1 / 2 / 3 / 4 / 5 / 6 / 7 / 8 / 9

Гулянка геодезистов закончилась. Все разошлись по домам. А именинник решил, что час-то еще ранний, и что это ему, собственно, идти домой! А он так давно не видел друга Шведова. И почему бы ему не дернуть к Лехе на Чайковку. Поэтому он зашел в ближайший магазин, где купил очередную авоську красного (примечательно и важно для данного рассказа, что это была именно та самая, советская авоська, а не пластиковый какой пакет), с которой и отправился ко мне.

Каково же было его изумление, когда выйдя из метро, он перед моим домом обнаружил кучу бронетехники. А тут надо сказать, что совсем незадолго до того Толик отслужил три года в танковых войсках. И вся романтика танкового боя, наведение пушек, все эти черпаки-деды и прочее, все еще было ему близко. Какая-то часть его души по-прежнему была заполнена всеми этими реалиями, гремящими железяками, стрельбами.

И он рассказывает: «Я вижу: знакомая машина! БМП – «16 Аш, - там, - 4 Д, модель 83-го года с дульным тормозом хрен-15...» (что-то в таком роде). И я, - говорит, - подхожу к водителю, и с ним заговариваю: - Как ты тут, брат... все-таки в городе-то трудновато небось маневрировать... А такой чурка гребанный сидит, ничего мне не отвечает... Я ему: - Слышь, ты, салабон! Когда дед обращается, ну-ка отвечать по уставу! И представляешь, - говорит Толик, - этот мудак нажимает на газ и просто начинает меня давить! То есть он натурально прыгает прямо на меня! А у меня с собой авоська с красным! И хорошо, в армии нас все-таки классно учили: там «17 сантиметров между днищем и нижним траком гусеницы», и надо – там – «выдохнуть и нос вправо...» И я инстинктивно – падаю, нос поворачиваю, он проезжает надо мной, а я лежу и думаю, интересно, как его-то учили? Нас-то учили, что надо сделать разворот, додавить врага... Будет давить, не будет? И тут он как-то дернулся, чем-то меня зацепил. Проехал. В общем, - говорит Толик, - прихожу я в себя, - сижу на асфальте, затылок разбит, грудь болит – достал он все-таки меня. И гусеницей куртка порвана... А сижу я в луже красного. И понимаю, что – скот! - разбил целую авоську! Волк позорный! Салага! И вижу: в туннель он туда скрывается, и его задний номер. Номер я засек…»

Дальше история, уже собранная мной из все более бессвязных Толиных рассказов.

Пока народ ходил по дворам и пытался забросать моей-не моей, казенной «Нивой» бронетехнику в туннеле, скинув ее с парапета, Толик спокойно подошел к чьей-то еще стоящей машине, из которой бойцы за свободу сливали бензин (делали они это, кстати, за неимением шланга, так: открывали бензобак, подставляли бутылки, потом наклоняли машину, подняв противоположный бок, и сколько могло – выливалось).

«Кидать умеешь?» - спросил Толик. «Нет», - ответил человек. «Тогда отдай мне», - сказал Толик и запасся бутылками. Замечу, что к этому моменту попытки запалить бронетехнику постоянно производились. Прямо у нас на глазах, там, под окнами. Но производились глупо и неумело. Люди кидали горящие бутылки, но то куда-то на нос машины, то на башню, ну, это все вспыхивало, догорало, и ничего не происходило.

И тут Толя с бутылкой в руке увидел, что прямо под ним, внизу стоит вот этот вот - его личный враг, - тот, кто разбил его портвейн! И как его когда-то учили на полигоне, Толя задержал дыхание, зажег зажигалку, и отправил бутылку с этим бензином ровно в ту самую «щель № 3», - там, - «на 15 сантиметров от задней кромки башни...» туда, короче, откуда, - он точно знал, - вентилятор засосет горящий воздух в мотор. И вот, Толик запалил танк и с чувством исполненного долга как раз и появился у меня дома.

При этом все свои действия этот истинный и единственный герой России произвел, как ты понимаешь, в состоянии полного шока, потому что на затылке у него была огромная ссадина. Судя по всему, его действительно ударила в грудь, сбила и отшвырнула та БМП, он грохнулся головой об асфальт. И, кстати, в реальности первый герой мог вполне стать и одним из первых покойников. Но все случилось наоборот. Свой первый и последний действительный танковый бой Толик выиграл у чудовища!

Ну, дальше, дома у меня, Толя пришел в себя. Время шло. На месте всей свары появился представитель властей Филатов. Троллейбусы растащили. Техника ушла. Народ тоже разошелся, оттянулся назад, к Белому дому.

Нигде я не читал исчерпывающих материалов о том, что же это было за движение бронетехники тогда. Есть какие-то отдельные разрозненные публикации, и, судя по ним, я понял, это та самая техника, которая подчинялась генералу Лебедю. И все, что они пытались сделать – просто переместиться по Садовому кольцу – из пункта «А» в пункт «Б». У них безусловно не было приказа свернуть из туннеля в Девятинский переулок и вообще двигаться к Белому дому. Тем паче – его штурмовать. Они должны были мирно куда-то уйти.

Более того, к этому моменту уже все вопросы о том, будет или нет армия воевать против горожан, были Грачевым сняты. Лебедь получил соответствующий приказ, и эти машины не представляли ни для кого никакой угрозы. Это было чистой воды недоразумение. Но народу, тем людям в толпе в тот момент это, конечно, не было известно, и поскольку Садовое кольцо было, пусть хилой баррикадкой, но перегорожено, то было очень логично предположить, что техника пройдет по туннелю и на выезде повернет в Девятинский, подтянется к Белому дому со стороны набережной и начнет штурм.

Для защитников на тот момент, да и для нас, глядевших из окна, было очевидно, что будет именно так. Ну и я своими глазами видел же, как тот советский офицер в центре города применил автомат против толпы безоружных людей, где были и женщины и дети! Он-то стрелял на поражение. Это есть в видеозаписи, вел очередь ровно над парапетом, явно хотел кого-нибудь зацепить.

Но конец истории следующий. Уже через несколько часов все средства массовой информации широко осветили весь эпизод. Люди опять вышли на улицы скандируя: «Павшие! Убитые! Защитим! Будем достойны!...» И я понял, что информационная ситуация перекошена. Героями стали те люди, которые в общем-то погибли случайно.

Да, они погибли, спасая женщину. Но, не ведя бой! Я, все это наблюдавший, понял так, что никто из них, - по крайней мере, трое, которых я видел, - не пытался бороться с этой техникой. Те же, кто пытались, ничего сделать не смогли. И тот единственный настоящий герой, который совершил-таки действительно боевой подвиг, останется никому не известен!

Мое журналистское сердце роптало, протестовало. Поэтому я позвонил другу Шашкову, и говорю: «Шура! Мы можем только одним способом сделать из этого исторический документ! Приезжай с камерой, и мы запишем рассказ об этом – через 12 часов, но прямо на месте, - Толик расскажет, где и как это происходило, и потом, если кто-то станет опровергать эту информацию, то можно легко посмотреть совпадения времени, точек, позиций... Там даже следы еще остались, где разлито красное. Мы снимем эту лужу портвейна – она еще не высохла! И любому русскому человеку сразу будет видно, что это – правдивый рассказ.

С трудом мне удалось уговорить нашего героя, чтобы он вновь приехал ко мне (ночью, после событий, он-таки смотался домой, сказав, что это никому не интересно, что это – его личная танковая дуэль, и в гробу он видал «всю вашу демократию», и рассказывать никому ничего не будет…). Но я его нашел, пообещал, что мы наденем на него черную маску. И его в результате все-таки уломал.

И вот, около 12 часов у меня в комнате встретились РТРошный журналист Шашков и герой. Подвело же меня мое традиционное русское гостеприимство. К приезду двух уважаемых людей я купил пару бутылок водки. Прибывшие репортер и герой выпили по бутылке и, обнявшись, заявили, что «личный бой, это – личный бой, и делать его публичным не имеет никакого смысла. А имеет смысл сгонять еще разок в магазин». Что они и сделали.

Оператор пропал неизвестно куда. Камера, не дождавшись, уехала. В итоге я имел сильно пьяного Шашкова и не менее пьяного героя, которые сошлись на том, что, де, - война закончена, и надо бухать дальше. Тем самым эпизод так и не был задокументирован – даже постфактум. Подтвердить эту историю могут разве что – та же Курляндцева, Вик, ну и я. По-моему, это все. Да, - еще люди, у которых Толян тогда отобрал те самые бутылки и, которые, возможно, видели, как он их метал.

Ну, экипаж вряд ли что-нибудь может рассказать. Я, кстати, до сих пор не знаю, выжили ли они. У меня такое впечатление, что нет. По крайней мере, то, что жертвы в тот день были и среди солдат, - это тоже достоверно известно.

Тут еще надо заметить, что если бы мне еще пять, или даже три года тому назад, удалось уговорить Толика выступить перед телекамерами, подтвердить, что это именно он спалил тот единственный танк, чем «остановил нашествие врага», «защитил демократию» и доказать это, то, наверное, он получил бы свою звезду героя. Но боюсь, что сегодня, в путинской России, он уже получит исключительно уголовное дело и срок по соответствующим статьям. Поэтому имя его в нашем рассказе изменено и фамилии его называть мы здесь, тем более, конечно, не будем.

Записано со слов А. Ю. Шведова в мае 2001 г. Далее: Теракт 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке. Начало >>