- В тюрьму, – спокойно подтвердила строгая китаянка, и заинтересовалось чем-то в компьютере.
Всё просто. Сегодня у нас кончилась виза. И денег у нас критическое количество. Два дня мы слонялись по Пекину, пытаясь купить билет в любой город России. Но это оказалось невозможным. Потому что была суббота, а потом воскресенье. Все авиакассы были закрыты. Мы толкались в китайской очереди на железнодорожном вокзале. Бесконечный дождь заливался за шиворот. У нас даже была бумажка, на которой добрый полиглот-китаец изобразил иероглифы, объяснявшие, что нам срочно нужен билет в Москву.
Усталые женщины в кассах на вокзале делали очень странное лицо. Оно красноречиво говорило, что такой город им неизвестен. Потом мы пытались уехать в Улан-Батор, в Монголию. Но оказалось, что поезд туда будет только через неделю. Потом мы, погружаясь по колено в лужи, обошли русский район. На каждом углу там встречаются железные ангары, на дверях которых изображён самолётик или поезд в окружении щемящих названий – Москва, Иркутск, Чита. В ангарах китайцы без конца обматывали скотчем гигантские клетчатые сумки. А их офис располагался в другом конце района. Там испуганные китаянки растягивали дежурные улыбки. «В Иркутск? Пожалуйста! Сколько багажа?» Они отправляли только грузовые самолёты.
Мы просились в грузовой. Они были в шоке и очень широко открывали глаза. Под очередным ангаром мы сидели в зарослях бамбука и ожидали автобус в Монголию. Потом отчаялись. Потом в сауне в парилке голая и самоуверенная сибирская женщина сказала, что в большом отеле через улицу есть комната номер 402. В ней день и ночь дежурят русскоговорящие китайцы. Они решают все проблемы. Мы пришли в эту комнату. Мы попросили строгую китаянку срочно продлить визу.
- 50 долларов с человека – сказала она - А если у нас нет? - Штраф 500 юаней за каждый день просрочки визы.
(Это почти 2 тысячи рублей)
- А если денег нет? - Тогда в тюрьму, - просто ответила она
Мы ковыряем палочками невкусные, зато чёрные и прозрачные, как медузы, яйца. За окном ливень.
- Я думаю нужно ехать в аэропорт. Там всё станет ясно, - говорит Коля. - Я думаю, пора как следует рассмотреть достопримечательности, – отвечаю я.
Около метро я покупаю маленький розовый зонтик. «Почему розовый?!» – возмущается Коля. Вдвоём мы под зонтик помещаемся плохо. Одно плечо всё время намокает.
На площади Тяньаньмэнь мы выходим в сумерках. Она занавешена дождём. В нём растворены масленые фонари. Большой красный мавзолей подсвечен. Кажется, что он намазан светящимся мёдом. Посередине над входом в Запретный город – портрет размером со шкаф. На нём жёлтое мужское лицо с полными щеками и бородавкой. Лицо сочится добротой. Это Мао Дзэдун.
Запретный город – огромный мокрый пустой парк. Большие пурпурные дворцы с загнутыми крышами заперты. Туристическое время уже закончилось. Мы здесь совершенно одни. Мы заглядываем в щёлочки железных ворот. За ним амфитеатры белых ступенек и суровые головы драконов. Мы бродим в густеющих сумерках под неудобным розовым зонтиком.
Императорские дворцы, поблёскивая красными боками, с равнодушным достоинством плавают в вечном ливне. Одну дворцовую стену прорубает арка. За ней Пекин. Арку заполняет яркое пятно медового ливня и суета города. А здесь – тихо и темно, шелестит дождь. Белые фонари высвечивают в лужах дрожащую дорожку, которая ведёт из темноты прямо к залитой мёдом арке. Мы едим сладкие крупные фрукты. Я отдираю красную волосистую кожуру, она застревает под ногтями, и жую белую мякоть. Меня не беспокоит тюрьма и виза. Мне хорошо и спокойно.
Гетто
Дождь кончился! Узкая улица расцвечена красными фонариками и напитана запахами еды. Расслабив животы, китайцы сидят за низкими столиками. Уличная еда скворчит, брызгается и источает пар. Микроскопические осьминожки на зубочистках и странное варево с кусками сиреневых кишок, копчёная капуста, вымаранная в красном перце, крупные пельмени с зеленоватыми внутренностями. В лужах копится таинственный мир из остатков, ошмётков, обрывков… Те, кто не ест, - разгуливают взад вперёд. Иногда витиевато взмахивают руками или ногами. Это китайская зарядка.
Я ем похожего на тёплую резину осьминога и пью пиво. Перед этим мы пили вкусное сладкое вино на каменной лавочке в районе низких блочных домов. Над нами развивались лифчики и простыни. А ещё раньше я потеряла кошелёк с паспортом и деньгами. Маленькая китайская девочка на розовом велосипеде догнала меня и всё вернула, прежде чем я заметила катастрофическое исчезновение.
Мир уже приобрёл ватную мутность. Два китайских подростка подсаживаются к нам. Пододвигают к нам тарелку. Она наполнена сверкающими панцирями улиток. Склизкое содержимое нужно выковыривать зубочисткой. Улитки мягкие и перчёные – мне нравятся. Я бросаю пустые улиточьи домики прямо под стол. Они хрустят и лопаются под ногами. Китайцы говорят по-английски и смеются. Мы для них экзотика. Мир выглядит так, как будто кто-то растёр его гигантским пальцем. Земля чуть-чуть колеблется. В 2 часа ночи китайцы поймали нам такси до аэропорта.
Аэропорт – ослепительное логово цивилизации. Стекло и металл. Ожидающие вылета китайцы спят на креслах, стеснительно поджав ноги. Нам тоже нужно ждать утра. И потом найти офис русских авиалиний. Мы долго блуждаем в кишках пустых коридоров. Забираемся по служебной лестнице наверх. Здесь, под лестницей, уходящей на чердак, по щиколотку мягкой пыли. Вентилятор с меня ростом хищно вращает гигантскими лопастями и подвывает жутким басом. В маленькое грязное окно видна чернота и пара подмигивающих звезд. Мы ложимся спать в уютной пыли. Утром выяснится, что денег у нас хватает на один и только один билет до Москвы.
Струны
Мы не можем покинуть Пекин и Китай. Хорошо, что дождь кончился и пришли солнечные дни. Родина суетится где-то в далекой и неизвестной галактике. До моей квартиры, где моя кровать и мама смотрит телевизор в теплом халате, - 12 тысяч километров. Почему-то это расстояние внушает мне нездоровое спокойствие.
В Пекине есть очень красивый парк. Это даже не парк, а редкий лиственный лес с дорожками, скамейками фонариками и древними храмами. Вечером у входа танцуют пожилые китайцы. Они включают магнитофон. Из него льется приятное ретро. Вальсы... И красивый голос поет о чем-то хорошем по-китайски. Китайский язык очень мелодичный, когда на нем не говорят, а поют. Пожилые танцуют, а подростки просто сидят и смотрят на них. Мы положили рюкзаки и потанцевали немного с ними. Они радовались и аплодировали нам.
В парке китайцы лежат на скамейках. Видно, как сосредоточено они мыслят. Немолодые мужчины с важным видом дергают невидимую леску и смотрят в небо. Высоко-высоко крохотными точками парят их воздушные змеи. У хозяев змеев такие серьёзные лица, как будто они контролируют полет космической ракеты. Многие делают гимнастику. Смешно двигают руками и попискивают. Мужчины пенсионного возраста стоят тесным кружком и перекидывают друг другу ногами большой валанчик с цветными перьями.
Издалека слышны странные крики. Сначала кричит женщина, потом мужчина. В их криках определённо есть неизвестный нам смысл. Посреди парка длинный крытый павильон, построенный когда-то каким-то древним императором. Павильон красивый и очень китайский. Внутри на лавочках сидят музыканты. У них много струнных инструментов. Все они ни на что не похожи. Таких я никогда раньше не видела. Они создают изящную струящуюся музыку.
Мы уходим вглубь парка. Ложимся на рюкзаки под соснами. Даже сюда доплывают завитки этой музыки. Меня окружает волшебство, бред и жгучая реальность. У нас нет денег, и кончилась виза, вдалеке маячит какая-то невнятная тюрьма. Но я почему-то не чувствую беспокойства. Здесь слишком далеко от того места, где меня волновало и страшило будущее. Здесь я чувствую себя в потрясающей безопасности. Как никогда.
P.S.: Та женщина наврала нам насчет тюрьмы. Хотела получить от нас денег.
---------------------------------- Другие тексты Натальи Нехлебовой на Переменах:
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете