От села Дворцы Угра начинает длинную излучину. На краю села установлен крест в память о Стоянии на Угре, положившем конец зависимости Руси от Орды. Туземцы рассказывают, что именно в этой излучине татары четыре дня безуспешно форсировали реку. А там, где сейчас село Дворцы, была ставка Ивана Молодого (сына Ивана III). Потому, говорят, село и называется Дворцы.

 

В те времена в верховьях речки Вепрейки, примерно в пяти километрах от места этих боев, жил пустынник по имени Тихон. Его иногда называют Медынским, а иногда Калужским – по близлежащим городам. Но обретался он, собственно, там, где теперь стоит село Лев-Толстое. О Тихоне известно мало: постригся в Кремлевском Чудовом монастыре, потом ушел на Угру, где поселился в дупле огромного дуба. Умер в 1492 году. Вот практически все. Есть, правда, еще одна интересная деталь, связанная с владетелем тех мест князем Ярославом, сыном героя Куликовского сражения Владимира Храброго. Как-то раз Ярослав отправился на охоту и наткнулся на бродягу, сидящего в дупле дуба, на Тихона. Почему-то князю это так не понравилось, что он стал орать: вон! И даже – замахнулся плетью. Да так и остался с поднятой рукой, буквально одеревенел.

Церковные писатели считают, что Ярослав Владимирович попал под дурное влияние, что какие-то злокозненные люди наговорили ему на святого человека. Более того, специально привели князя к дубу, чтобы он разобрался с бродягой, поселившимся в заповедных владеньях. Козни злых людей – постоянный мотив в житиях православных святых. Злыми могут оказаться и крестьяне, справедливо опасающиеся, что отшельник устроит монастырь, который мало-помалу отберет у них землю, а потому – стремящиеся прогнать (или даже убить) монашествующего пришельца. А могут – и какие-нибудь язычники, для которых появление монаха в лесах означало начало преследований. Скорей всего на Тихона наклепали все-таки язычники. Ибо никакие крестьяне не могли претендовать на заповедные леса по берегам Угры, принадлежавшие князю.

 

Гнев Ярослава станет понятнее, если иметь в виду, что изначально заповедный лес – это не просто лес, в котором запрещено заниматься хозяйственной деятельностью. В первую очередь это – священный лес, кереметь, как его называют угро-финны, а по-русски – божелесье. Даже в том, что теперь именуется заповедниками, сохраняется память о том, что священный лес – это табу. А уж пятьсот лет назад всякий знал, что такое заповедное божелесье. Понимал, что здесь не место всяким бродягам, грибникам, рыбакам и охотникам, способным ненароком потревожить священную дрему лесного божества. И уж совсем не место здесь лесорубам, всегда готовым погубить священное дерево ради своих мелких нужд. Божество, живущее в дереве, обычно наказывает смертью того, кто покушается на его дерево. Не жалует и тех, кто попускает такие преступления.

Я вовсе не хочу сказать, князь Ярослав был убежденным язычником, но – он точно был православным. То есть человеком, поклоняющимся  деревьям, камням и источникам – под видом поклонения христианским святым, жившим, как правило, очень давно и неизвестно где. Собственно, людям, которых насильно окрестили, ничего иного и не оставалось, как только принять религию еврейского бога в Византийской интерпретации и переработать ее в себе так, чтобы от чуждой религии остались одни имена. Это нормальная реакция крепкого организма на прививку чужого ростка. Но бывают и осложнения. В ситуации двоеверия основная проблема – постоянная путаница, болезненные недоразумения, иммунные реакции неузнаванья. Вот, скажем, князь Ярослав – за кого он принял мужика, сидящего в дереве? Скорей всего, как и сказано в житие Тихона, за монаха. И потому так возмутился. Это и есть одно тех из недоразумений, о которых я говорю.

Посмотрим на икону Тихона. Что на ней изображено? Дерево, в котором живет человек, а в стороне – монастырь. Это хорошая иллюстрация двоеверия: дух дерева, облаченный в монашеское одеяние. Конечно, в такой ситуации легко принять духа дерева за монаха, особенно – если тебе назойливо объясняют: нет, это не дух, это просто монах залез в дупло. Бывает. Вот, скажем, Павел Обнорский три года прожил в дупле липы. Однако его не изображают внутри ствола. Потому что из его биографии ясно, что изначально он был человеком и лишь постепенно проникся духом дерева, отождествился с ним. А о Тихоне так не скажешь. И не только потому, что о нем ничего неизвестно. Может быть, о нем ничего неизвестно как раз потому, что он дух дерева, превратившийся в человека. Тут, впрочем, легко ошибиться. Вот и Ярослав ошибся: решил, что перед ним человек, оскверняющий лес на Вепрейке, и, надо отдать князю должное, повел себя как свинья под дубом вековым: заорал, замахнулся... Ну и стоит теперь с онемевшей рукой, в которой бессильно болтается плеть. А перед ним – мужичок, от которого зависит, останется князь в состоянии недорезанного Буратино или вернется к человеческому облику.

По церковной версии князь раскаялся в содеянном – ну, еще бы! – после чего исцелился и предложил Тихону основать в божелесье монастырь. Духу он это предложил или человеку – не знаю, тут опять вера надвое. Но вообще, получилось удачно: обычно-то деревья, замеченные в том, что от них исходят таинственные эманации, христиане безжалостно срубали, а этот дуб сохранили, и он простоял еще более двух столетий, пока в него не ударила молния. В 1838 году над остатками дуба сделали часовню. Она не сохранилась.

 

У входа в монастырь я расспрашивал разных людей о том, где, собственно, рос тот дуб, в котором жил Тихон. Никто не знал. Говорили: это там где-то, в жилом квартале. Одна богомолка все-таки вызвалась проводить. Пришли в какой-то двор. Провожатая говорит: «Вот он». Там действительно растет дерево, но молодое, поэтому я спросил: «Этот вырос на месте того?» Но женщина ответила: «Нет, это тот самый, видишь какой огромный». По всей видимости, на это я нечаянно скорчил рожу недоверия. «Дурак!» – сказала провожатая и ушла. Я так опешил, что даже не сфотографировал то место, а теперь жалею. Потому что вскоре увидел во сне эту богомолку, это место и дуб, который она мне показывала. Он был огромный, полупрозрачный, внутри него был свет, как бы струящийся вверх и ниспадающий мерцанием с кроны. Вдруг на прозрачной коре я заметил огромного паука с металлическими ногами. Его туловище было желудем, выточенным из камня. «Желудь – исток дуба», – сказала моя провожатая, и я очутился на Тихоновом источнике.

 

Этот источник стал знаменит с конца 70-х годов 19-го века. По крайней мере, записи исцелений на нем начинаются с этого времени. Судя по ним, болезни, от которых излечивал Тихон, довольно однотипны. Судороги в ногах, делающие в серьезных случаях невозможной ходьбу, тахикардия, тяжесть и боли в области сердца, ревматические явления, головные боли. Часто эти симптомы сочетались и сопровождались ужасной тоской, доходящей до устремления к суициду. Явная психосоматика. Никакие лекарства тут не помогали, но после купания в источнике всю эту симптоматику как рукой снимало. Я окунулся в купель на источнике и проснулся.

В советское время этот источник заливали цементом, чтобы отвадить людей от предрассудков. А в более раннее время христианские фанатики вырубали и жгли священные рощи – с той же целью. И на месте древних святилищ ставили церкви, посвященные угодникам еврейского бога. Например, Стефан Пермский безжалостно рубил священные березы коми-зырян, а взамен предлагал молиться иконе, которую сам же и нарисовал, Зырянской Троице: три ангела под сенью дуба, а сбоку Сарра и Авраам. Одной рукой, значит, уничтожал живой культ дерева, а другой насаждал абстрактный культ далекого бога, который – вот нерв двоеверия – изначально был духом дерева же. На Стефановой иконе внизу белая полоса, на которой по-зырянски (а он создал специальный алфавит, чтобы перевести на коми-язык слово божье) написано: «И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер свой во время зноя дневного. Он возвел очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него» (Быт. 18, 1-2) и т.д. Это о видении Авраама. Вообще-то шаманы Пермских лесов наблюдали подобного рода явления постоянно. Стефану нужно было, чтобы мы, зыряне, забыли об этом, а помнили только о том, что случилось в баснословные времена чуть севернее Хеврона, в месте силы еврейского бога.

Место, конечно, чудесное. Там ангелы Мамрейской дубравы, явившись из полуденного зноя, возвестили Аврааму, что через год у него родится Исаак. И там же, в пещере Махпеле, напротив священной рощи Мамре, лежат Авраам, Исаак, Иаков – патриархальная троица. Формула упокоения патриархов в пещере Махпеле звучит так: такой-то приложился к народу своему. В Библии это сказано даже об Аврааме, который был первым (если не считать Сарры) евреем, похороненным в Махпеле. То, что Авраам приложился к еще фактически не существующему, но уже мертвому народу, означает, что этот народ – не конкретные люди. Это – нечто существующее до и помимо конкретных людей (не масса, а нуминоз, как я уже здесь объяснял), мистическая сущность народа, каковой сущностью и является бог Авраама, Исаака и Иакова, витающий над местом силы Мамре.

Вообще-то таких дубрав в Ханаанской земле было много: у каждого Лота и Мелхиседека – своя. Но пророки еврейского бога их порубили, поскольку там кадили богам, хоть и очень похожим на бога Авраама, но – не ему. Через века дошла очередь и до священных дубрав в других частях мира. Аврамический дух дубравы Мамре для своей экспансии создал два инструмента – христианство и ислам. Ловкий ход. Теперь полномочный представитель Авраама контролирует меня, когда я иду общаться со своими богами. Это вроде как Билл Гейтс пытается навязать мне свое программное обеспечение и получить с меня деньги. Но я, во-первых, выбираю только то, что мне нужно, а во-вторых, никогда не плачу уважаемому Биллу.

 

Великие преимущества аврамических религий прекрасно известны. Бог в них сконструирован так, что, будучи един, служит объединителем масс, которые, из страха иудейска, должны беспрекословно повиноваться. Очень удобно для руководителей. Потому-то еврейский бог так популярен в этой среде и всячески насаждается сверху. Нам, например, объясняют, что та же Ветхозаветная Троица (икона) выражает собою единство, к которому должна была стремиться раздробленная Русь для того, чтобы сбросить с себя татаро-монгольское иго. Иначе говоря: эта икона выражает стремление московских великих князей к господству над Русской равниной. И тут опять начинается двусмыслица двоеверия. Потому, что Русская равнина является естественной средой обитания русского бога, который, конечно, большой пофигист и с циничным прищуром наблюдает за тем, как в его вотчине суетятся поклонники Ягве, заставляя русских людей молиться локальному духу дубравы Момре, но – он, русский бог, в любой момент кому угодно может устроить Содом и Гоморру. Бывало, устраивал, лил христианскую кровь. Мусульманскую – тоже.

Вот, например, как он показал себя во время Великого Стояния в месте силы на Угре. Он сам показал или локальный дух этого места – неважно. Во всяком случае, действовал здесь русский бог, а не князь Иван III, который всегда поддерживал чуждую веру. Этот князь был, конечно, великий полководец и ловкий политик. Когда в 1480 году хан Большой Орды Ахмат, заключив союз с королем Казимиром IV Ягеллончиком, выдвинулся в сторону Москвы, Иван все предусмотрел. Нейтрализовал Казимира, натравив на него крымского хана Менгли Гирея и организовав беспорядки в Литве. Далее – направил в глубокий рейд по Волге каперский флот, начавший методично разорять беззащитные селения Ахмат-хана, точно маневрируя на Оке, заставил Ахмата сместиться к устью Угры, заранее выстроил по ней линию обороны, которая не позволила татарам форсировать реку, подавил внутреннюю крамолу и так далее.

Это – что касается военного искусства, а вот шутка русского бога: Угра в тот год замерзла уже 26 октября. Татарская конница могла атаковать прямо по льду. И, конечно, смяла бы русских, не готовых к такому повороту. Ивану пришлось срочно отводить войска от реки, чтобы перегруппировать их для полевого сражения. Когда татары увидели, что русские уходят, они почему-то решили, что князь задумал очередную ужасную каверзу, и побежали. Это было отлично видно с высоты Тихонова дуба. Никто никого не преследовал. Но Ахмат был вскоре убит. Победу записали на счет Владимирской Богородицы. Так смехом русских богов закончилось трехсотлетнее иго.

 

Эти боги живут среди нас, но редко показывают свое настоящее лицо. Русская классическая литература является сводом мифов об этих богах, пробившихся сквозь кору христианства. Хрестоматийный пример из Толстого: князь Андрей Болконский попадает в зачарованный лес. Здесь лошади сразу зафыркали, и даже лакей ощутил, что попал в место силы: «Лёгко, ваше сиятельство». Только убитый европейским образованием князь еще ничего не понимает (думает, что дело только в весне), но все-таки ищет глазами именно дуб: «Да, вот он, дуб». Далее он концентрирует внимание на дубе: несколько раз оглянулся на этот дуб, как будто чего-то ждал от него. Отождествляется с ним путем медитации: мы (с дубом) знаем… «Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно-приятных в связи с дубом возник в душе князя Андрея». Этот буддизм – начало прорастания дуба в душе князя. Вскоре он увидит нимфу (с характерной фамилией Ростова) и погонится за ней: «Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел». Это мир. А к началу войны дуб превратится в дубину народного гнева.

ИНФОРМАЦИЯ ОБ ИЗДАНИИ КНИГИ "МЕСТА СИЛЫ РУССКОЙ РАВНИНЫ" И ВСЕ НЕОБХОДИМЫЕ ССЫЛКИ – ЗДЕСЬ.

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.