1 / 2 / 3 / 4 / 5 / 6 / 7

2. Рассказ Алексея Шведова о первом герое свободной России

Вот история про первого, настоящего, единственного (и до сих пор неизвестного, заметь!) героя новой демократической России.

Не помню уж, как так сложилось, но во время путча 91-го я находился в столице. Ничто не предвещало грозных исторических событий. Поэтому когда в четыре утра у меня зазвонил телефон, я с надеждой подумал, что это звонит какая-нибудь падшая девушка. Но вместо этого услышал в трубке голос своего друга, Мартынова, о котором знал, что он сейчас где-то очень далеко от Москвы.

Звонил он из Узбекистана, где участвовал в организации автопробега «Москва-Пекин» (в дальнейшем не состоявшегося как раз по причине этого самого путча). И в трубку он говорит: «Ну, так что? У вас там танки уже идут по городу?» Я выглянул в окно. За окном щебетали птицы. Никаких танков. Полюбопытствовал, с чего он все это взял. Олег ответил, что у них уже объявили – а у нас же с ними разница во времени часа четыре, - что произошел переворот: у власти теперь все эти Пуги-шмуги, что зачитали текст обращения и... будьте любезны!

Я понял, что это не шутка. И ощущение было очень странное, потому что, ну, действительно, ничто не сулило никаких бед, треволнений; утро было теплое... До шести я успел обзвонить знакомых – Виталия Третьякова (до самого недавнего времени, и тогда – тоже – главного редактора «Независимой»), который послал меня подальше – к своему заму Карпову. Карпов тоже решил, что это розыгрыш. Знакомых иностранных корреспондентов, с которыми я тогда работал, в Москве не было. И поскольку делать мне было нечего, то я в 6.15 вышел в город – посмотреть, что происходит.

Замечу, что все истории о том, что в те дни был массовый протест, что люди в едином порыве вышли, остановили, заявили... они – ну, как бы сказать это, - немного смешны. Да вышли, да заявили... Но вот, например, - то, что я видел, - у мэрии, бывшего здания СЭВ: первая баррикада... Ее собирали не всякие там журналюги-писатели, прорабы перестройки, а с десяток, наверное, пэтэушеников явно такого хулиганистого вида, которые, похоже, нашли просто хороший повод побузить.

Они тащили какие-то куски арматуры, проволочки, кто-то принес два кирпича... Они же, по-моему, пытались позже, кстати, разграбить какую-то соседнюю аптеку, что было пресечено некими более серьезными дяденьками. И вот, собственно, так та первая баррикада, которая, в почти неизмененном виде простояла потом весь путч, на моих глазах и возникла. Причем, когда спустя несколько часов к ней подъехал танк, то стало и совсем забавно, потому что танк был совершенно ей несомасштабен. Танк огромный. А баррикада представляла из себя эти самые три кусочка проволоки.

Народ собирался в кучки и смотрел. Так вот и продолжался весь этот веселый путч. Телевидение, как все хорошо помнят, постоянно передавало всякие заявления. Мне же было скучно. Оставалось только бродить и смотреть, ждать. И никакого ощущения большой трагедии поначалу не было.

Уже на второй день было очевидно, что ничего у путчистов не получается. Танки стояли. Бойцы трепались с народом. Народ ходил вокруг танков. Ну, в общем, по всему было понятно, - по выступлениям политиков, по тому, что Горбачев жив, - а это было известно, - по тому, что кто-то к нему уже там летит или едет, по тому, что все западники тут же отказали ГКЧП в помощи и поддержке, а - главное, - по тому, что ничего ровным счетом не происходит – людям, и мне в том числе, стало ясно: путч как таковой не состоялся, задохнулся, и вся эта новая власть коммуняк – только вопрос часов. Настроение у всех поэтому было спокойное, если не сказать – праздничное.

А поскольку моя квартира находится на Садовом кольце, в двух шагах от Белого дома, и ее окна с одной стороны выходят во двор, а с другой – на Садовое, то все происходящее, то есть, народные гулянья эти все – вот они, прямо перед окнами! Например, скажем, в какой-то момент, когда мне кто-то позвонил и сообщил, что Ельцин собирается сейчас залезать на танк, то было достаточно двух минут, чтобы выйти, дойти до того танка и посмотреть, как Борис Николаевич на него лезет и с него выступает, после чего спокойно вернуться домой – пить кофе...

Ну и понятно, что с самого начала заварухи кто-то в моей квартире на протяжении тех дней постоянно был, двери практически не запирались: знакомые приходили, уходили, пили чай, звонили, обсуждали положение… Периодически бегая к Белому дому – отметиться.

И вот, утром 20-го у меня в тысячный какой-то раз зазвонил телефон. Я взял трубку, но вместо взволнованного голоса очередного приятеля из числа интеллигентов, тех, что оказались в отпусках или командировках и постоянно трезвонили со всех концов мира, справляясь о политической ситуации, услышал абсолютно пьяный голос, который мне вещает:

- «Ну и чаво ты там сидишь?»

Я понять ничего не могу, говорю: «Ну, так, а что ж я, собственно, должен делать?»

- «Так сегодня ж у Толика нашего – день рождения!»

Я судорожно начинаю соображать: о ком речь, - вроде не Язов, не Пуго...«Какой-такой, - говорю, - Толик?»

- «Ну, как! – мне говорят, - это ж мы, твои коллеги из Института физики земли».

А первая-то молодость моя – вся прошла в полевых этих самых, геологических партиях-экспедициях. И вот слышу, с некоторой даже на меня обидцей:

- «Ну, как же! У нас праздник большой! Вся наша экспедиция в сборе! Бухает! Тебя одного нет. Ты должен приехать!»

Я понял, что война войной, а жизнь – жизнью. Я их всех несколько лет уже не видел. Что тут скажешь? Действительно – должен! И отправился я на эту пьянку-гулянку.

Как только выехал за Садовое кольцо (а до этого-то бродил всю дорогу только в пределах), то сразу такое ощущение, что в Москве вообще ничего не происходит. Если еще в центре кто-то митинговал, куда-то спешил с озабоченным деловым лицом; попадалась порой эта самая военная техника, то за Садовым шла обычная московская городская жизнь.

И вот, в неком подвале, арендованном под лабораторию, сидели такие крепкие хлопцы; на столе у них стоял портвейн; и народ радостно выпивал-закусывал. На мой вопрос «Ну а что на счет путча? Как будем бороться за демократию?» отвечали, что бороться надо немедленно за еще две авоськи красного... А все потому, что только что не без выгоды продали какое-то казенное имущество. (К тому времени все в стране, надо сказать, уже разваливалось, и никаких зарплат никто не платил, и остатки полевой службы жили тем, что распродавали оборудование. Ну и некий прибор ценой два миллиона долларов был успешно спущен на вольном кооперативном рынке за, по-моему, тридцать тысяч дубовых рублев. Каковые радостно теперь и пропивались бывшими моими коллегами).

Я поучаствовал в мероприятии, послушал байки полевиков... И опять, новые мои попытки в той компании свернуть разговор на путч, никуда, конечно, не привели. Народ говорил, что их это все не касаемо. Вот, - работенка на Камчатке подвернулась – «что-то там поисследовать-померить», - вот это – да!, вот ужо там-то мы и «померим». Все было очень мило. Все мне понравилось. Посидел я с друзьями. Попрощался под вечер, ну и отправился назад к себе, на Смоленку.

Там, естественно застал кучу знакомых. Сидела, помню, Ленка Курляндцева (в дальнейшем, журналистка с НТВ) с мужем, еще кто-то... И был у всех этот праздничный приподнятый настрой... И тут-то... продолжение >>