Шашка – род холодного оружия, хорошо известный в степных областях восточной Европы приблизительно века с шестнадцатого. Вообще же типы холодного оружия, к которому с древнейших времен повсеместно с удовольствием прибегало население планеты при cношениях друг с другом, принято разделять по принципу его воздействия на: колющее, проламывающее и рубящее. А так же – комбинированное. Очевидно, что к первому можно с полным основанием отнести, скажем, пику (и штатный доспех средневековых ратников, и пикало у блатных и многочисленной шпаны мегаполисов), или, например, рапиру – фехтовальный инструмент позднего средневековья, которым также можно было лишь ткнуть, «пикнуть» высокородного противника.
Понятно, что палицу (или обыкновенную дубину), многочисленные кистени и чекмени, - имеющие в виду просто-напросто проломить оппоненту в лучшем случае череп, а если нет, то хоть поломать ребра или какую ногу, - мы отнесем к оружию проламывающему. Топор же (многочисленные его подвиды – алебарда и проч.), а также меч - оказывают действие рубящее. Но не только! Обладая значительным весом, эти металлические (в подавляющем своем большинстве) изделия выполняют и проламывающую функцию тоже.
Вовсе иное дело – сабля! Будучи значительно легче меча, она, находясь в руке воителя, позволяет ему вести бой (драку) гораздо более маневренно и оперативно. При этом ударные (проламывающие) ее функции уменьшаются пропорционально уменьшению веса. Зато к рубящему эффекту удара у сабли добавляется элемент режущий. Это то, чем обладает обыкновенный (например, даже кухонный), всем нам знакомый, остро наточенный, нож, ну только разве что если не резать-пилить им (скажем, колбаску или хлеб) аккуратно и размеренно, а с размаху “с оттяжкой” враз хватануть по куску. Именно так функционирует сабля. Этим объясняется и ее специфически изогнутая форма и тип заточки. (Любопытно при этом, что когда данный «резательный» принцип доводится до абсурда и становится самодовлеющим, то и «тело» клинка выгибается уже даже в сторону, противоположную изначально общепринятой, а «рабочая» поверхность – само лезвие оказывается не на выгнутой, а на вогнутой его стороне. Таков турецкий ятаган). Надо сказать, что сабля относительно прочих типов холодного оружия, появилась в обиходе воинственного человечества довольно поздно, примерно в 6 веке по Р. Х. Связано это, несомненно, с развитием технической мысли людей. Во-первых, изготовление сабли из-за ее более сложной формы требовало и более развитой технологии.
Но главное: классическая сабля оружие в первую очередь кавалерийское. Она и зародилась на Востоке, и ведет свою историю от кочевых племен, находившихся в постоянном движении и привыкших сражаться с противником именно верховым образом. Дело в том, что для нанесения правильного удара (как сказано, с оттяжкой) саблей необходимо и правильное распределения массы всего тела ударяющего и наличие строго определенной точки опоры для него. Достичь этого, при том, что воитель находится верхом на лошади, оказалось возможным только с появлением стремян. В них, находясь в седле, боец упирался ступнями, привставал, ну и…
Теперь уже нам осталось сделать лишь один шажок до интересующей нас шашки. Собственно, она является дальнейшим и еще более прогрессивным развитием сабли, разумеется, с учетом географии ее появления и распространения и технологических новаций, потребных для ее производства. Исследователи полагают, что сам термин “шашка” происходит от кабардино-черкесского слова «са’шхо» - “длинный нож”. Как бы то ни было, на Руси данный предмет воинского обихода распространился, как сказано, примерно в шестнадцатом веке, с началом непосредственных контактов жителей степной полосы Восточной Европы с горцами Кавказа.
То есть там, где наездник, спустившийся с гор, вдруг обретал свободу движения на равнинном просторе. Простор же этот, именно благодаря своей равнинности, к тому времени населен был уже преимущественно хлебопашеским, а потому – пешеходным людом. Шашка оружие исключительно кавалерийское. Но! - это – оружие всадника для борьбы с пешим противником (то есть, точнее было бы сказать – предназначенное для рубки (резанья) кавалеристами – пехоты. Последним обстоятельством объясняется то, что, в отличие от сабли, центр тяжести в шашке смещен книзу, то есть все ее действие ориентировано на удар сверху (с седла) вниз.
В большом числе случаев шашка лишена даже гарды – специальных предохранительных устройств на рукояти для защиты кисти руки воина от встречного удара, так как, в противоположность индивидуальным средствам боя средневековой Европы (мечам, шпагам, рапирам и т. п.), шашка вовсе не предусматривала выяснения личных отношений, так сказать, тет-а-тет, то есть фехтования с определенным персональным противником. Это, повторимся, оружие для атаки конной лавой тех самых двуногих «людских масс». Вышесказанным и объясняется факт того, почему, собственно, столь, казалось бы по понятиям сегодняшнего дня, примитивное и древнее орудие убийства, благополучно пережив всех своих близких и отдаленных родственников, не только просуществовало до середины просвещенного и технически развитого двадцатого века, но в первой четверти этого века, приобрело на полях Первой мировой и особенно Гражданской войны в России великое значение, встретило, так сказать, свой поздний расцвет. Так что тоже, с полным основанием, вошло в многочисленные мифы, легенды и тексты эпохи. И уж наверняка (возвращаясь к теме нашего повествования) висело на боках упомянутых красных командиров.
Теперь, что касаемо «Маузера». Тут мы имеем в виду тоже ставший с тех пор легендарным, довольно-таки громоздкий пистолет производства 1896 (мод. 1902) германской (и одной из ведущих - мировых) фирм с этим названием, специализирующихся на производстве стрелкового оружия (от охотничьего, до винтовок и пулеметов). От прочих собратьев по эпохе именно данная модель отличалась рядом существенных признаков.
Уникальное для многозарядных пистолетов расположение магазина не в рукоятке, а вынесенное вперед – перед скобой со спусковым крючком, а также упомянутая деревянная кобура, кояя посредством несложных манипуляций во благовременье пристегивалась к рукоятке оружия сзади и превращалась в приклад, наряду с весьма длинным стволом и, соответственно, высокой дальностью боя, делали его чем-то средним между собственно пистолетом и карабином.
Все это, впрочем, определяло и названную массивность а, стало быть, и внешнюю значительность изделия. И если громоздкость и большой вес вряд ли можно отнести к положительным качествам ручного стрелкового оружия, то несколько театральный его вид и наглядная внушительность несомненно должны были как раз соответствовать величию и пафосу эпохи и производить на ее представителей (включая противников, собственных сотоварищей и рядовых обывателей) соответствующее впечатление. А последний факт, как мы теперь, будучи вооружены достижениями современной социальной психологии, не можем не признать, имеет и несомненное значение в деле военного противостояния человеческих индивидуумов на всем протяжении их истории.
Указанными качествами, надо полагать, и полюбилось данное оружие командному составу всех противоборствующих в русской гражданской войне сторон, в первую очередь – красным и - «левее» по спектру – в сторону «зеленых», «черных» и прочих «бандитских». Как бы то ни было, именно «Маузер» (в деревянной кобуре), - настаиваю на этом! – несомненно, висел на боку того командира!...
Нет, право слово!... Чувствую, что просто-таки не могу обойти здесь стороной вопрос и об огнестрельном индивидуальном оружии начала прошлого века и не произвести кратчайшего общего обзора стрелковых средств, имевших наибольшее распространение в рассматриваемый период в данной области мироздания.
Прислушаемся к самой музыке этих названий (как и положено, высокому искусству абсолютно космополитичной, не знающей государственных и национальных границ, во имя, или во изменение коих ведут их грубые блюстители или ниспровергатели нескончаемые тяжбы на протяжении всей своей смешной истории): кроме названного грозного «Маузера» и не менее легендарного револьвера – со звонким именем «Наган» (первоначально – бельгийская фирма), - тоже бельгийский (пистолет) «Браунинг», другие пистолеты: немецкий – «Борхард-Люгер (Парабеллюм)»; американский «Кольт 11, 43» (не путать с не менее легендарным, но по иному курсу истории, иного континента – «Миротворцем» - револьвером того же калибра)... револьверы: американский «Смитт&Вессон», английский «Воблэй-Скотт», австро-венгерский «Раст-Гассер»... винтовки: австро-вегерская «Манлихер», английская «Ли-Энфилд», французская «Лебель», японская «Арисака»...
Не станем слишком вдаваться в баллистические характеристики и прочие технические данные и особенности перечисленных шедевров мирового оружейного гения. Скажем, что все они примерно равны по этим параметрам между собой, как бывают сравнимы и взаимозависимы представители одной плеяды, что и понятно (иначе как бы им противостоять и дополнять друг друга в одной пространственно-временной области).
Заметим иное: тот общий принципиальный технический скачок, который был произведен в развитие стрелкового оружия во второй половине XIX века и, без сомнения, существенно повлиял на всю, в том числе, и социальную историю XX-го, заключался всего лишь в использовании отработанных пороховых газов патрона после выстрела для возвращения затвора в первоначальное положение и во внедрении магазинных или барабанных многозарядных систем. Это тогдашнее новшество и до сих пор еще не «перекрыто» никакими принципиально новаторскими изобретениями. И лучшие стрелковые образцы того времени, среди которых без сомнения следует назвать русскую трехлинейную винтовку Мосина (1891), упомянтые «Маузер», «Наган» (1895), «Браунинг» (1903), «Кольт» (1911), револьверы «Кольт» и «Смитт&Вессон» - появившиеся и того еще раньше, - остались на сегодняшний день, по сути, не измененными и не превзойденными, ну, разве что, обогащенными некоторыми модификациями, да еще дополненными изобретением автомата (кстати, русским инженером Федоровым – тоже уже в 1916-ом году), ну, и внедрением газоотводной трубки для этого автоматического оружия, которую, впрочем, соотечественник последнего Калашников уже после второй мировой войны благополучно слямзил у изобретателя немецкого автомата (штурмовой винтовки 1944) – легендарного Гуго Шмайсера.
И еще одно наблюдение, уже, так сказать, более общего, глобального и вневременного характера, не дающее, надо признаться, покоя автору на протяжении многих лет. Мне довелось уже писать в одном тексте: оружейный, веками отрабатывавшийся дизайн исключительно и изумительно утилитарен. Эти вещи совершенны той функциональной, а не абстрактной красотой, какой только и может быть красота, когда от каждой ее функции подчас реально зависит жизнь и смерть обладателя...
Красота! Вечный интерес и тяга человеков к оружию объясняется не только их врожденным детским желанием обладать, властвовать и убивать... По крайней мере, как, с присущей ему прозорливостью, написал однажды, - совсем, правда, по другому поводу, - упоминавшийся уже на этих страницах классик марксизма на полях некой книги Фридриха Ницше: «не для всех так!»). Но в том-то и дело, что как раз эти-то «не все», некоторые, способные чувствовать красоту, не могут при этом и не видеть вопиющего противоречия, в котором оказывается с ней без-образие (в буквальном смысле слова – не-красота) насильственной человеческой смерти, на производство которой, собственно, весь упомянутой дизайн и направлен...
Тут, впрочем, мы упираемся в вопрос настолько сложный, тонкий и значительный, всерьез разрешить который могут для себя, должно быть, лишь единичные представители человеческого вида, то есть, так скажем, уже и совсем-совсем «не-все». Может быть, например, Лао-дзы? А так как данный мыслитель был еще, кажется, вовсе не слишком известен в широких кругах на просторах Восточной Европы восьмидесятилетней давности, - (он и в родимом-то Китае на протяжении вот уже двух с половиной тысяч лет сильно уступает по популярности занудному бюрократу Конфуцию), - то вряд ли и дедушка (наконец-то мы все-таки вновь вернулись к нему) был знаком в 1918-19 гг. с системой его мышления.
...Ой, ну право же! – может, хоть здесь зацепка? Щелочка (чтоб выскользнуть)? Щелчок (с таким бывает взводи’м курок какого ни на есть иного поименованного уже нами «Нагана», или – посредством схожего черного рычажка – помнится, включался вдруг электрический свет в комнате в старосоветских квартирках)?... Имею в виду, что вот строчу тут эти буковки (как с того пулемета), а все ну никак не могу отстреляться по сути! Коллизия очевидна. Из праздной, - как зовут ее порой нынче «игровой» (а мы бы дополнили – придурковатой) - вязи «постмодернизма» нужно, нужно скорей вырваться во вполне очевидную действительность! Пусть, - хоть бы дедовскую, ну да какая разница, - к тому же: есть ведь, присутствует еще и «зов предков», «гены». Или как это все там...
Короче, как вдруг действительно заговорить о действительном? Неужто и впрямь лишь по-рабски: с тем вороненым со взведенным курком у виска? О вещах сущих - так, будто и впрямь враз включили стоваттную лампочку (да зови ты ее хоть бы и «Ильича», хотя вообще-то она - эдисонова) и все бы выявилось?
Ведь дело ж не в том, что не достает слов! Их-то, как видим (да, например, даже и на этих страницах) - более чем!... В «соответствии» дело! – тому материалу, в который вступить нужно... Конечно, и недавний гимназист, мирный еврейский дедушка Минц тоже был ему (материалу действительности, в котором тогда, в 18-19-ом, вдруг объявился) если не вовсе чужд, то и не совсем чтобы свой.
А кто совсем? Велеречивая красота идеи... благие (да всякие) порывы юношеской души... абстракции молодости (собственной и века)... А тут: война. То есть реальная. Смерть. Своих и чужих. Правых и не особенно... Но всегда насильственная. Да. Именно скажем так: не-красивая. Мы уж не говорим о собственной (то есть, собственно, мы, конечно, именно о ней тут, как и всегда, впрочем, говорим...) Короче, вот этот щелчок... первый рассказ деда >>
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?