В прошлый раз я закончил на том, что, вырвавшись из энергетического поля места силы в Сельце Карельском, остановился на ночлег в Бологом. А наутро я решил отправиться в Боровичи, райцентр в Новгородской области. И по пути заглянуть в Иверский монастырь, располагающийся на острове Селевицкий посреди Валдайского озера. О нем – в следующий раз.
В Боровичах весной 1541 года случилась престранная история (некоторые, правда, полагают, что это было в 1451 году): в ледоход река Мста, текущая как раз из тех мест в Удомльском районе, которые так напугали меня накануне, принесла льдину, на льдине – обгорелый гроб, в гробу покойник. Боровичане эту льдину, конечно же, быстренько оттолкнули от берега: думали сплавить подальше от греха. Но льдина вернулась. Тогда ее отвели на средину реки и пустили вниз по течению. Льдина вернулась. Что делать? Отбуксировали вниз по реке больше чем на километр. Но, преодолевая течение и ледяные заторы, льдина, как глиссер, устремилась к тому самому мысу, вдающемуся в Мсту, который изначально избрала для остановки. Тут уж все поняли: не отвертеться. Сняли колоду с льдины и поставили на берегу.
Весь день обыватели толпились у гроба, в котором, как живой, лежал совсем еще молодой человек, почти что ребенок. А ночью одному из них этот покойник явился во сне и сказал: «Зачем вы меня гоните, я такой же христианин, как вы, и зовут меня Иаков, в честь Иакова брата Господня».
Нам должно быть ясно: неизвестный святой выбрал место на Мсте, чтобы явить себя миру. Подобные вещи бывают. Одну такую историю, случившуюся в половодье на реке Устье в селе Верюга Архангельской области, я здесь уже излагал. Но только Прокопий Устьянский приплыл в Верюгу значительно позже, в начале 17-го века. И верюжцы его сразу же с радостью приняли. А боровичане отбивались от святого, как от чего-то опасного и вредоносного. Но, в конце концов, все же смирились. В том месте, где причалила, льдина построили деревянную часовню и положили в нее Иакова. Вскоре около часовни открылся целебный источник и начались чудеса. Сейчас там стоит каменная церковь иконы Умиления Богородицы. От нее, особенно если пройтись по мыску ближе к реке, хорошо виден основанный в 1327 году Свято-Духов монастырь, в который мощи Иакова были перенесены в 1545 году, после того, как Церковь освидетельствовала и признала нового святого.
Когда Иаков еще только приплыл в Боровичи (а его, кстати, стали считать покровителем лоцманов и лодочников), туземцы поступили довольно рационально: взялись за багры и постарались сплавить тело неизвестного. Они не хотели неприятностей. Примерно тех, о которых поется в народной песне на слова Некрасова: «Меж высоких хлебов затерялося...». Напомню, что там в некоем селе «застрелился чужой человек». Ну и, разумеется, «Суд приехал… допросы – тошнехонько, / Догадались деньжонок собрать. / Осмотрел его лекарь скорехонько / И велел где-нибудь закопать». Схоронили самоубийцу, естественно, без попа, не в церковной земле, а в нешироком долке меж двумя хлебородными нивами (под плакучими ивами). И с тех пор на заре до него из села долетают звуки хороводных песен, эхо языческих богослужений. Но если со временем о бедном стрелке позабудут, а потом вдруг кому-то случится найти его останки, то – вот он готовый умрун, заложный покойник. Фигура опасная, амбивалентная. Может быть – святой, а может – нечистый. Церковь всегда очень внимательно следила за тем, чтобы эти отличия проводились четко. И не спешила признавать новых святых, особенно, если о них не было никакой информации, как об Иакове.
В чувствительные к знакам и символам времена все, что угодно, могло обернуться культом. Любая ничего на поверхностный взгляд не значащая находка могла стать предметом почитания. И правильно. Потому что ничего на свете случайного нет, всякая вещь что-то да значит. То есть – связана с миром, из которого приходят знаки. Нам это кажется странным лишь потому, что мы привыкли все объяснять при помощи, так называемых, действующих причин: тело приплыло сюда потому, что где-то выше по реке половодье размыло кладбища, человек застрелился потому, что горевал. Но это ничего не объясняет. Это годится разве что для проведения следственных действий и примитивных физических выкладок. А если хочешь постичь, почему этому телу начинают поклоняться как божеству, нужно отбросить банальную причинность. И вместо действующих причин искать целевые (как это назвал Аристотель): ради чего это произошло? Тогда станет ясно: тело приплыло сюда для того, чтоб ему поклонялись.
Конечно, погружаясь в то особое состояние, в котором это становится ясно и несомненно, ты выходишь за рамки обыденных условностей и как бы погружаешься в сон наяву, где любые чудеса и нелепости абсолютно возможны. Отдает безумием? Ничего, можно привыкнуть. Люди будут косо смотреть? Да черт с ними. Зато если постоянно упражняться в погружении в такой сон наяву, начнешь видеть и понимать много такого, чего не видишь и не понимаешь бодрствуя. И сможешь использовать это где угодно, даже на службе в офисе. Коллеги будут очень удивляться и завидовать твоей проницательности и твоему везению. А ты им будешь говорить: да ничего удивительного, я же даос.
Повторюсь: объектом поклонения может стать все, что угодно. О великом Ходжа Насреддине рассказывают, что в одном паломничестве у него умер осел. Похоронив друга, бедняга ужасно печалился, не мог покинуть могилу осла, остался подле нее на месяц, другой, третий, на год… Люди, сновавшие по дороге мимо могилы осла, через некоторое время стали останавливаться и печалиться вместе с Насреддином. Постепенно возник целый культ. Ходжа пытался объяснять, что это всего лишь осел, но никто на его слова не обращал никакого внимания. Люди уже знали: тот, кто лежит в этой могиле, помогает. Наконец, Насреддин покидает могилу осла, отправляется к своему отцу, служащему при гробнице одного знаменитого святого, и рассказывает эту историю. Знаешь, говорит отец, много-много лет тому назад со мной приключилось ровно то же самое, и вот теперь я...
Я поминаю эту историю вовсе не для того, чтобы профанировать веру в святых. Просто я думаю, что сущность сакрального вовсе не обязательно должна быть связана с аскетическим подвигом и соблюдением расхожих моральных норм. То есть – может быть связана, а может – и нет. Одно другому отнюдь не мешает. Тому много примеров. И мертвый осел может творить чудеса и помогать человеку ничуть не менее эффективно, чем какой-нибудь праведник. Точно так же и живая собака может находить места силы не менее успешно, чем человек, отягощенный предрассудками. Даже более успешно. Поэтому я был до глубины души оскорблен за зверье, когда прочитал на форуме Перемен отзыв какого-то Журфакера, поставившего под сомнение способности моего пса Османа. Собака, мол, может бессмысленно валяться на любом говне, а человек в месте силы что-то получает и понимает.
По-моему это типичная гуманистическая чушь. Преувеличение роли человека в мире. Неоправданное преувеличение. Ведь животное – это сама непосредственность, а человек напичкан предвзятостями, подтверждения которых ищет повсюду. В результате вместо того, чтоб находить что-то новое, он всюду находит лишь подтверждения тому, что уже заранее знает. Зачем же тогда искать? Вот и выходит, что найти что-то новое можно, только если его не ищешь.
В предыдущем тексте я описал, как отпустил себя на свободный незаинтересованный поиск места силы. Я старался вести себя, как собака. И место силы за сотни километров зацепило меня и потянуло к себе. В результате я в нем чуть не сгинул. Но это уже оттого, что я не сдюжил, подключил мозги, стал что-то анализировать, поступать разумно, мешать самому себе. Однако в бессознательном поиске важно не то, что ты делаешь, но – что с тобой делается. А ты должен только наблюдать за происходящим и осторожно фиксировать свои переживания. Без напряга, иначе (это напоминает принцип неопределенности Гензенберга) своим слишком заинтересованным взглядом рассеешь все чары.
«Что вы знаете о нашем монастыре?» – спросила, подкравшись сзади, пожилая женщина подчеркнуто православного вида, когда я забылся, фотографируя храм сошествия Святого Духа. От неожиданности меня чуть родимец не хватил. Я ответил, что знаю лишь то, что когда-то здесь были мощи праведного Иакова, а потом патриарх Никон ограбил монастырь, забрав его мощи на Валдай. Женщина (как оказалось, ее зовут Елена, и работает она в монастырской иконной лавке) замахала руками: «Что вы, так нельзя говорить. Мощи перенесли потому, что здесь, в Боровичах, ослабла вера, не стало того рвения». Ей, конечно, видней. Но патриарх все же форменным образом обобрал Духов монастырь. Разрушил Боровичское место силы ради обустройства места силы на Валдае. Это никуда не годится, это говорит о том, что глава РПЦ уже не имел представления о сущности сакрального, не понимал, что мощи святого и место силы, в котором они явились, таинственным образом связаны. Не знал, что волюнтаризм в обращении с такими вещами ведет к большим неприятностям. А человек, не понимающий таких элементарных вещей, как раз очень подходит для того, чтобы устроить раскол.
Впрочем, Елена подошла ко мне вовсе не за тем, чтобы спорить о правильности поступков Никона, а для того, чтобы просто поговорить о высоком. Эта симпатичная женщина, по всей видимости, считает своим святым долгом рассказывать странникам о возрождении русской духовности и о монастыре, к которому она прилепилась. В частности, я от нее узнал, что Свято-Духов монастырь хоть и считается действующим, но в нем сейчас нет ни одного монашествующего, что это – лишь архиерейское подворье. Но, возможно, скоро, в нем начнется полноценная монашеская жизнь. Потому что место такое замечательное. Здесь начала свой подвижнический путь Таисия Леушинская, духовная дочь Иоанна Кронштадского. Именно здесь ей явилась Богородица и утешала. Впоследствии Таисия стала игуменьей Леушинской обители, которая теперь вместе с ее могилой (умерла матушка в 1915 году) оказалась на дне Рыбинского водохранилища.
А детство будущей подвижницы (в миру Марии Солоповой) прошло недалеко от Боровичей на озере Пирос, где рядом с деревенькой Речка было поместье ее родителей. Они похоронены в селе Пирусс, в нескольких километрах от своего поместья. Елена настоятельно рекомендовала съездить туда: место изумительно красивое, там на горе над озером было языческое капище, а теперь стоит Петропавловская церковь.
Приехали. Пирусс место действительно очень сильное. Вид на озеро с горки – захватывающий. Можно не сомневаться в том, что поганые поклонялись там своему божеству с истинным рвением. Там сам горизонт завораживает и не оставляет сомнения в благости мира. Там хочется выть вместе с ветром. И остаться там навсегда. Это вам не обязаловка посещения православного храма, которая многих отвратила от Церкви и даже сейчас воспринимается как наказание. Тут нет принуждения, тут лишь свобода и ощущение радости. Именно такое место должно было сформировать неуемный дух игуменьи Таисии.
Что же касается мощей Иакова Боровичского, которые были перенесены в Валдайский Иверский монастырь, то они оказались там и утрачены после революции. Монахи надеются, что они где-то спрятаны и рано или поздно обнаружатся. Может быть, если Иаков этого захочет.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ ИЗДАНИИ КНИГИ "МЕСТА СИЛЫ РУССКОЙ РАВНИНЫ" И ВСЕ НЕОБХОДИМЫЕ ССЫЛКИ – ЗДЕСЬ.
КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.
ЧИТАЕТЕ? СДЕЛАЙТЕ ПОЖЕРТВОВАНИЕ >>