитрая интрига… Я, может быть, очень наивный в этом смысле человек, но я не верю ни в какие десятиходовые комбинации, они в нашей стране никогда не работают. Все очень просто, не надо врать и обманывать, и все будет нормально.

Г.Д.: Спасибо. 

ВСЕ ИНТЕРВЬЮ РУБРИКИ "ВОКЗАЛ" - ЗДЕСЬ (см. пометку "ВОКЗАЛ")