Если бы у меня была возможность, я бы, естественно, ни слова не сказала о проекте. Потому что это страшная корпоративная тайна. Тем паче, что он все-таки начался: отец телекомпании самым чудесным образом уладил историю с пальмой. Он пообещал оставить местному патриарху гигантскую черную голову из папье-маше. Потому что о голове уже пошли слухи, и многие аборигены на каноэ приезжали на нее посмотреть. Они изучали ее на предмет поклонения.
Я бы просто написала Фроське, что около нашего причала прижилась стая крошечных рыб. И это, по-видимому, рыбы-пчелы, потому что они полосатые. А Фроська, наверное, ответила бы мне, что напрасно я не взяла с собой сачок, как она настаивала.
А Молекуле бы я написала, что вместо устрашающих картонок я теперь сублимирую в производстве бутылок для писем. Я их раскрашиваю лаком для ногтей, который беру у Таньки. А бутылки мне поставляют Палыч и Чип-и-Дэйл. Поставляют, не жалея живота своего и поджелудочных желез. А Молекула бы, наверное, ответил мне, чтобы я ни в коем случае ничего в эти бутылки не запечатывала и не бросала их в море. Потому что их можно упаковать в карго, а потом неплохо на них нажиться в местах, где свирепствует кризис культуры.
А Пиноккио я писала бы про острова, чтобы он не чувствовал себя непричастным. Потому что он адреналинщик и экстремал, и ему, наверное, неприятно, что выбирает не он, а его не выбирают.
Для начала я написала бы ему, что жизнь здесь насквозь пронизана светом и течет так неприметно, что существует опасность не заметить, как она иссякнет. Что жизнь здесь, мол, течет, как текила. Но потом подумала бы и стерла. Потому что вдруг он дочитал подаренный томик дальше середины и упрекнет меня в плагиате.
Тогда бы я написала ему вот что. Потому что я – комик и мой жанр – манипулирование словами. Я бы ему написала, как в первую ночь проекта, когда мы с оператором Д дежурили на необитаемом острове, к нам приплыли вуду. Они приплыли на каноэ, на носу которой зловеще горел костер, а второй вершитель культа кровожадно чем-то булькал по воде. Я хотела сразу же по рации вызвать подмогу, но оператор Д ринулся в бой. Он схватил камеру и побежал снимать, как беспощадные колдуны съедают участников проекта.
Оператор Д хоронился в корнях мангров, а я вообще трусливо наблюдала за ним из технического лагеря. Впрочем, оператор Д вскоре вернулся. Он сказал, что я – трус и меня надо было съесть первой. Жаль, сказал он, что это не настоящие вуду. Жаль, сказал он, что это, скорее всего, жалкие эпигоны. Но свет, на всякий случай, мы в палатке выключать не стали. Я, страшно извиняясь, попросила разрешения придвинуть свою раскладушку к его. Мы сторожко пролежали до утра, прислушиваясь к плеску волны.
Утром эти вуду приплыли вторично и собрали сеть, поставленную ночью. Оператор Д ерничал и язвил меня. Мы страшно не выспались, но, поскольку вуду нас не уничтожили, смены нам не прислали. Мы пошли брать интервью у профессора. Этот милейший человек наговорил нам первые двадцать минут и оператор Д сказал: извините. Он сбегал в технический лагерь за раскладным креслом, посадил меня, а сам сел на ручку. Еще через двадцать минут он сказал: извините. И сменил кассету. Через полчаса я проснулась от того, что оператор Д свалился на меня с ручки вместе с камерой. Он тоже задремал. Потом мы втроем с профессором собирали ракушки. Он собирал их из научного интереса, а мы с оператором Д – из любви к прекрасному.
Еще бы я написала Пиноккио, что хорошо устроилась.
Как, впрочем, и все остальные. И это не наша заслуга, это специфика местности. Острова, сказала бы я Пиноккио, спланированы хитроумным способом. Они ненавязчивы, как рай. Если ты хочешь быть один – ты в одиночку бродишь по пляжу и кричишь на прибой. Или подсматриваешь за крабами. Если же тебе хочется радости человеческого общения – ты идешь в бар Балена, и уж там-то ты точно обнаружишь Палыча. Как минимум.
С Танькой мы работаем в разные смены, поэтому у нас друг от друга самые приятные впечатления. Что редкость в условиях совместного проживания. Перед отъездом на работу, мы оставляем друг другу в холодильнике в гостиной бутылку красного вина и какого-нибудь сыра. Правда, иногда это использует Стасик, но мы его вычислили и отвели отдельную полку в холодильнике.
Наверное, я все-таки не удержалась бы и рассказала кое-что о работе. Например, что на остров приехали Чип-и-Дэйл и построили съемочной группе хижину. Для этого они разобрали хижину одного из участников. Участник страшно негодовал, но мы сказали, что это – производственная необходимость. Кроме всего, у нас все равно не хватит камер, если все участники разбредутся по своим хижинам. И теперь мы не хуже участников проекта можем по вечерам жечь костер и жарить рыбу. Потому что мы тоже ловим рыбу. Потому что когда нет связи с каким-то другим миром, полным абонентов, кажется, что есть только этот мир. И с ним нужно как-то свыкаться. Рыбу нам ловит оператор Ю. ТАМ он любил посидеть не берегу подмосковной речки с удочкой. Еще оператор Ю приручил игуану.
Мы обрастаем хозяйством и скотиной. И не только благодаря оператору Ю. Собак приручила я. Потому что с некоторых пор я не сплю в хижине во время ночной вахты. Чип-и-Дэйл по секрету напугали меня аспидом. Они сказали, что где-то недалеко от нашей стоянки шарится аспид, а его укус смертельней укуса кобры в девять раз. И я поначалу лежала в палатке и прислушивалась к аспиду, а потом не выдержала и пошла спать под звездами. Но звезды мне загородила длинная черная морда. Ее глаза вызывающе сияли. Я собрала волю в кулак и кинулась жаловаться оператору Д. Он спал в палатке.
Я сказала, что меня преследует Анубис. Оператор Д было схватил камеру, но потом махнул рукой. Он спросил устало, что я ела, пила и курила перед сном. Я обиделась. Тем более, утром выяснилось, что я была права: Анубис пришел к нам с товарищем попрошайничать. Мы их покормили рыбой, и они стали охранять наше оборудование от аспида. Они откликались на имена Анубис и Канабис.
Я никогда бы не написала Пиноккио, что я скучаю.
Я никогда бы не написала Пиноккио, что я скучаю.
Я никогда бы не написала Пиноккио, что я скучаю, потому что это противоречит кодексу чести людей без средств связи. Потому что этим людям, то есть нам, приходится делать вид, что мир существует в таком вот усеченном виде. Усеченном до необходимого минимума. То есть до абсолютного счастья.
Через месяц главный каптенармус нашего проекта женился на парикмахерше. ТАМ она жила в Омске с мамой в коммуналке. Свадьбу устроили между офисом и бассейном. И сначала все было очень прилично. Все надели парадно-выходное. Но потом ко мне подошел оператор Д и строго спросил, что я пила, ела и курила. У него для этого не было ровным счетом никаких оснований. Потому что я не привлекла его внимание ни к одной аномалии. Я скромно танцевала бочату, потом ко мне подошел аргентинец и научил меня пить текилу. Но я с первой попытки не научилась. Потому что он пил текилу из моей ключицы. А мне было неудобно так пить. Тогда он сказал, что научит меня танцевать танго. А потом он опять предпринял мастер-класс по питью текилы. И я поняла, что я научилась! Это было как озарение! Но аргентинец сказал, что он научит меня танцевать меренгу! А потом мы пойдем смотреть на звезды и купаться в прибое!!!
И тут я (достаточно нечленораздельно) сказала себе: стоп. Аргументов у меня не было, было только смутное беспокойство. Мне надо было немедленно спастись как минимум от текилы. А по большому счету от аргентинца. Очень кстати в игривом киселе, в который превратился пространственно-временной континуум, я различила спину с надписью МЧС. При более пристальной концентрации выяснилось, что это Дэйл, он пил ром за здоровье молодых, при этом обращаясь к двум местным девушкам, украшенным гибискусом. В конце концов, думала я, пробираясь сквозь вязкое карамельное опьянение, спасать – это его непосредственная работа.
Тут склейка.
Следующий кадр.
Я обнаружила себя на рассвете сидящей на причале нашего с Танькой домика. Я сидела на кокосе и почему-то в рубашке и шортах, обильно украшенных водорослями.
В гостиной сидел Стасик и что-то вяло набрасывал в компьютере. Он укоризненно качал головой. На всякий случай я его не спросила, как я оказалась на причале.
На всякий случай я не спросила и Дэйла, как именно он меня спас.
Он тоже к этой теме тактично не возвращался.
В конце концов, это его работа.
Нет. Все-таки Пиноккио я бы об этом не написала ни при каких обстоятельствах.
Еще через какое-то время выяснилось, что завтра – последний день съемок. Это был шок.
Потому что счастье, оказывается, это осознание того, что все кончается.
В последнюю ночную смену на острове мы с оператором Д сели на мысу и барабанили (он – в канистру, а я во флягу для питьевой воды). Потом мы некоторое время наблюдали за НЛО, пока оно не улетело за горы далекого от нас материка. А потом мы просто смотрели, как падают звезды. Они падали так медленно, что можно было не только загадать, но и исполнить желание.
Оператор Д вдруг сказал, что рай не стоит ломаного гроша.
Потому что им нельзя поделиться с родными и близкими. ТАМ оператор Д был отличным семьянином. У него ТАМ трое детей и огромный автомобиль для их перевозок.
Мы помечтали о детских следах на здешнем песке.
Потом мы помечтали еще о чьих-то следах. Каждый об индивидуальных. Но к утру был прилив и абсолютно все следы смыло…
На самолетик местной авиалинии меня провожали Чип-и-Дэйл. Я им напоследок подарила двадцать долларов, чтобы они накупили гостинцев. У них ТАМ дети и другая родня. Еще я им подарила три морских звезды. Они радостно и недоуменно вглядывались в столь щедрый подарок, а потом Дэйл спросил у Чипа: как ты думаешь, звезд с пивом можно?
Уже в столице этой прекрасно задрипанной страны выяснилось, что палычев телефон ничего не принимает. Потому что Палыч его неоднократно топил и неоднократно спасал. Там же, в столице, выяснилось, что брак парикмахерши и каптенармуса на территории мира глобализма недействителен. Но это никого не парило. Ну, в смысле, мир глобализма.
В Амстере я достала свой Эрикссон и набрала Молекулу. Он сказал, что встретит меня через три часа. Он сказал, что захватит Мурзилку. Это кто? – спросила я в ужасе, пытаясь быстро восстановить в сознании свою родословную и пересчитать своих возможных детей. Это, говорит, твоя шуба. Здесь, говорит, холод тридцать градусов. Ты хоть голову после последнего купания высушила?
Потом я послала СМС. Я написала про звезды и крабов. Про вуду и Анубиса. Про ракушки, вид моря сверху, вид моря изнутри, песок диких пляжей, налипший на губы, обморочную радость жары, грохот тропических ливней, смытые следы, проложенные тропы, запах джунглей, опьянение счастьем, тоску по счастью. Я отправляла одно СМС за другим. Мне написали: Ты что, вернулась?! Я ответила: практически!!! Я в небе!!!
Мне написали: а я вчера приехал в горы. Катаюсь на лыжах.
Жаль, написала я, что не повидались.
Немедленно! Написали мне. Приезжай немедленно. Я тебя встречу!
Впрочем, написали мне тут же… Ты же не умеешь на лыжах…
И тут я быстренько написала: ничего! Я возьму фросины саночки.
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?