Кулик Олег Борисович. Русский художник-авангардист, главная звезда русского contemporary art, фотограф. Родился 15 апреля 1961 года. В 1979 окончил Художественную школу в Киеве, а в 1982 там же окончил Геологический институт. 1984-1986 служил в рядах Советской Армии (Краснознаменная Таманская дивизия). С 1986 живет в Москве. Кулик – постоянный участник ведущих мировых выставок (Венецианская Биеннале, Стамбульская Биеннале и Биеннале в Сан-Паулу, выставки в Париже и Вене, Барселоне и Киото, Нью-Йорке и Кёльне, «Арт-Москва»). Стал широко известен в России и во всем мире благодаря своим перформансам, в которых изображал собаку – цепного пса.
Олег Кулик сидит на кухне за столом, пьет заваренный имбирь и перебирает какие-то бумаги. Все стены увешаны странно действующими на воображение артефактами, которые выглядят скорее как магические атрибуты, чем как произведения искусства. Сам Кулик похож то ли на колдуна, то ли на шарлатана. Я наливаю себе тоже имбиря, напиток оказывается неожиданно приятным и, есть опасение, изменяющим сознание. Включаю диктофон. Кулик продолжает изучать бумаги. Он по одной складывает их куда-то в сумку. «Да, сейчас я тут упакую».
Глеб Давыдов: Вы переезжаете?
Олег Кулик: Да нет, просто тут проверку прошел, приезжали, проверяли, использую ли я помещение по назначению…
Г.Д.: А кто проверял?
О.К.: Госкомимущество проверяло мастерскую… Нет ли там притона для извращенцев и прочих непотребных людей. Они же сдавали это под богоугодное, высокодуховное заведение – «Мастерская художника». И вот убедились, что ничего непотребного там не происходит: кругом голые люди скачут на цепях, голые женщины, то есть все очень высококультурно и духовно… кругом зашитые покойники…
Г.Д.: То есть они буквально все перерыли, ко всему прикоснулись?
О.К.: Ну они не перерыли… Они просто сразу охуели, когда увидели атмосферу… подумали, что попали вообще в замок какого-то вампира 19 века. Но в силу того, что это не похоже на беспорядки и непотребства в их понимании, они решили, что это, наверное, и есть «мир художника». А какой он, мир художника, они не знают, знают только, что он непонятный. И вот они и увидели «непонятный» мир.
Г.Д.: То есть вы их… обманули что ли?
О.К.: Нет! Я их обаял! Я их заколдовал, скорей. Какой обман? Они же и так спят. Приходят такие сонные, даже не сонные, а спящие люди… Глубоко погруженные в сон, глубоко детерминированные, абсолютно ни разу ни одной своей мысли не породившие в голове… А там и породиться не может ничего, потому что там даже нет механизма порождения.
Г.Д.: Как же вы с таким материалом смогли иметь дело?
О.К.: Прекрасно! Я говорил с ними на языке сна. Они же тебя слушают сердцем! Неважно, что и как ты говоришь. Ты говоришь им сердцем, и они чувствуют, что все как бы охуительно. Более того, ты им как бы открываешь какие-то горизонты сна, какие-то новые образы им рисуешь – горящие жирафы там на горизонте. И они уже понимают, что действительно попали в Мастерскую художника.
Г.Д.: То есть важнее всего интонация в таком деле.
О.К.: Ну конечно, да. Сердце! «Врет он все, там какой-то бизнес идет!» А нет! Правда… Непонятное…
Г.Д.: А разве вы не человек бизнеса?
О.К.: Нееет… Я вообще что такое бизнес не знаю. Я живу, как я жил. Я вот как ушел из дома в девятнадцать лет, так с тех пор и путешествую. У меня дома нет. У меня вообще ничего нет. Мне ничего не принадлежит и мне ничего не надо. Мне нужна только свобода. Свобода – самое главное.
Г.Д.: Но ведь вы при этом сейчас самый дорогой и продаваемый художник в России.
О.К.: Кто вам такое сказал?
Г.Д.: Ну вот говорят и пишут об этом…
О.К.: Это врут…
Г.Д.: Наверное, Марат Гельман распространяет такие сведения?
О.К.: Я c Маратом Гельманом не работаю. Я работаю с галереей XL… Илья Глазунов, Никас Сафронов, Зураб Церетели – вот где бизнес. А если ты бегаешь голый за бабочками по лугу, и твоя жена тебя фотографирует, и потом эти фотографии какому-то ненормальному человеку нравятся… это его проблемы, но это не бизнес. Я не думаю о покупателе, я не занимаюсь предметом продаж.
Г.Д.: Но для вас ведь очень важно паблисити.
О.К.: Это ошибка. Ошибка. Именно поэтому его так много, что оно для меня совершенно неважно. Это я для паблисити очень важен. Вы ко мне пришли, я вас не искал. Я никому не плачу, никого не ищу. Я вообще пытаюсь жить дома в мире своих фантазий.
Г.Д.: А интересно, зачем вы тогда пошли на телепрограмму, как ее, «Ярмарка тщеславия», где Татьяна Толстая ведущая?
О.К.: Потому что очень звали! Меня звали год, я не хотел идти. Год!
Г.Д.: А, да, «Школа злословия» она называется… Вы отлично смотрелись там. Я могу вам сказать очень большой комплимент: по сравнению с этими двумя гарпиями вы смотрелись просто настоящим человеком и вообще были на высоте.
О.К.: Спасибо. Я не ожидал от них такой агрессии… А они, видимо, ожидали от меня агрессии, и поэтому были заранее агрессивны. Это было так странно. Они вырезали начало, вначале они сказали: «Мы ненавидим вас и ваше искусство!» - и тут началась программа. Пришел к ним гость, и тут они: ты мудак, козел… Я к Толстой как к писательнице не плохо отношусь, а с Дусей мы очень дружили, лет пятнадцать назад, когда она любила искусство и была очень сильно вовлечена… Так что нет, я не гоняюсь за паблисити, но я от него и не бегу. Искусство (раньше так особенно было, сейчас может быть в меньшей степени) это не религиозный акт, это акт коммуникации, я хочу быть услышанным.
Г.Д.: Разве искусство изначально это не религиозный акт?
О.К.: Изначально религиозный. Но знаете, маленький ребенок – очень наивен, и в этом смысле он гораздо ближе к Богу, но по мере взросления он теряет эту наивность и становится дальше от Бога, но лучше разбирается в мире, он становится коммуникативным, а не религиозным. А старость – опять от этого отходит, она выше, очистившись, пройдя все искушения, старость опять впадает в детскую наивность, как считают. И опять становится религиозной: всех прощает, всех любит. И я уже, так сказать, ближе к старческому маразму, я уже чувствую, как подкатывает, знаете, как блевотина, эта религиозность, и хочется опять молиться Богу и никого не слушать. Но я пока себя сдерживаю, но уже двигаюсь по этому пути… И готовлю большой проект.
Г.Д.: Религиозного толка?
О.К.: Скорее, трансцендентного. Выставка называется «Верю!» И я буду куратором. Я даже не буду делать никаких работ для этой выставки, а буду только вдохновлять и создавать творческую атмосферу. Это моя борьба с моим ЭГО: я уступаю место художникам, я его расчищаю, подготавливаю, организую. Каждый выскажется о том, во что он верит.
Г.Д.: Понятно. Ну а вы все-таки атеист или нет? Или… верите?
О.К.: Видите ли, если бы мы с вами понимали, что мы имеем в виду под Богом, то как бы, конечно же, я не атеист. Я даже подозреваю, что я вообще единственный не атеист в этой стране. Но никаких богов я не признаю. Бог есть осознанность, умение работать с собой, умение понимать себя, свое сверхсознательное, если ты туда можешь войти, можешь себя трансформировать. Никто из моих друзей не может себя изменить – в плохом он состоянии, в хорошем, он раб своей природы, и следовательно человек не религиозный.
Г.Д.: А вы можете себя изменить?
О.К.: Я могу. Но это очень трудно, это нелегко, это такой путь!
Г.Д.: Что это означает вообще – «изменить себя»?
О.К.: Ну, стать более осознанным, стать более просветленным! И нести этот свет людям! Преодолеть свой эгоизм. Увидеть его границы. Выйти за пределы своего ума. Наблюдать свой ум, его работу. Заставить ум работать на себя. А не самому работать на ум. Не быть рабом своего ума. Быть рабом своего сердца. Вот что такое изменить себя. В этом мире это очень трудно. Все ратует против этого!
Г.Д.: Хм, разве большинство людей не рабы своего сердца? Вы вот только что рассказывали про людей, которые приходили с проверкой – они ведь рабы сердца, как вы заметили выше?
О.К.: Не-не-не! Они рабы не сердца! Они рабы своего подсознательного, какое сердце…
Г.Д.: Вы ж с ними сердцем договаривались.
О.К.: Ну я-то с ними сердцем, но они-то сердцем не могут говорить, они могут только воспринимать, но они не контролируют свое сердце! Эти люди – рабы ума как раз. Но именно ума, а не разума. Это то, что обусловлено, то, что вложено в них программой – общества, семьи, школы, тысячелетиями христианства, буддизма, что там еще было, всех этих бесконечных наслоений…
Г.Д.: При этом они понимают разговор сердцем?
О.К.: А любой человек понимает! Если сердце совсем не умерло, то любой человек понимает. Все люди находятся в этом двойственном состоянии: уму легче доверять, но что-то вот скребет там, кошки какие-то, и когда идет информация напрямую из сердца, то неправильные с точки зрения ума и приличий вещи – отодвигаются. С умом очень трудно бороться, это должна быть очень сознательная работа, высокое сознание. Иначе ум тебя победит. Ум постоянно создает проблемы пониманию. Грубо говоря, умом не надо заниматься, надо просто подняться над своим умом. Чтобы он умолк.
Г.Д.: Если не заниматься умом, то как же тогда вербализировать информацию?
О.К.: А ее и не надо вербализировать.
Г.Д.: А как вы ее тогда доносите, с помощью образов что ли?
О.К.: Да! Я же был писателем очень долго. Плохим писателем. Методично пытался что-то там донести. Это была тяжелая деепричастная литература. И это был самый страшный период в моей жизни – я писал лет с 14 до 19. Я в основном все сжег, но пару рассказов, которые моя жена одобрила, сохранились. Мне так это тяжело давалось, и я понял, что литература мне как-то не под силу, что надо заниматься чем-то легким. А я очень хорошо лепил, легко делал портреты и считал, что это вообще все ерунда. А в 20 лет я познакомился со скульптором Борисом Орловым, и он мне такой мир показал, что я просто офигел от того, какие возможности игровые есть в современном искусстве! Самые богатые возможности! Намного богаче, чем в любом другом виде искусства… Музыка слишком абстрактна. Кино – слишком малопроработанный, похожий на агитацию жанр. Анимация требует такого большого производства, что ты постоянно несвободен. А вот современное искусство, которое вообще очень трудно определить, оказалось идеально для меня. Это такая не то что мутная вода, это такой густой-густой кисель из смыслов и бессмысленных амбиций. И 99 процентов из тех, кто туда попадает, просто тонут. Но для пауков, которые обладают внутренней суггестией, это идеальное пространство. И я в нем просто живу, в этом растворе.
Г.Д.: И к бизнесу это не имеет никакого отношения.
О.К.: Совершенно. Я был художником при советской власти, я был художником при перестройке, я буду художником, что бы ни случилось. Именно это убеждает людей, которых интересуют мои работы. Я – гарант. И никаких обоснований других не надо.
Г.Д.: А мне казалось всегда до сих пор, что вы всего лишь хороший пиарщик.
О.К.: Это поверхностный взгляд. Христос тоже в этом смысле хороший пиарщик. Неплохо пропиарился парень… Ник Сафронов – вот кто на самом деле хороший пиарщик. Он искусством не занимается вообще – он не живет, он не страдает, он не чувствует, он не ищет. Он берет готовые формулы 20-х годов, быстренько их так компилирует (даже, я думаю, не он)… Ходит в берете, с бородой, раздает свои визитки.
Г.Д.: Да, он потрясающий человек.
О.К.: Да!
Г.Д.: Но он же робот.
О.К.: Это пиарщик. В вашем понимании. А я вот с вами разговариваю, и мне это интересно. Я говорю совершенно незаготовленные вещи. И я даже читать потом это не буду. И никто из моих друзей читать не будет. Это прочитает внешний мир. Просто потому что нас другие вещи интересуют. Не то что у нас совсем закрытый мир. Если что-то очень доброе, нежное, приятное – то оно входит. А если кто-то сунется своим рылом, мммму, посмотрит: «Ну че, ниче нету там похавать?»…
Г.Д.: Ну это такая проверка, о которой мы в самом начале говорили. А если будет проверка, например, метафизическая какая-нибудь? Придут какие-то вот демоны и прощупывать начнут, что будете тогда делать?
О.К.: Ну, во-первых. Лучше бы при мне этого не упоминать. Потому что вы не знаете, кто может придти, и как бы вам это не обернулось. А во-вторых, мы с этим работаем в этом мире. Мы отсюда и не уходили. Они могут отсюда только уйти.
Г.Д.: Может это вам кажется, что вы с чем-то серьезным работаете. Может вдруг что-то посерьезнее есть. Тот же Бог, например.
О.К.: Бога нету, не волнуйтесь. Я могу вас успокоить. Это все сказки для слабоумных.
Г.Д.: Да? Почему?
О.К.: Ну потому что Бог это вопрошание к Богу. Это саморазвитие, развитие своего сознания. Ты Бог. Ты – Бог! Вы – Бог. В каждом человеке… Но по мере своего осознания ты открываешь его в себе. Но для этого нужно быть искренним, для этого нужно быть очень нежным, трепетным, восприимчивым. Нужно не делать зла. И тогда открывается божественное как качество. Бога нету как чего-то вовне. Это все миф, это все проекция нашего сознания. Бог находится в твоем сознании. Если ты можешь это продемонстрировать, то мир меняется невероятно. Мы энергетически со всем связаны. Мы как мобильные телефоны. Сейчас со своего телефона я связан со всем миром. И очень важно при этом, что именно я транслирую в этот мир – божественное качество или низкие энергетики, я верю в это или не верю, в эту связь. Я в нее верю, а все остальные не верят. Они верят в икону, они верят в телефон, они верят вот в эту вот штучку (вертит в руках мобильник, - Г.Д.). Потому что это пощупать можно. А вот в саму связь они не верят. А я верю. Более того, я ее осуществляю постоянно. Я на связи.
В следующую секунду руках Кулика звонит мобильный телефон, он говорит «Алле!», коротко с кем-то о чем-то договаривается и продолжает:
Вы понимаете, идея Бога невероятно вредна. Мало того, что его нет, так она еще совершенно расслабляет человека. Человек совершенно не понимает, что Бог – в нем и что необходима работа. Человека всегда сопровождают большие и маленькие проблемы. Решая их, он либо опускается вниз, к дьяволу (на самом деле просто попадает в несчастье), либо поднимается вверх, он просветлен, он понимает, как все устроено. Он понимает, что все проблемы, если он их решает правильно, то они – это ступенька к росту, и тогда человек обретает божественное качество, он начинает радоваться миру, чувствовать связь со всем миром, с другими богами. И когда все эти сонастроенности поднимутся и одновременно включится это все, тогда и возникнет, собственно, Бог. Но Бог это качество. Вот если мы с вами будем сидеть и будет между нами полное взаимопонимание и молчание и радость и счастье, то это и будет божественное качество. А больше ничего такого другого нету! Ни-чего дру-гого НЕТУ! Но человеку этого не хочется признавать. Ему не хочется делать работу над собой: взять и вымыть унитаз, убрать квартиру, сделать приятно близким людям, немножко отодвинуть себя, когда идут прохожие, постоянно об этом думать, постоянно участвовать в этом процессе очищения мира, постоянно продыхивать эту гарь. И когда ты можешь ее продыхивать, тогда ты становишься Богом. И тогда появляется божественное качество. Все остальное – это только для управления людьми: ад и рай и все эти библии, все эти страшные сказки и истории, рассказываемые для того, чтобы люди пугались… Для них главное напугать человека, сказать ему, что вообще жизнь конечна, и ты живешь один раз. И человек сразу: «А что же делать!!!???» Как что делать! Надо бить вот этих, надо завоевывать вот этих! Надо работать вот тут-то… И выполнять какие-то требования вот этих свиней наверху. Хряков, которые больше всего боятся просветленного сознания. Они не запрещают вам опускаться в гадость и в грязь. «Проституция, наркотики – да, это как бы нехорошо, но по большому счету мы вас простим. Но если ты проявишь сверхсознательность и увидишь, каков мир на самом деле, то мы тебя убьем. И грохнем тут же!» Или распнем. Или сожжем. Или вырежем тебе язык.
Г.Д.: Вы говорите о религии…
О.К.: Это не религия. Религия это только один из кнутов, который мучает людей.
Г.Д.: Религии, политике…
О.К.: Самое страшное это политика. Политика, религия и так называемый коллектив. Социум. Вот самое страшное. Во имя коллектива столько индивидуальностей уничтожено! А коллектива-то – нет! Нет такой вещи, как коллектив. Это миф! Есть индивидуальность, есть мы, есть я. А коллектива нету.
Г.Д.: А слова тогда вообще откуда берутся? Язык?
О.К.: Все слова лгут, но мы должны как-то с вами… Мы сейчас занимаемся переводом того, что мы хотим по сути сказать. Вещи-то очень простые же… Как быть счастливым? Важно не просто быть счастливым – если хочешь быть счастливым, то вколи себе наркотик. Главное – осознать, что такое счастье. Богатство это несчастье. Власть – несчастье. В Индии это поняли 5 000 лет назад, там просто дольше исследуют, там все цари пошли в будды, потому что они поняли, что остальные земные радости ведут к несчастью. А на западе очень недавно сложилась цивилизация. Всем хочется там хапать, завоевывать! Всегда более тупые цивилизации захватывали более развитые. Пришли козлоебы греки и уничтожили величайшую персидскую культуру. Потом пришли козлоебы римляне и уничтожили всю греческую культуру. Потом козлоебы немцы… И так далее… Всегда люди, которые эксплуатируют какие-то свои низкие энергии, побеждают людей, которые добились какого-то просветленного сознания. Видимо, это и есть какая-то такая мясорубка человечества ради того, чтобы создать из него некий единый организм. Потому что невозможно быть счастливым, когда ты отделен. В этом, видимо, логика этих мучений. Иначе непонятно, почему более темные вытесняют более светлые. Видимо, не может быть так, чтобы одна нация была светлая и счастливая, а все остальные бы бегали там внизу с палками и выкалывали бы друг другу глаза. Видимо, нужна целостность и нужно людей как-то соединить. Мужчины и женщины, левые и правые – все должны друг с другом воевать, одновременно узнавая друг друга. Узнавая, познавая, принимая, перенимая, мешается, мешается, мешается, мешается, мешается, и сейчас мы подошли к очень интересному периоду, когда нужна общемировая религия. А ее как бы и быть не может – люди же все разные. Но все говорят – «Бог един». В Индии особенно. Идешь, домик стоит – тут и Христос, тут и Будда, тут и слоны, тут и черепахи, и все, все... Спрашиваю: «А кому ты поклоняешься?». Отвечает: «Ну я поклоняюсь вот этому. Ну еще вот этому». Как это, это же разные! «Ну и что ж, они в гости ходят друг к другу». А как же Бог? «А Бог един! Это все пророки его». Совершенно полное принятие всех ипостасей Бога в Индии.
Г.Д.: Вы ведь часто бываете в Индии. Чем вам так Индия понравилась? Почему не в Китае, например?
О.К.: Я был в Китае. Два месяца там провел. Терпеть не могу Китай. Это люди бездуховные совершенно, материалисты.
Г.Д.: Бездуховные? Не согласен… А как же цигун?
О.К.: Когда был Лао Цзы, был просто невероятный период. Но это было 3 000 лет назад. Никакой духовности после Конфуция у них не было. Национальное самосознание у них – это чистая функция, их религия сейчас – это сперма. Постоянное распространение, самовоспроизводство и захват мира. Секс, который длится больше двух минут, считается у них кошмаром. Чистое размножение. Это то, что пытались сделать в Советском Союзе. Просто для этого мало 70 лет, нужно несколько тысячелетий мозг народу полоскать. В Китае есть такая поговорка: «Конфуций сделал Китай умным, Мао Дзэдун сделал великим, а Дэн Сяопин сделал богатым». Я считаю, что умным и великим и богатым он был при Лао Цзы. Конфуций сделал его глупым, сказав, что мир это здесь и сейчас и лишив его верха и вообще трансценденции, сделав его антирелигиозным, информационным как бы. Мао лишил индивидуальности через коммунизм, а Дэн Сяопин сделал из него огромный ксерокс, куда запад закидывает какие-то ботинки, а на выходе получает миллион хуевых ботинок.
Г.Д.: Не верится, что такую культуру возможно так взять и опрокинуть.
О.К.: Вы знаете, сколько строилась Великая Китайская Стена? У них все самые красивые песни о том, как умер человек на строительстве китайской стены – любимый, муж, отец... Это были сталинские лагеря, которые длились 300 лет. Перемалывали, подчиняли весь народ. А она ведь была совершенно бессмысленной, эта стена. Ее строили столько лет, а монголы сделали дырку и вошли сразу. Миллионы жизней!!!
Г.Д.: Зато какой красивый миф!
О.К.: Вот миф: как ебут мозги народу два пидараса, блин, которые захватили власть за счет силы. И темных людей направили против темных людей. Включили ум. «Это твои враги, ты говоришь на утюнском языке, а там тютюнский». И начинается конфликт, управление, война, система, структура, боги, хуеги… Все те же инструменты. Тем, что сейчас называется пиаром, раньше была церковь. А сейчас этим занимается Голливуд. Голливуд это конкурент Ватикана. Это одни и те же институты, одна и та же цель. Конечно, есть и красота, и формы, и великие актеры, и великие святые. Но это все то же самое! Для оболванивания людей.
Г.Д.: А ваше искусство не имеет таких… опций?
О.К.: Это чистый дух. Чистая духовность. Чистая любовь. (Смеется).
Г.Д.: Но все же. Вы ведь продаете свои работы…
О.К.: Я ничего не продаю.
Г.Д.: Ах, да, это ж не вы, это галереи продают!
О.К.: Я получаю очень мало. Но зато у меня нет проблем. То есть я об этом не думаю. Я единственный человек, который может не думать о деньгах.
Г.Д.: То есть такая система: вы отдаете в галерею работы…
О.К.: Я ничего даже не отдаю даже, они сами берут, что хотят. Я этим не озабочен.
Г.Д.: И продают их и отдают вам проценты. То есть как агенты выступают.
О.К.: Да-да.
Г.Д.: Вы все же, получается, участвуете в этом процессе – в товарно-денежных отношениях.
О.К.: Все меня наоборот ругают, говорят, что я очень мало получаю, что меня галерея грабит, обманывает…
Г.Д.: Говорят, что ваши работы продаются за какие-то нереальные деньги – миллионы и миллиарды долларов.
О.К.: Да, интересно.
Г.Д.: Да.
О.К.: Это мечты. Это мечты этих людей. Все это на самом деле не так.
Г.Д.: Слушайте, а вы можете мне подарить какую-нибудь свою картину?
О.К.: А я не занимаюсь распространением. У меня нет ничего.
Г.Д.: А это не ваши работы на стенах?
О.К.: Нет, это все моих друзей. Я могу вам подарить вон вырезку из газеты швейцарской, интервью с человеком, который рассказывает о том, как я его покусал.
Г.Д.: Прославился человек…
О.К.: Да.
Г.Д.: Ну лучше пусть висит вырезка. Однако странно, что у вас нет ни одной своей работы.
О.К.: А зачем они мне нужны? Я этим не занимаюсь. Вы знаете, сколько выставок по всему миру происходит с моими работами? Это ведь надо следить. Платить таможенные сборы, какие-то страховки… Сотни вещей нужно делать, чтобы все это функционировало. Именно поэтому галерея берет львиную долю дохода. Но я зато свободен. Я как птичка. Мне в месяц надо 500 долларов. Я ем мало, вегетарианец, люблю сидеть дома, читать и слушать музыку. И гулять со своей собакой. Больше мне ничего не надо. Никто себе такого позволить не может – жить, как ты хочешь. Все абсолютно детерминированы обществом. А я – независим от общества. Это я управляю этим обществом. Мои фантазии востребованы. Потому что они подлинные и искренние. Они работают. Но работают пока медленно, потому что они воспринимаются здесь как сгустки подсознания.
Г.Д.: Да. Нефильтрованные слишком.
О.К.: Ну, это так кажется. Потихоньку отфильтруются. Я ж никуда не спешу, я ничего не доказываю обществу. Это общество мне пытается доказать, что я живу неправильно.
Г.Д.: А эта история с собакой, она сейчас для вас продолжается?
О.К.: Ну конечно, продолжается. История пятилетнего Олега, она продолжается? Продолжается. Но я уже не пятилетний. А сорокапятилетний.
Г.Д.: А какие перемены произошли в этом образе.
О.К.: Был очень сильный период пессимизма. Собака хоть и была критична по отношению к социуму, она говорила: «Как бы хреново все не было, но есть мощная энергия». (Звонит мобильный, Кулик опять быстро общается с кем-то, и мы продолжаем).
Г.Д.: А вы занимаетесь работой с энергиями?
О.К.: Конечно, занимаюсь. Это главная моя работа – разобраться с этими энергиями, чтобы они тебя не разорвали изнутри.
Г.Д.: И что вы делаете? Например, если она плохо циркулирует…
О.К.: Надо ее просто пытаться взять из этого мира. Это же очень просто. Каналы перекрываются, если ты впадаешь в слишком большое ЭГО… Если ты слишком на себя зациклен, на своих страданиях и боли… Нужно значит просто себя вывернуть, как шкуру, и стряхнуть все это говно. Почувствовать любовь мира к себе. Все, что тебе мир говорит, он говорит с огромной любовью. Если он тебе это жестко говорит, это просто ТЫ уже попал в такую жопу. Если у человека рак, то говорить ему мягко, что у него насморк – не надо! Надо говорить, что у него рак. Если ты не поймешь, что у тебя рак, и будешь пить аспирин, то ты умрешь!
Г.Д.: Значит сейчас должны по идее великие войны происходить.
О.К.: В природе человека этого не заложено. Они не должны происходить. Но они будут происходить. Просто человек спит. И тычет ядерные кнопки. А если он откроет глаза, то он вообще замрет. И год будет думать, как он вообще сюда попал. «Ни хуя себе!» Надо включить свет в своей голове. Осознанность. Для этого существуют такие люди, как я. Которые сначала будят себя, а потом пытаются разбудить других.
Г.Д.: Ну да. У вас уже получается почти: многие считают вас «прикольным». Я тут общался с одной девушкой. Сказал ей, что иду с вами общаться. Она вначале долго не могла вспомнить, кто такой Олег Кулик, а потом, когда я ей напомнил про то, что это такой человек, который изображал собаку, она взвизгнула и говорит: «Ой, правда, знаю! Он такой прикольный!»
О.К.: Кстати, по поводу пиара. Вы не представляете, какой бы я был сейчас популярный, если бы отвечал на все поползновения журналистов и ходил бы везде. Вы не представляете, как часто мне приходится отказываться. Какие-то звонят совсем придурки. Хотят, например, чтобы я пришел в передачу «Моя семья», там полаял, покакал, что-нибудь учудил. Если бы я все это принимал! Была же история с Парфеновым. Боялись, что на выборах в 96 году выиграет Жириновский. И нужна была какая-то альтернатива. А я тогда создал партию Животных. И хотели выдвинуть меня, чтобы я оттянул электорат у Жириновского. А я, в отличие от Жириновского, в это играю – я манипулирую, я могу строить, я не впадаю в истерику. И тема животных, выведенная на большой экран, абсолютно безальтернативна. 90 процентов людей так или иначе любят животных. И не любят людей. И Леня Парфенов на собрании встал и сказал: «А вы уверенны, что Кулик это лучше Жириновского? Жириновский возьмет 15 процентов в лучшем случае, а Кулик возьмет 50, и что вы будете с этим делать?»
Г.Д.: А вы бы что делали с этим?
О.К.: Ничего. Я бы не взял власть, она мне не нужна. Я бы сказал: «Я пошутил». Я бы так вел предвыборную кампанию, чтоб эти 50 процентов не проголосовали. Я бы чувствовал эту вибрацию, всегда бы чувствовался какой-то перехлест, какая-то ирония. Во мне нет никакого пафоса по отношению к себе. Я абсолютный демократ в чистом виде, до бешенства. Я готов убить за любое неравенство. А политика – это неравенство. Все это выстраивание вертикали и прочей всякой хуйни.
Г.Д.: А что же, люди по-вашему равны?
О.К.: Конечно. Их душа это свет. Вот смотрите.
Кулик встает, достает откуда-то три свечи разного размера, ставит их на стол треугольником, тушит свет в кухне и зажигает свечи...
О.К.: Если вы опишете форму этих свечек, то увидите, что они все очень разные. А вы можете отделить их свет друг от друга? Их свет – это общее, одинаковое. А сама форма людей – разная.
Г.Д.: Они с разной силой горят. Вот у этой пламя поменьше. И она меньше освещает вокруг себя.
О.К.: Это количество. Да, размер души разный. Но качество – абсолютно одинаковое. Чистый, идеальный свет. Душа бывает только светлая. Другое дело, что человек не прислушивается к ее голосу. Когда ничего тебя не будоражит, то душа как ангел белый проявляется и становится слышен ее тихий голос, голос совести. Что такое религиозные люди для меня? Это такие, которые любят других людей, радостны и имеют совесть. Это очень близко к Богу.
Г.Д.: Все же вы постоянно произносите это слово – Бог.
О.К.: Это метафора. Метафора существования. Это как в детстве говорят: «Придет Бармалей, тебя накажет». Бармалей это тоже метафора. Бога нет, он очень много вреда принес миру. Дьявола тоже нет, но он никакого вреда не приносит.
Г.Д.: Но в сознании людей и даже в подсознании Бармалей существует. И он так же силен, как и Свет.
О.К.: Это качество их сознания. Ничего такого вовне нету, что определяло бы это. Человек делает постоянно выбор. В сторону света или тьмы. Есть внутри нравственный закон. Этот закон – как программа. И нарушение его ведет к распадению каких-то связей. Нарушая его, ты разрываешь какую-то из связей с миром, какой-то из важных контактов, и к тебе уже не поступает энергия, начинает печень болеть, и ты уже не понимаешь, что происходит, ты разваливаешься, ты впадаешь в какой-то ужас. И ты впадаешь в этот ужас все больше, больше и больше и кончаешь полным одиночеством, полным кошмаром, полным развалом. И наоборот…
Г.Д.: Да, к большинству людей это можно отнести.
О.К.: Да, к большинству. А путь просветления не для большинства, он только для индивидуальностей. Я вообще не верю в коллективное спасение, оно невозможно. Я не верю ни в каких богов. Есть только точка с вертикальным взлетом. Никто тебе помочь в этом не может. Но ты можешь взять истину где угодно. Она лежит везде. Вокруг нас – зародыши света и добра. Но ты должен взять. А ты ждешь, что тебе это дадут. И уверен, что тебе это не дадут. И поэтому всячески поливаешь мир, поносишь его. А на самом деле формула жизни, успеха и счастья очень проста: все хорошее – вокруг, все плохое – внутри тебя. Все! Как только эту формулу принимаешь – мучительно для кого-то, для кого-то не очень – ты начинаешь трансформироваться. Держись за эту формулу мощно, сынок, и в конце ты станешь просто святым. Счастливым. Даже если тебя будут распинать, ты будешь смеяться от счастья. А за это могут и распинать…
Г.Д.: А вы не боитесь, что вас распнут?
О.К.: Пока боюсь. Темное же во мне тоже существует… Страх – это инструмент дьявола, управления. Тобой управляют через страх. Поэтому я от этого избавляюсь.
Г.Д.: Каким образом?
О.К.: Страх порождает твое ЭГО. Ты боишься, что тебя не поймут, не полюбят… И ты уже себе не принадлежишь. Я как можно больше прислушиваюсь к себе, служу себе. И весь негатив, который исходит от окружающего мира, я воспринимаю как указание на свои недостатки. И начинаю их исправлять. И вокруг меня меняется пространство, вокруг появляются люди, которые меня понимают и любят. И эти круги расширяются, расширяются, расширяются, и в конце концов весь мир увидит этот свет и почувствует его и изменится. Меняя себя, меняешь мир – вот божественное качество. Я ничего не меняю в мире, я ему просто картинки показываю. А меняю самого себя.
Г.Д.: А картинки откуда?
О.К.: По пути. Это путевые заметки. Путешествие внутрь себя, вглубь.
Г.Д.: А внутри игра света и темноты?
О.К.: Наверху свет, внизу темнота. Я вначале поднимаюсь вверх, нахожу позитив, свет, потому опускаюсь с этим светом вниз и рассматриваю темное при помощи света. Это такая светопись. В XIX веке так называлась фотография – «светопись». Не было слова «фото», были «светописные картины». То есть и темнота очень важна, и свет. В доме очень важен подвал, но нельзя там все время жить. Надо подниматься на чердак и смотреть как бы вдаль, на небо.
Г.Д.: То есть от тьмы в себе вы избавиться не пытаетесь.
О.К.: Нет! Это корни! Это то, что меня питает! Стал бы я избавляться от корней…
Г.Д.: Но от страха вы ж хотите избавиться?
О.К.: Не избавиться! Нужно просто над ним подняться, использовать его как ступень для своего роста. Сделать надстройку некую. Чтоб не оно тобой управляло, а ты им.
Г.Д.: То есть такая алхимия.
О.К.: Да! Алхимия. Ты ничего не выбираешь. Ты наблюдатель. Все, что с тобой происходит, это невероятный трип. Все, что тебе нужно было, ты получил при рождении. Дальше тебе нужно только отдавать. Чем больше ты отдаешь, тем больше ты получаешь. И это главное условие магии. Маги все время врут, что у них там заклинания. Они просто отдают. Только делают это очень целенаправленно. Они отдают здесь и знают точно, что получат ответ там. А человек не знает. А все дико взаимосвязано. И чем больше ты отдаешь, тем больше получаешь. Человек – это река, а не застойное озеро или болото, которое только копит-копит-протухает, а страданий все больше и больше, пустоты все больше и больше, одиночества все больше и больше. Но это же все как бы закрытая информация. Очень ясная и простая при этом. «Возлюби ближнего как самого себя». Все думают, что это просто доброе пожелание, которое к жизни не имеет отношения. А это – формула успеха! Буквальная.
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?