Жили-были во времена Василия Темного муж и жена, Степан и Васса. Имели избушку в селе Мандера на правом берегу Ояти, впадающей в Свирь. Жили неплохо, не голодали, плодились. Но в какой-то момент Васса вдруг перестала рожать. Степан этим был весьма недоволен, поносил жену, а она все молилась, поминая Авраама и Сару, и давала обеты. Кому и какие – станет ясно из дальнейшего.

Менее чем в полукилометре от дома Степана и Вассы за рекой стоял монастырь. В него и отправились супруги для совместных молитв о ребенке. И провели там вместе «немалое время». «Однажды ночью, когда они стояли одни на молитве, было им некоторое явление божие». Таинственный голос пообещал мальчика. Так сказано в Житии рожденного после этого сына. Могут спросить: где это видано, чтобы для зачатия надо было уединяться ночью в монастыре? И что это за монастырь, в котором мужчины и женщины ночами совместно молятся о чадородии? Давайте посмотрим.

Речь идет о ныне снова действующем Введено-Оятском монастыре. Когда он появился и кем был основан – неизвестно. Известно только, что в те времена, о которых у нас идет речь, он назывался Островский Введенский. Сейчас он женский. До революции был мужским. А каким был при жизни Степана и Вассы? Судя по тому, что в ночи там вместе молись мужчины и женщины, он был общим, мужеско-женским. Или – оптиным. Такие монастыри были не такой уж редкостью на Руси. Таким был, например, Покровский Хотьков монастырь, куда вместе ушли родители Сергия Радонежского. Названия знаменитой Введенской Оптиной пустыни и Оптина Троицкого монастыря возле Болхова, идут, как я уже говорил, от общего (оптового) проживания обоих полов в пределах одной обители. Ничего такого тут нет. Раздельное спасение полов в монастырях – такое же обстоятельство исторического времени, как раздельное обучение мальчиков и девочек в школах.

Но заметим: Оятский монастырь был не только оптиным, но еще и Введенским, как и Козельская Оптина пустынь. А что такое Введение? Да результат проблем с зачатьем. Родители девы Марии Иоаким и Анна пятьдесят лет были бездетны. А потом им явился ангел (Аврааму и Сарре в аналогичной ситуации явилась целая Троица) и предрек рождение дочери. Анна пообещала посвятить девочку богу. Что это значит? Ну, например, Авраам своего сына Исаака натурально пытался зарезать в жертву еврейскому богу. Марию посвятили в жертву этому богу иначе: отдали в Иерусалимский храм, когда ей исполнилось три года. Вот это как раз и есть Введение. Введение во храм.

В очень древние времена это означало бы только одно: девочка становилась иеродулой, храмовой проституткой (мы это уже обсуждали), жрицей, которая должна отдаваться любому, ибо бог может принять любой облик. Это была такая форма богослужения, связанная с обеспечением плодородия и чадородия (а заработанные деньги шли в казну храма). Во времена Марии (не надо путать ее с русской Богородицей) все это имело уже сублимированную форму. Реальная физиология была отброшена, а символический смысл посвящения девочек богу остался. Отсюда и дошедшая до нас терминология – сын божий, невесты Христовы и прочее.

Но какое отношение все это имеет к Введенскому монастырю на Ояти? Ну, вот например, лет через сорок после того, как Степан с Вассой уединялись в Оятском монастыре, архиепископ Новгородский Геннадий в ходе борьбы с ересью жидовствующих писал в Москву о неких священнослужителях с Ояти, которые дали какому-то мужику нательный крест с изображением мужских и женских половых органов. Геннадий считал это особо циничным проявлением жидовства. Он был неправ.

 

Да, крест присвоен христианами (примерно, как имя нашей страны присвоено функционерами «Единой», «Справедливой» и прочих россий), но это вовсе не значит, что он – нечто только специфически христианское (то есть – принадлежащее еврейскому богу). В аспекте метафизическом, вневременном крест – символ полноты бытия. А половые органы – тот же символ полноты бытия, но в аспекте натурального течения жизни, знак плодородия, чадородия, чреды поколений. Ничего похабного в сочетании этих двух символов нет. Что тут есть, так это понимание святости жизни, в том числе, конечно, и половой. В конце концов, копье и губка на иссопе, часто изображаемые вместе с крестом (а также – копье и чаша-грааль) символизируют буквально то самое, что так возмутило Геннадия. Что же касается монастырей совместного проживания, то это даже диалектическая необходимость народной религии. И если бы оптиных монастырей не было, их следовало бы выдумать (см. текст о Серапионовой пустыни).

Но такие монастыри были. Конечно, это не были какие-нибудь хлыстовские обители, где предавались свальному греху. Нет, это были нормальные монастыри, где почитали русскую Богородицу.

 

Читателю «Мест силы» должно быть давно уже ясно, что под именем Богородицы скрывается много разных народных богинь, которым поклоняются под видом разных богородичных икон. И соответственно, у каждой из этих богинь есть свой праздник, привязанный к православному календарю. Но что же за божество народной религии стоит за Введением? Некоторую ясность вносит тот факт, что на третий день после праздника Введения (4 декабря) празднуют великомученицу Екатерину (о ней см. место силы «Екатерининская пустынь»), которая в России считается покровительницей деторождения. Для объяснения этого обычно ссылаются на строку из Жития: Екатерина, мол, знала медицину. Но это притянуто за уши. А естественное объяснение очень простое: на начало декабря (н. ст.) выпадало празднование языческого божества, покровительствовавшего беременности. И когда это божество было загнано в подполье, его функции перешли к Екатерине.

 

Сюжет Введения неразрывно связан с еще одним зимним праздником: Зачатием Анной Марии (22 декабря). Собственно, Зачатие и Введение – единый сюжет: бог дает ребенка и забирает его. Но этот единый сюжет может иметь множество вариаций в зависимости от того, о каком божестве идет речь. Например, это может быть история о том, как зачинается плод и как он, рождаясь, уходит из матки во внешний мир. Или история о ритуальном убийстве. Или роман о том, как человек покидает родные края, чтобы стать, скажем, Ломоносовым. В любом случае все это истории инициации, то есть – рождения (заново).

Что конкретно представляет собой божество зачатий и деторождения? Ясно, что это не просто божество эротических игр, как богиня любви Екатерина (см. «Богородицкий парк»). Ясно, что это и не божество брака, как богиня свадеб Феврония (см. «Муром»). Ясно также, что это не божество женских забот, как Пятница-Мокошь (см. «Пайгарма»). И это не божество родовспоможения (см. «Пельшма» ). И даже не мать, которую мы видим на иконах, изображающих Богородицу с младенцем. Та богиня, которую мы сейчас ищем, вообще еще не мать, она – только возможность материнства, специфическое божество репродуктивных функций, живущее ныне в женских консультациях. Как ее имя? Затрудняюсь с ответом. Не называть же ее Матушкой Гинекологией.

Вообще-то есть много женщин, которые поклоняются ей всей душой или имеют с нею большие проблемы. Так что культ процветает. Но все-таки это не то. Когда-то богиня обитала в самых верхах пантеонов. Знаменитые палеолитические статуэтки Венеры – вот это она. А в христианском искусстве она незримо (а иногда и зримо - в виде ангела) присутствует на иконах Зачатия. Очень реалистичный сюжет. Неправы те, кто находит в нем любострастие. Нет, это какая-то внеэротичная хоть. Буквально: богиня зачатья, проснувшись вдруг, соединяет двух людей для рождения третьего. Взгляните на эту икону, и вы увидите то, что было между Степаном и Вассой ночью в монастыре.

И не только с ними. Это было со многими парами, приходившими в Оятское (что-то до боли знакомое в этом звучит) место силы поклониться богине Хоти (кстати, вот ей и имя) задолго до основания монастыря. Вообще-то, святилищ этой богини в России всегда было много. Их и теперь нетрудно найти. Когда гуляешь в таких местах, ощущаешь великую нежность и одновременно душевный подъем – безгрешную хоть. Да вот, хоть в Хотькове. Хорошее место. Конечно, во времена Сергия там был уже вполне христианский монастырь, хоть и оптин, обычная богадельня. Но изначально это было место силы богини чадородия. Оятский монастырь, по всей видимости, дольше сохранял первозданную стихию народной религии Хоти. Потому, что был далек от начальства. Да и дух места здесь помощней, чем в Хотькове.

Оятский дух и сегодня влечет к себе толпы паломников. По наивности люди считают, что приезжают в монастырь. Но тянет-то их не монастырь, а чудесный источник, в котором живет дух Ояти. Монастырь к источнику пристроен лишь сбоку – для ухода за духом и его материальным телом, источником. Когда обитель закрыли, источник заглох. А в 1991 году сюда (на карте место называется Рассвет) приехала Лидия Коняшева и не смогла уехать. Что-то ее тут держало. Начала хлопотать, добилась возобновления монастыря, стала его настоятельницей, матушкой Феклой.

При Советах монастырская колокольня служила водонапорной башней. Когда ее стали перестраивать обратно в колокольню, монашки остались без воды. Что было делать? Молиться и расчищать пересохший источник. Через некоторое время в нем показалась вода. Поначалу мутная лужица, а потом все больше и чище. Вода оказалось йодисто-радоновой. Вкус специфический, постоянно пить ее невозможно. Да и просто опасно. Но зато она лечит множество разных болезней.

Потому и случилась беда: какие-то новые русские вздумали разливать и продавать эту воду. Дали взятки, монашек отставили в сторону. Что ж, они снова стали молиться. И вот: директор разливочной скоропостижно скончался, предприятие развалилось, источник остался за монастырем. Это, конечно, не монашки, это дух места расправился с бедолагой, не понимавшим, с чем имеет дело. Теперь возле источника устроена купальня. Я нырнул и как будто заново родился.

Но вернемся в 15-й век. В июле 1448 года у Степана и Вассы родился мальчик, которого назвали Амосом. Очень хороший, но несколько слишком замкнутый. И к учебе был туп. Родители переживали. Сверстники – просто издевались. А ему – хоть бы что. Он все ходил в монастырь и молился, в частности – и о просветлении ума. Раз, молясь, услышал: «Встань, не бойся, получишь то, о чем просил». И точно: вскоре он всех превзошел в учебе.

Когда Амос вырос, родители хотели его женить. Не тут-то было. По каким-то делам на Оять явились монахи с Валаама. Один из них повел с юношей задушевные беседы о сладости жизни на святом острове. Как будто у парня под боком не было своего монастыря. Был, да, как видно, не тот. Валаамский старец расписывал преимущества отшельничества и скитничества. Говорил очень складно, завлекательно: любовь родителей естественна, но Владыка повелевает взять крест на плечо и последовать за ним тесным и прискорбным путем.

Заметим, монах понимал, что на Ояти за такую пропаганду аскетического образа жизни можно огрести таких пиздюлей, что потом никакая йодисто-радоновая вода не поможет. Поэтому очень просил Амоса держать их беседы в тайне. Понятно, ведь старец по сути совращал малолетнего: поспеши сотворить доброе свое желание (уйти на Валаам) пока еще не посеяны плевелы в сердце твоем и сластолюбие мира тебя не удерживает. Пугал: будешь подлежать укоризне вместе с теми, кто ради хозяйства и сладкого поятия жены отрекается от небесной пищи. Бил в самую сердцевину религии Хоти. И, между прочим, ненавязчиво так, но очень подробно намечал маршрут на Валаам. Приходи сам, а нам не велено взимать чад от родителей и отводить в монастырь.

И Амос решился бежать. Причем поступил очень хитро и крайне жестоко. Пришел к отцу с матерью и попросил благословения сходить к знакомому, жившему километрах в пяти от их дома, по делам. Отец благословил. Прошел день, другой, третий, неделя – малый пропал. Родители были в отчаянии. Что думать? Медведь задрал? Убили разбойники или, хуже того, украли и продали в рабство? Старики не могли себе и представить, что сын, украв благословение, просто бежал от них. Любимец! Подлец, настоящий подлец!

Степан объявил награду тому, кто даст хоть какие-то сведения о судьбе Амоса. И вот через три года получил информацию о том, что он жив. Видели на Валааме. Слава богу! Мгновенно собрался и двинулся в путь. Добрался до Валаама, пришел к игумену: так, мол, и так, у вас тут мой ребенок. Игумен ему (тоже культурно): да есть такой, но надо обождать, может, он и не захочет тебя видеть. Это – как? Да вот так, у нас тут монастырь, иди пока что в гостиницу. Степан покорился. А игумен отправился к Амосу (он тогда еще не был монахом, только послушником) и сказал ему, что родитель его разыскал. Повидаешься? Нет, отказался, не захотел даже на порог выйти.

 

Узнав, что сын не хочет его видеть, Степан взбеленился. Назвал игумена пронырливым старцем и пригрозил сейчас же покончить с собой, если ему не покажут ребенка. Прозвучало это весьма убедительно. Игумен пошел уговаривать послушника показаться отцу. Уговорил. Степан ужаснулся, когда увидал вместо своего Амоса изможденного недоеданием и тяжким трудом доходягу. Обнял сына, заплакал. Потом стал его умолять вернуться домой. Но в ответ получил лишь избитые поучение о спасении души. И рекомендацию раздать имение нищим и самому уйти в монастырь. В тот, что около дома, Оятский. Отец посмотрел на сына, произносящего штампованные фразы, плюнул в досаде, повернулся и побрел восвояси.

А чего он хотел? Ведь Васса еще до зачатия обещала посвятить ребенка богу. И оба родителя даже считали сына более данным от бога, чем рожденным от них. Какого бога, однако, они имели в виду? Судя по поведению Степана – совсем не того, которому поклонялись монахи на Валааме. Судя по всему – то божество, которому они с женой молились в ночи на Ояти. Но в том-то и фокус политтехнологий христианства, что людям внушают: есть только один бог, еврейский. И люди перестают ориентироваться, впадают в парадокс двоеверия (я об этом писал): молятся своим богам под видом чужих, чужим – под видом своих. И уже даже толком не знают, кому они молятся. Приносят жертву одному богу, а она достается другому. В этой подмене самая суть стратегии Ягве, действующего среди презренных гоев при помощи своего единородного сына.

 

Конец этой истории по-христиански счастливый и благостный. Амос молился еврейскому богу, чтоб он вразумил отца. И бог вразумил. Степан вернулся домой, привел в порядок дела и постригся в монахи под именем Сергий. Васса тоже постриглась – под именем Варвара. Они вместе ушли в Оятский монастырь. И стали святыми. Могилы этих страдальцев почитаются там и сегодня. Их надгробья стоят рядышком.

Амос, конечно, тоже постригся. Это один из самых почитаемых русских святых – Александр Свирский. О нем и его месте силы – это не Валаам – в следующий раз.

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.