Степь разбегается от трассы безбрежными холмами. К вечеру она наливается жутью и одиночеством. Просто не может быть, чтобы её безграничное равнодушие утыкалось в бурлящий Китай. До зацепившейся за границу микроскопической соринки – города Забайкальска – осталось всего 250 километров. Но сейчас мы совершенно одни в бесконечном чреве степи. Нам ночевать здесь жалкими – неодетыми в кровать и дом. Страх колет пальцы.
«Тойота» остановилась, когда мы, придавленные степью, стояли к дороге спиной. Кожаное сиденье, кондиционер – комфортабельный продукт произведён из податливой природы. На передних сидениях два армянина. Мы молчим до самого Забайкальска. Меня всё ещё пугает громадная степь за окном.
Через 2 часа мы в городе. С переднего сиденья спрашивают: «Э! Куда вас?»
- В какой-нибудь лесопарк. - Э! Какой здэс лэсопарк! Поехали лучше к нам!
Мы въезжаем во двор с сухим фонтаном и большими воротами. «Сейчас нам чай сдэлают! – говорит Артур – армянин, который вёл машину. - А вы пака вэщи палажите наверху. Вам постелят».
Это гостиница с узким длинным коридором, где горит только одна лампочка. В комнате две настоящие кровати! На них шерстяные одеяла в ярких цветах, подушки и простыни! Мы шесть дней не видели кровать.
Садимся за стол, едим колбасу и рассказываем Артуру про Китай. Он улыбается, ему приятно нам помочь. Бесплатно поселить в своей гостинице и накормить. Он говорит, что они долго строили фонтан, а скоро пристроят ресторан. Появляется человек. Пьяный, бритый налысо и русский. Он обнимает Артура. Садится за стол. «Всей Читой хоронили! – произносит он. - Мусора дороги перекрыли» Смотрит на нас без выражения. «Другана моего убили. Вора. Жестоко. Не по понятиям. Вот вы откуда? Из Санкт-Петербурга? Вот ты выйдешь на улицу здесь, - обращается он к Коле, - Подойдут к тебе. Спросят, откуда? Из Питера? А пусть ты и здоровее…, а у него вот что – он достаёт блестящий раскладной нож – и на тебе под ребро». «У меня тоже такой есть», - говорит Коля.
Утром Артур подарил нам блок сигарет, бутылку минеральной воды и отвёз к границе. Из России нас вывозит автобус, набитый китайцами. Они деловые и суетливые. На лицах беспокойство. Волнуются за свои огромные клетчатые сумки.
Жарко. Горячий воздух дрожит. И в нём рябью расплываются матрёшки человеческого роста. Они стоят кучками по двое, по трое вдоль трассы. Вся дорога от русского города Забайкальска до китайской Манчжурии (это километров семь) уставлена семействами громадных матрёшек. Расписные, и у всех в улыбках теплота.
Китай начинается внезапно. Мы выходим из автобуса. Настырные иероглифы, облепившие улицы, скрывают что-то совсем чужое и странное. Кучка китайцев сидит на асфальте, они палочками удят охапки лапши из бумажных банок. Плюшевый комок из щенков пекинесов пытается расползтись от них в разные стороны. «Друга-карифана! – кричат они нам. – Собака покупай!»
Улицы запружены велосипедистами. Сосредоточенные девушки в белых носках и на каблуках крутят педали. Игнорируя машины и велосипеды, по дороге тащит тележку ослик. В тележке ободранный шкаф и старичок в соломенной шляпе. Он разговаривает по мобильному телефону. Мы ищем, где бы поесть.
Район подозрительных деревянных домиков. Перед входом в некоторые болтаются обветшалые красные фонарики. Грязные женщины стирают в тазиках бельё. Мы находим избушку, перед входом в которую изображены тарелки с неопознаваемым содержимым. Нас сажают за большой круглый стол. На нём стеклянный круг, который можно вращать. Девушка приносит меню. Сквозь непроходимую трущобу иероглифов знакомыми мордочками выглядывают только цифры. Русско-китайский разговорник – самая необходимая вещь в Китае. Я упираю ноготь в иероглиф, который разговорник переводит как мясо. (Само слово лучше не произносить. Результат может быть неожиданным.) Китаянка энергично кивает.
Нам приносят микроскопические салатики из неизвестных продуктов и чайник. Потом появляется огромное блюдо. На нём гора смуглых, тонких, корявых кусочков. Я пробую. Сладко. Вроде десерт. Пробую ещё. Нет, вроде мясо. Ещё кусок. Нет, тесто. «Вкусно и дёшево», – подытоживает Коля.
Вечером пришло время выпить. Некоторое время мы восторженно плутаем между живописными полками. Груды вакуумно упакованных свиных пятачков, пупырчатые запятые куриных ступней, гроздья красных мохнатых фруктов… Наконец, мы покупаем вино за 12 юаней (это примерно 40 рублей) и персики.
Город наваливается. В темноте скалятся разноцветными огнями иероглифы. Оазисы русских вывесок обещают массаж и борщ. Набитые животы челночных магазинов выплёскиваются на улицы. «Друга! Заходи!» - просят китайцы. Русские дискотеки зияют сумеречными провалами. В них двигаются упитанные тела. «Позови меня с собой», – рвётся на улицу неприятный голос.
Лавочек в городе нет. Здесь полагается двигаться и кишеть.
На перекрёстке стоят две аккуратные русские блондинки. Я спрашиваю, где тут можно сесть с бутылкой. Они не знают. Но выпить с нами не против. Мы садимся на каменную тумбу под неизвестное дерево. С него на плечи падают крупные насекомые. Перед нами исходит огнями и дискотечным рёвом казино. Пахнет югом. Китаец в шёлковой пижаме дефилирует с венценосным достоинством. Китайская девушка стоит на коленях и ощупывает траву. Работник казино в бабочке участливо над ней наклоняется. Вино хорошее. Девушки пьют пиво и лузгают семечки.
Ира и Оля. Сёстры из Красноярска.
- Мы в Шанхай едем работать, - танцевать, - говорит Оля. - Что? – поражается Коля. - Канкан! Ну, в перьях. Вы знаете. - А мы из Санкт-Петербурга автостопом приехали.
Название нашей гостиницы написано по-русски – «Центральная гостиница». В бодром ряду металлических блестящих букв стыдный пробел: на месте «н» в первом слове только её линялый отпечаток на стене. Чуть пониже белым по красному значится: «ширпотреб». Там продают сувениры. Наш номер находится справа от сеющей ржавчину на мусорные баки лестницы. Нам приходит мысль залезть на крышу. Пожарная лестница стрункой вытянута вдоль всего шестиэтажного здания гостиницы. Хватаешься потной ладонью за ступеньку – и подтягиваешься, хватаешься за следующую ступеньку – и подтягиваешься. В районе пятого этажа чувствуешь нервное дребезжание в животе.
Крыша гулко прогибается под ногами. Из труб пахнет жареным. В окне напротив голая спина в обильных складках смотрит телевизор. В телевизоре – суровые китайцы в национальных костюмах. Вокруг – стаи иероглифов щеголяют кислотными цветами. Медленно и бесшумно скользит стрела башенного крана. Два небоскрёба вдалеке прорезают полог низких крыш. Внизу китаянки лёгким шагом меряют пространство вокруг массажного салона. Мы пьём вино и едим персики. Персики огромные, с аллергическим румянцем на боках. Волокнистая мягкость сочится спелостью. Мои щёки стягивает запекающийся персиковый сок. Все поезда в Пекин забиты на две недели вперёд. И где мы будем завтра – никто не знает. Ночь здесь красива – и без звёзд, и без тишины.
В номере совершенно белые потолок и стены. Слепящую белизну потолка разнообразят изящные волны зелёной плесени. Высоко на стене – неровный отпечаток ботинка. Это не самая дешёвая гостиница в Манчжурии. На кровати – аккуратные дырочки, оставленные поспешными бычками. Расстилать кровать я не решаюсь и залажу в спальник. Прямо передо мной, выгодно оттеняемый белой стеной, возникает таракан. Он огромный. Я слышу, как бряцает его жёсткий панцирь. Слышу, как перекатывается жёлто-зелёная кровь по его склизким органам. Как острые, гигантские и мохнатые желавки клацают от голода....
«Внимание! – говорю я, - Истерика. Исполняется профессионально». Коля берёт ботинок, хлопает по таракану и с наждачным шварканьем размазывает его по стене. «Всё, - хватит орать, спи спокойно», - говорит он. Продолжение
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Жарко. Горячий воздух дрожит. И в нём рябью расплываются матрёшки человеческого роста. Они стоят кучками по двое, по трое вдоль трассы. Вся дорога от русского города Забайкальска до китайской Манчжурии (это километров семь) уставлена семействами громадных матрёшек. Расписные, и у всех в улыбках теплота.
Город наваливается. В темноте скалятся разноцветными огнями иероглифы. Оазисы русских вывесок обещают массаж и борщ. Набитые животы челночных магазинов выплёскиваются на улицы. «Друга! Заходи!» - просят китайцы. Русские дискотеки зияют сумеречными провалами. В них двигаются упитанные тела. «Позови меня с собой», – рвётся на улицу неприятный голос.
Крыша гулко прогибается под ногами. Из труб пахнет жареным. В окне напротив голая спина в обильных складках смотрит телевизор. В телевизоре – суровые китайцы в национальных костюмах. Вокруг – стаи иероглифов щеголяют кислотными цветами. Медленно и бесшумно скользит стрела башенного крана. Два небоскрёба вдалеке прорезают полог низких крыш. Внизу китаянки лёгким шагом меряют пространство вокруг массажного салона. Мы пьём вино и едим персики. Персики огромные, с аллергическим румянцем на боках. Волокнистая мягкость сочится спелостью. Мои щёки стягивает запекающийся персиковый сок. Все поезда в Пекин забиты на две недели вперёд. И где мы будем завтра – никто не знает. Ночь здесь красива – и без звёзд, и без тишины.
Вы можете