Утрамбованные в общий вагон китайцы издают резкое щебетание. Оно заполняет все жалкие остатки воздуха между стопками людей. Щебетание сгущается около нас. Китайцы даже наклоняются к нам, стараются сделать свой мелодичный клёкот доступнее. Естественно, мы сидим не на своих местах. У нас вообще билеты без места. С ними полагается ехать в захарканном тамбуре или скакать из одного вагона в другой в поисках опорожнившегося места. Естественно, у этих двух залитых потом китайцев билеты на те самые места, с которых мы внимательно изучаем пустыню за окном. В пустыне валяются меланхолические дикие верблюды. Мы едем на Жёлтое море. В этом поезде мы проведём больше суток. И не понимать по-китайски нам сейчас удобно.
Я – невозмутимость. Освобождаю от мохнатой красной шкурки прозрачный фрукт. Жестом предлагаю угощаться беспокойно нависшему надо мной китайцу. Он делает испуганные глаза. Исторгает пронзительный щебет и, динамично орудуя плечами, втирается в толпу. Возвращается он с проводником. У проводника роковая улыбка – он говорит по-английски. Обдираясь о тиски гомонящей китайской толпы, мы отправляемся скитаться по вагонам.
Ночью бледно-зелёные диванчики вагона-ресторана принимают нас. Китайский клёкот здесь дерёт уши нестерпимо. Ресторан заполняют исключительно мужчины. Многие сидят без маек, выставив наголо свои обильные животы и подобрав под себя жёлтые пятки. Они бросают мусор на пол. В хаосе, который наполняет их столы, я узнаю только холмы лапши, склизкие кудрявые грибы и дребезжащие бутылки пива. На каждом столе – курганчик из больших белых шаров. Они выглядят так, как будто сделаны из сырого теста.
Мужчины нам рады. Они меняются с нами сигаретами, жестами просят меня распустить волосы и выпить с ними. Мы садимся за самый грязный стол. От него веет неудержимым радушием. Толстый китаец средних лет шевелит своим развязным голым животом и пьёт пиво залпом из суповой миски. Его друг – тощий и скромный, но заглатывает суповые миски также резво. Озёра пива укрывают стол. Тонкие ручьи стремятся залить мне колени.
Орнамент из пустых бутылок окружает гигантское блюдо с рыбой мрачного цвета. На её боках играют блики. Я с ужасом обнаруживаю, что она обложена самыми настоящими шкварками сала. Мужчина выдаёт нам по суповой миске. До краёв наполняет их жёлтым пивом без пены. Обрушивает в рот свою миску. Тут же переворачивает её вверх дном. Демонстрирует: ни капли мимо! Мы чокаемся суповыми приборами и повторяем за ним залпом. «Россия!» – говорит Коля, тыча пальцем в грудь. Китайцы, довольные, кивают. Ещё по миске! …
Пивные ручьи, образовав болотца на моих коленях, стекают на пол. Китаец фотографирует телефоном, как я пью. Пивные бутылки дребезжат оркестром. «Мао Дзедун!» – восклицает китаец, и жир на его плечах ходит, как потревоженный холодец. «Ленин!» – отвечаем мы и трясём опорожнёнными мисками. Рыба бросает солнечных зайчиков на потолок. В проходе видны затянутые в чулки сухие ступни спящей старушки.
Тут неожиданно включается радио. Острый китайский клёкот мягкими волнами укутывает мелодия. Я чувствую себя в вату уложенным стаканом. Щемящим теплом укрыты и китайские животы, и скользкая рыба, и хор прыгающих бутылок. И пиво стекает на пол капелью. «Если б знали вы…. – поём мы – как вы дороги…» «Подмосковные вечера» - подхватывают китайцы на своём тренькающем языке.
Из поезда мы выпали в потный и парной город. «Байдахе! Байдахе!» - радостно констатировала проводница, выволакивая нас из вагона-ресторана. Небо задёрнуто серо-белым пологом. Где солнце непонятно. Но жара плотная и осязаемая. В море густо насажены чёрные китайские головы. Оно действительно желтовато. Никакой бирюзы и картинных излишеств. На берегу продают сушёных обитателей глубин. Они навалены разноцветными горами. Узнать, кто есть кто – невозможно. Но, похоже, у большинства были щупальца.
Под маленькими корявыми соснами с бордовыми стволами стоят каменные скамеечки. В море аккуратно наступают каменные холмы, увенчанные беседками. Ночью контуры беседки очерчивают жёлтые фонари. И с пляжа в полной темноте кажется, что она на секунду зависла в воздухе, но крыша уже устремила свои светящиеся загнутые края прямо в безлунное небо.
По парным тёмным улицам гуляют мясистые красноярки в эфирных парео. Вдоль дороги, освещённые карманными фонариками, сидят продавцы сказочным фруктов. Фрукты похожи на инопланетные. Аллея ресторанов выпятила ряды аквариумов. В аквариумах навалена нечисть. Там толпятся, копошатся, волнуют щупальца, зевают раковинами, шевелят рюшами, дёргают хвостиками, ударяются панцирями, и просто лежат серьёзно и безжизненно толстыми невиданными конусами.
Мы набрели на спящую над калькулятором китаянку. Она обставлена грудами велосипедов всевозможных мастей. Блистают рамами и пышут жаром самые бравые – с двумя сидениями. Их можно взять напрокат. Мы взгромождаемся на двухсиденчатый велосипед и час катаемся. Дорога вдоль моря дышит теплом, как молоко из сосца. Мимо проносятся китайцы на таких же велосипедах. Они мчат под сосны своих голоногих подруг.
Спать мы ложимся на пляже. Между двух огромных камней. Почти у самой воды. На нас светят парящие беседки.
Я проснулась оттого, что кто-то на меня наступил. Утро только-только разлилось и было ещё синее. Эту свежую голубизну доверху заполняют китайцы. Они облепили камни и усеяли пляж. Они галдят, их лица восторжены. Китайцев всё пребывает. Они деликатно перепрыгивают через нас. На камнях, между которыми мы лежим, им особенно нравится. 5 утра!!! В будний день, прямо перед работой все эти люди пришли встречать солнце. Мы отползаем спать к кустам.
Жара жужжит и стрекочет. Автобус полнится потом. Я ем манго. Пряные волокна застревают между зубами. Сок капает на карту. Она исписана дебрями иероглифов. Англоязычных карт здесь нет. Но китайская стена изображена чёткой геометрической змеёй. Сочувствующий автобус зашкаливающе стрекочет – китайцы совместно решают, как нам удобнее туда добраться. Нам уже всё равно. Мы привыкли не понимать, где мы находимся и куда едем. Манго ароматной кашицей липнет к рукам.
Храм дракона загнан китайской стеной в море. Он лежит, уперев морды изогнутых крыш в мутное небо. Дымчатый день и жёлтые воды омывают его. Внутри молодые китаянки в глухих блестящих платьях стучат тяжёлыми молотками в гонги. Странный бог с высокой женской причёской и золотым лицом сидит в окружении огромных ароматических палочек. Метровые фиолетовые колосья курятся и осыпаются ему под ноги. Пожилые китайцы по очереди становятся перед богом на колени. Прямо за богом море уходит в молочную даль.
Мы забираемся на китайскую стену по насыпи, утыканной колючками. Внизу мешают раствор рабочие. Достраивают тысячелетнюю стену. Рабочие против нашего неоплаченного проникновения. Но мы делаем вид, что не понимаем. Наверху заколоченная дозорная башня и простор. Никого. Мы садимся в удобный угол и вилкой расковыриваем бутылку вина.
С одной стороны стены – толчея банков и супермаркетов. С другой – улица, уставленная дряхлыми магазинами и нечистыми закусочными. Рядом с косыми домами сушится бельё. Ветер гоняет по улице масленые обёртки. Рикши, закинув ноги на вытертые велосипедные сидения, спят. На занавешенном туманом горизонте угадываются очертания громоздких и величественных гор. Мы останемся здесь ночевать. На китайской стене. Где мы будем завтра, как всегда, неизвестно. Мы хотим попасть в Пекин автостопом. Но даже не знаем, в какой он стороне. От этого внутри хорошо и просторно. В вине плавают пробковые крошки. Громадные горы, раздавившие горизонт, становятся отчётливее. Продолжение
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Храм дракона загнан китайской стеной в море. Он лежит, уперев морды изогнутых крыш в мутное небо. Дымчатый день и жёлтые воды омывают его. Внутри молодые китаянки в глухих блестящих платьях стучат тяжёлыми молотками в гонги. Странный бог с высокой женской причёской и золотым лицом сидит в окружении огромных ароматических палочек. Метровые фиолетовые колосья курятся и осыпаются ему под ноги. Пожилые китайцы по очереди становятся перед богом на колени. Прямо за богом море уходит в молочную даль.
Вы можете