Часть первая здесь. Начало части второй здесь: 1 / 2 / 3 / 4 / 5 / 6 / 7

Воронеж, 8 сентября 1812.
Поговорим о датах у Льва Николаича. Почему «прусский король» умирает именно 15-го августа? Потому ли, что, согласно мистической хронологии романа, Николай Ростов должен заменить умершего старика именно в третий день, то есть 17-го, а это как раз дата приезда Кутузова к армии?

Вроде бы ясно, что автор символически дублирует явление Кутузова на театре военных действий появлением Николая возле Марьи. И поэтому смерть старого князя может наступить только 15-го. Однако все многообразие последствий такого символизма ничтожно в сравнении с тем фактом, что 15-е – это Успение Богородицы. И в тот же день почитают икону Софии Новгородской. А теперь зададимся вопросом: зачем понадобилось Толстому, обычно ставящему конкретную дату, зашифровать день второй встречи Николая и Марьи так, что только при помощи кропотливых вычислений можно его точно установить? Но все-таки можно: это случилось 8 сентября, в воскресенье. Но ведь это же Рождество Богородицы. И тоже почитается икона Софии (теперь уже Киевской) . Автор сих никософских ремарок в смущении чешет затылок: неужели и впрямь Лев Толстой придает столь решающее значение церковным праздникам вечной женственности? Но тогда почему он стесняется этого?..

Итак, в четверг Николай приехал в Воронеж, а сегодня уже идет с визитом к княжне Марье. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые женские грудные звуки. Удивительно! Нельзя было лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться. Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела?.. Да нет, просто на Марью больше не давит отец, которому нравится только уродство и страх, и вот выявляется ее исконная сущность. Точнее – софийное существо в княжне Марье угадало, как нравиться Николаю. С той минуты, как она увидала это милое, любимое лицо, какая-то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени, как вошел Ростов, вдруг преобразилось. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу.

Москва, середина января 1814.
Николай, получивший в наследство от промотавшегося отца только долги, живет с матерью и Соней в полной нищете. Соня ведет домашнее хозяйство. Николай чувствует себя в неоплатном долгу благодарности перед ней. Но чем больше он ее ценит, тем меньше любит. Он жаждет вырваться из когтей благородной бедности, но этому мешает воспаленная гордость и, может быть, то мрачное и строгое наслаждение, которое он испытывает в безропотном перенесении своего положения. Он даже думать не хочет о том, чтоб жениться на Марье.

А в Марье по-прежнему играет софийная страсть вычленять в человеке все скрытое от его собственного сознания – то, о чем человек хотел бы забыть, но что само в этот момент очень желало бы проявиться. Вот замечательная сценка софийной психотехники: княжна Марья в припадке рассеянности, устремив вперед себя свои лучистые глаза, сидит неподвижно... Николаю жалко ее, ему смутно представляется, что, может быть, он – причина той печали, которая выражаешься на ее лице. Ему захотелось помочь ей, сказать что-нибудь приятное...
– Да, княжна, – сказал, наконец, Николай, грустно улыбаясь, – недавно, кажется, а сколько воды утекло с тех пор, как мы с вами в первый раз встретились в Богучарове. Как мы все казались в несчастии, а я бы дорого дал, чтобы воротить это время... да не воротишь.
Марья пытается понять тайный смысл его слов и, кажется, понимает так, что Николай тоскует по прежним несчастьям.
– Вам нечего жалеть прошедшего, граф, – говорит она, – вы всегда с наслаждением будете вспоминать теперешнюю жизнь, потому что самоотвержение, в котором вы живете теперь...

 

Тут Николай поспешно перебил ее – задела, видать, за живое! – и опять взгляд его принял прежнее сухое и холодное выражение. Но княжна уже увидела в нем опять того же человека, которого она знала и любила, и говорила теперь только с этим человеком. Она вычленила из-под лузги дурно понятого благородства прежнего своего Николая – ту часть его личности, которая ей в нем единственно только и нужна. Ухватила и не дает ей спрятаться внутрь, держит цепко, умело, как археолог, кисточкой и ланцетом отгребает все наносное, лишнее, Сонино... извлекает из-под обломков несчастий подлинного Николая Ростова. В ней проснулся азарт кладоискателя. Внутренний голос шепчет ей: нет, я не одну только красивую внешность полюбила в нем, я угадала его благородную, твердую, самоотверженную душу. Она поняла причину его холодности и теперь своего шанса не упустит:
– Вы за что-то хотите лишить меня прежней дружбы. И мне это больно... Прощайте. – Она вдруг заплакала и пошла из комнаты. Великолепный удар – Ростов в нокауте: княжна! постойте, ради бога... И далекое, невозможное вдруг стало близким, возможным и неизбежным. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ >