1 / 2 / 3 / 4 / 5 / 6 / 7 / 8 / 9 / 10

11.
Свято место пусто не бывает

Изначально бездушный сырой человеческий материал («лопоухие вольняшки») превращаются в тюрьме в настоящих одушевленных людей. Вольняшки «погрязли в суетных поступках и маленьких замыслах», но тюрьма «год от году» перековывает их. Такова предпосылка.

Впрочем, термин «перековка», столь любимый певцами сталинской пенитенциарной системы, в «Круге», кажется, вовсе не употребляется. Он присутствует там лишь в возвышенной форме «выковывать душу». Однако хрен редьки не слаще: в основу своих представлений о человеке одержимые герои Солженицына кладут ту же самую предпосылку, что и сталинские теоретики тюрьмы: человек должен быть перевоспитан, перекован, преобразован. Тут опять сказывается «звон и пафос» нержинской юности. Но, вообще говоря, в самой по себе идее «перековки» нет ничего страшного. Это старинная алхимическая идея преобразования неблагородного, грешного, больного материала в лучезарное золото. Идея воспитания. В христианстве этой идее трансмутации или перековки человека соответствует идея спасения души. А спасаться, как известно, удобней всего в монастырях.

Так вот, как бы это ни казалось дико, но в рамках «Круга» заключенные, гранящие себе «бессмертную душу», – это монахи, а тюрьма, где это происходит, – монастырь. Только надо иметь в виду, что это никак не христианский монастырь и даже не эпикурейский, а – нахрапианский какой-то. В романе есть блестящее описание этого монастыря: «Залитый изнутри никогда не гаснущим электричеством МГБ., двухэтажный ковчег бывшей семинарской церкви (вот совпадение... – О. Д.) <…> беззаботно и бесцельно плыл сквозь черный океан человеческих судеб».

Ничто не могло помешать воскресной медитации арестантов-монахов – «могла расколоться Луна», но они узнали бы об этом лишь утром. Они избавлены от мирской суеты, голода, сытости, счастья, любви, забот о жилище… Они «были невесомы сами и обладали невесомыми мыслями». «Мужчины, выдающиеся по уму, образованию и опыту жизни <…> здесь принадлежали только друзьям». Согласитесь, ведь это икона: отцы-пустынники советской киновии. А вот своеобразный исихазм этой иконы: «Свет ярких ламп отражался от белых потолков, от выбеленных стен и тысячами лучиков пронизывал просветленные головы». Ну и конечно: «Дух мужской дружбы и философии парил под парусным сводом потолка. Может быть, это и было то блаженство, которое тщетно пытались определить и указать все философы древности?».

Нет, скорее всего, это не «то» блаженство. Мы ведь уже видели разницу между нормальной философией и философией Нахрапа. Философские споры монахов шарашки эту разницу подтверждают. Вот, например, постоянный спор о том, «когда лучше садиться». Молодые доказывают, что лучше в молодости, ибо в тюрьме «успеваешь понять, что значит жить». А пожилые возражают, что «садящийся к старости переходит как бы на тихую пенсию или в монастырь». Солженицын отмечает, что сама постановка такого вопроса «уже фатально предполагала, что тюрьмы не избежать никому». Но вообще, как мы только что видели, эти одержимцы, философствующие «под высоким сводчатым потолком алтаря», просто даже мысли не допускают, что человеку лучше не садиться.

Ну представьте: человек в юности мечтает не о девушках, а о тюрьме, бежит от соблазнов женского пола, старается избавиться от всех привязанностей, у него даже внешность особая (отвергнутая жена Нержина отмечает: ему «идет быть в тюрьме»), наконец, он стремится с шарашки во все более глубокие круги ада, ради познания тайн бытия… Ну как он может не сесть, если согласно этой агиографической сводке, он создан для тюрьмы (монастыря)? Что же касается Иннокентия Володина, с которого начинается роман и которого «так и тянуло туда», то – как мы раньше не догадались! – само его имя намекает на монастырь: инок.

Речь у нас, конечно, идет только о литературных героях, да и то весьма специфических (например, тюремные герои Шаламова устроены совершенно иначе, да и у самого Солженицына есть несколько вполне симпатичных, совсем не одержимых персонажей). Но поневоле задумаешься: как же жить подобного рода людям, если рухнет ГУЛАГ, если некому будет заслать их упражняться в аскезе в Сибирь? Ведь православный монастырь для одержимых Нахрапом, кажется, не совсем подходит. Вот разве что на Западе есть, говорят, специальные концлагеря-санатории, где за большие деньги над людьми издеваются под наблюдением врачей и психологов, дают реализоваться их «большой страсти» к страданию. Но ведь то на Западе, а у нас такое когда еще будет?..

И все же Солженицын находит достойный эквивалент нахрапианского монастыря для тех, из кого выпирает Нахрап. Это раковая больница. Но это уже совсем другой роман о Нахрапе – не «Круг», а «Раковый корпус». окончание >>