Даня Шеповалов Версия для печати
Таба Циклон (6.) - Последний Великий Писатель (2.)

Начало см. здесь / 2 / 3 / 4 / 5

6.

Она уходит, и снова начинается дождь. Длинный косой дождь из серых облаков, пугающе низко стелющихся над землей. Изредка капли попадают в глаза, на миг превращая окружающий мир в размытое пятно. На все это хорошо было бы смотреть из окна кафе, обнимая замерзшими пальцами пузатый бокал, в котором благородным темным янтарем плещется собеседник, лучше которого этим вечером ему не найти. Сидеть допоздна, все откладывая и откладывая тот момент, когда нужно будет выбираться на улицу, пряча лицо от холода и дождя. Но за ненадежными витринами кафе сидят совершенно другие люди, а он идет по тротуару. Он — в одну сторону, она — в другую, с одинаковой скоростью, два пешехода в безликой задаче из школьного учебника математики. На дороге — листья, листья: нескончаемые, впечатанные в мокрую землю листья. Навязчиво бросаются в глаза в темноте, словно одинокие точки в неуютном осеннем романе.

Даня понимает, что еще несколько минут таких мыслей — и он окончательно свихнется. Он надевает наушники и крутит колесико настройки. Раздраженно морщится, слыша всю ту муть, что плещется в эфире. Заводные зомби без страха и упрека... Внезапно одна из радиостанций привлекает внимание писателя.

«Салют! В эфире радио „Депрессия!" Мы приветствуем всех наших друзей-самоубийц, решивших уйти из жизни этим прекрасным мерзким вечером...»

Дане вдруг кажется, что он уже где-то слышал этот голос. Даже не то что слышал, а...

«Самая важная история на свете — это ваша собственная, дорогие радиослушатели. И она предназначена только для вас. Людей, без которых вам невыносимо жить, вы никогда не встретите или встретите слишком поздно. Чем хуже — тем лучше, дорогие друзья, и только это наполняет нас силой жить дальше. Тем не менее, мы скорбим вместе с вами, дорогие радиослушатели, и передаем... Передаем... Поролоновая крыса Батукада передает привет своему единственному другу — писателю Дане Шеповалову. Желает ему не отказываться от своего замысла и непременно убить всех героев своего романа... Слушайте, какой замечательный писатель! Нужно пригласить его к нам в студию! Специально для тебя, Даня, где бы ты ни был, по заявкам наших непостоянных, аххахх, крайне непостоянных, слушателей мы переда...»

Девушка на тротуаре перед Даней машет ему рукой.

— Что? — снимает наушники писатель.

— Простите, зажигалки не будет?

— Нет, не курю...

«Мы передаем ре...pa... передаем... черт бы их всех побрал! А, вот! По заявкам наших слушателей мы передаем „Реквием" Вольфганга Амадея Моцарта. Ну что же, отличный выбор! Дорогие коллеги, не забудьте вставить ствол в рот, чуть-чуть вверх и наискось, спускайте курок плавно, думайте о хорошем! Спасибо за сотрудничество...»

— В машину, сука! — два человека заламывают Дане руки за спину и тащат в припаркованный рядом автомобиль без номеров. — Быстро в машину!

— Поехали с нами! Живо!

— Не поеду!

— Поехали, тебе говорят! Милиция!

— Пошли вы на хрен! Удостоверения покажите! — кричит Даня, отчаянно сопротивляясь: за рулем сидит парень в капюшоне, скрывающем пол лица.

— В машине покажем!

Дане совершенно не хочется рассматривать какие бы то ни было удостоверения в машине без номеров. Адреналиновый шок придает ему сил: он резко выкручивает запястье и освобождает левую руку из захвата одного из нападающих. Тянется за ножом в кармане куртки — легальный норвежский нож с длинным тонким лезвием, рядом заключение экспертизы: холодным оружием не является... Я вам сейчас покажу, суки, чем он не является...

Открывается передняя дверь, оттуда выскакивает парень в кепке: он держит в руках магнитолу, защищенную тяжелым металлическим корпусом. Подбегает к дерущимся и наотмашь прикладывает ею по Даниному затылку. Гулкая тупая боль. На землю падает кассета, разламывается на куски. Ветер треплет разматывающуюся магнитофонную ленту, запутывая ее вокруг ног участников драки, вокруг передней покрышки, на которой все еще видны следы зубов Лютого...

— Ну что, Шеповалов, довыебывался? — смеется Рита, завязывая последний узел на веревке, сковывающей его руки за спиной.

— Да что вы себе позволяете? — возмущается Даня, понимая наконец, куда он попал. — Это же я все это пишу! Да вы знаете, кто я? Да я...

— Да-да-да, мы в курсе, — издевательским тоном успокаивает его Рита. — Ты последний великий писатель, ты размажешь протухшие кишки современной литературы по пыльным стенам затхлых библиотек.

— Аххаххах!!! — смеется Тима. — Дай пять!

Друзья ударяют друг друга по рукам, после чего Даня чувствует себя еще более дискомфортно.

— Рит, а ты помнишь, как это там у него было? — Тима вытирает слезы, выступившие на глазах от смеха. — Ну, про листья...

Рита пытается сделать серьезное лицо.

— Листья, листья, нескончаемые листья. Навязчиво бросаются в глаза в темноте — словно одинокие точки в неуютном осеннем романе... — передразнивает Даню проникновенным поставленным голосом, полным лживой патетики, будто бы она — ведущий, зачитывающий по радио текст очередной бездарной постановки.

— Хахаххаа! — снова заливается Тима. — Дай пять!

Развернувшись резким движением спиной к окну, Даня судорожно дергает ручку на заднем сиденье, но Никитин блокирует все двери и трогается с места.

— Что, пидор, нравится истории придумывать? — зло спрашивает он Даню.

— Выдумщик, блин! — продолжает хохотать Тима. — Сказочник!

— Андерсен! — гогочет Никитин.

Рита садится поближе к писателю и с нежностью обнимает его.

— У нас теперь есть взрывчатка, дружок... — доверительно шепчет она Дане на ухо. — Не самая современная, конечно, но уж что нашли. Тим, покажи ему!

Мальчик достает связку плотных красных колбасок динамита и, встряхнув ее, как кольчугу, демонстрирует писателю.

— Ну что же... Поздравляю... — выдавливает из себя Даня.

— Нет, ты не понял... — улыбается Рита. — Это мы тебя поздравляем! С днем рождения, Даня! Это для тебя! Подарок! Теперь ты сможешь размазать кишки современной литературы в самом что ни на есть прямом смысле! — она через голову надевает динамит на писателя на манер бронежилета, заматывает его сверху тонким желтым шнуром.

— Национальная Библиотека тебя устроит? — интересуется Тима. — Там красиво...

— Никитин, поворачивай сейчас направо, едем в библиотеку! — командует Рита.

— Вы чего, серьезно? — Даня не может поверить, что все это происходит на самом деле. Это все сон. Это кошмар! Это персонажи, которых он сам придумал. Как они могут ворваться в его жизнь?! Этого нет, этого не может быть! Сейчас он проснется! Проснется и пойдет пить чай... Запишет новую историю про Тиму и Риту в блокнот... Что нужно сделать, чтобы проснуться? Раньше достаточно было просто понять, что ты спишь. Но, видно, сейчас слишком реалистичный кошмар. Что же делать? Ущипнуть себя?! Не получится, руки связаны... Даня с силой бьется лбом о жесткую спинку стоящего впереди сидения.

— Э-э-э, вундеркинд, полегче! — останавливает его Рита.

— Ты не спишь, придурок! — смеется Никитин и пытается прибавить громкость. Из динамиков доносится натужный треск. — Вот гад, магнитолу сломал...

— Это не сон, Даня... — говорит Рита. — Ты дурак. Ты вообще ни черта не понимаешь. Думаешь, и к этой твоей девчонке приревновала? Не смеши меня! Ты никого и ничего не любишь, кроме своих глупых букв... Ты даже собственных героев хочешь убить... Что тебе нужно, ты сам хоть знаешь? Квартирка в центре? Домик в деревне? Семь нулей на банковском счете? — Она рывком открывает рюкзак и вытряхивает на Даню деньги: фунты стерлингов дождем сыплются на писателя, погребая его под собой. Рита убирает в сторону несколько купюр, чтобы он мог дышать. — Бумажная жопа Маргарет Тэтчер тебе нужна? Это тебя возбуждает?

— Я не знаю... Вам-то что нужно? Оставьте меня в покое!

— Ты трус! — почти кричит Рита. — Но у тебя была мечта... У тебя не хватило смелости ее осуществить, но мы тебя любим и поэтому сделаем все за тебя! Расслабься! Чтобы стать последним великим писателем, нужно сначала умереть!

— А ты разве не знал?! — поворачивается к Дане Тима. В руке у мальчика зажат дистанционный пульт, на матовой поверхности которого неторопливо мигает зеленая лампочка.

Рита щелчком открывает лезвие ножа и перерезает веревку, сковывающую руки писателя. Закат жирными кровавыми пятнами растекается по развидневшемуся небу. Темные дождевые тучи растворяются в воздухе — недолговечные следы пожарищ над еще более недолговечными городами. В щелочку не до конца закрытого окна прорываются остатки морского ветра: того самого, что так неосторожно растерял себя по дороге. Он ледяной волной проносится по спине писателя, острыми щупальцами щекотки заползает в подреберье. А действительно, какого черта? В кого он превратился? Разве не об этом он мечтал?!

— Отлично, ребята! — вдруг отрывисто бросает Даня и поправляет на себе кольчугу из динамита. — Спасибо, что прочистили мне мозги!

Тима с Ритой весело переглядываются.

— Поехали в библиотеку! Я готов! — Даня выхватывает у мальчика из рук пульт и кладет большой палец рядом с кнопкой. Губы писателя выгибаются в жестокой хладнокровной ухмылке. — Поехали! Покажем этим ублюдкам!

— Шеповалов, ты чего — совсем дурак?! — смеется девушка. — Мы же пошутили!!!

— Аахххаах! — покатывается Тима... — Рита, дай пять! Нет, ты видела? Видела? Ахахах...

Фанатичная ухмылка писателя надувается неподдельной обидой.

— Так что, это все фальшивое? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, нажимает кнопку. Свет мигающей лампочки становится оранжевым.

— Ну почему же! — Тима забирает у писателя пульт. — Все настоящее. Просто надо три раза нажимать.

— Зеленый, оранжевый, красный, — поясняет Рита. — Как на светофоре...

Никитин до невозможного выкручивает руль, чтобы вписаться в резкий поворот. Даню бросает к окну, размазывая лицом по холодному стеклу. Он видит Веру: та стоит на тротуаре и разговаривает с каким-то мрачным типом в длиннополом грязном пальто. Издалека тип похож на вернувшегося и отъевшегося Чацкого. Да уж, ничего себе первый встречный... Писатель откидывается на спинку кресла и осматривает машину Никитина. Именно так он себе ее и представлял: кроличья лапка, покачивающаяся из стороны в сторону у потрескавшегося лобового стекла; клетчатая обивка сидений в неисчислимых сигаретных ожогах...

Продолжение
         |        
Купить "Таба Циклон"



ЧИТАЕТЕ? СДЕЛАЙТЕ ПОЖЕРТВОВАНИЕ >>



Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины»

Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.

Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?





RSS RSS Колонок

Колонки в Livejournal Колонки в ЖЖ

Вы можете поблагодарить редакторов за их труд >>