О чем речь в романе Достоевского на самом деле? В первую очередь о Свидригайлове, поселившемся в душе Раскольникова, о самоубийстве и бегстве в Америку.

САМОУБИЙЦА

Дождливая летняя ночь. Начинается наводнение. Свидригайлов подходит к Полицейскому дому Петербургской стороны па углу Съезжинской и Большого проспекта. Отсюда он отправится в Америку. «Официальный свидетель» его отправления пожарник «в медной ахиллесовской каске», увидев револьвер в руке Свидригайлова, начинает догадываться, чем дело пахнет:
– А-зе, сто-зе, эти сутки (шутки) здеся не места!
– Да почему же бы и не место?
– А потому-зе, сто не места.
– Ну, брат, это все равно. Место хорошее; коли тебя станут спрашивать, так и отвечай, что поехал, дескать, в Америку.

ХОХОТ БЕСОВ

Откуда вообще взялся этот Свидригайлов? Из сна Родиона Раскольникова, который, утомясь размышлениями о «вышедшем из-под земли человеке», мнимом свидетеле его преступления, и мучаясь тем, что Наполеона из него (Раскольникова) не получилось, впадает в сон, где как бы второй раз убивает старушку. Но во сне этом ему видится вовсе не кровавая реальность его поступка, а сама суть – то, что старушка была только адским соблазном, что она только морок, издевающийся над ним: «старушонка сидела и смеялась, – так и заливалась тихим, неслышным смехом, из всех сил крепясь, чтоб он ее не услышал».

ЧЕЛОВЕК НА ПОРОГЕ

Вот из этого сна, в котором над Раскольниковым издеваются бесы, и появляется наш герой Свидригайлов. Потрясенный Раскольников «хотел вскрикнуть и проснулся. Он тяжело перевел дыхание, но странно, сон как будто все еще продолжался: дверь его была отворена настежь, и на пороге стоял совсем незнакомый ему человек и пристально его разглядывал». Человек, который появляется так странно (из адского хохота), может, конечно, быть и обычным человеком, но Раскольников в этом сомневается: «Сон это продолжается или нет", – думал он и чуть-чуть, неприметно опять приподнял ресницы поглядеть: незнакомый стоял на том же месте и продолжал в него вглядываться. Вдруг он переступил осторожно через порог».

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Свидригайлов является ровно в срединной точке романного времени. Первая его реплика как раз то, чем заканчивается третья часть шестичастного романа: «А ведь я так и знал, что вы не спите, а только вид показываете, – странно ответил незнакомый, спокойно рассмеявшись. – Аркадий Иванович Свидригайлов, позвольте отрекомендоваться...» Вот теперь Раскольников вполне может оценить, что это за человек явился ему на грани сна и реальности. И четвертая часть начинается так: «"Неужели это продолжение сна?" – подумалось еще раз Раскольникову. Осторожно и недоверчиво всматривался он в неожиданного гостя.
– Свидригайлов? Какой вздор! Быть не может! проговорил он наконец вслух, в недоумении».

АМЕРИКАНСКАЯ МЕЧТА

Свидригайлов уже известен Раскольникову, поскольку «в своем доме преследовал беззащитную девицу», сестру Раскольникова Авдотью Романовну. Об этом уже предуведомила Раскольникова мать, и с этого начинаются объяснения между Раскольниковым и Свидригайловым, который ставит конкретный вопрос: «изверг ли я или сам жертва?» Это, конечно, калька знаменитого вопроса Раскольникова: «кто я, тварь дрожащая или право имею?» Свидригайлов решает свой вопрос приблизительно в том же смысле, что и Раскольников, – жертва (тварь). И вот почему: «Ведь предлагая моему предмету бежать со мною в Америку или в Швейцарию, я, может, самые почтительнейшие чувства при сем питал, да еще думал обоюдное счастие устроить!..»
Значит, он мечтал о счастье в Америке, хотел устроить его себе там с любимой девушкой, но – в конце концов уехал один.

ТАМ НЕТ АДРЕСНОГО СТОЛА

Раскольников тоже мечтал о счастьи, убивая старушку, но после акции впал в бредовое состояние. Когда же он, наконец, приходит в себя и остается один, первая его мысль: убедиться в том, что он еще не раскрыт, а вторая: бежать. «Я возьму деньги и уйду, и другую квартиру найму, они не сыщут!.. Да, а адресный стол? Найдут. Разумихин найдет. Лучше совсем бежать... далеко... в Америку и наплевать на них!»
Это первое упоминание Америки в романе. В Америке, мол, нет адресного стола и всех этих прелестей родственно-полицейской общинности, против которых Раскольников как раз и восстает, убивая старушку.

МАТЬ

Эта старуха-процентщица в глубине расстроенной психики Раскольникова сильно мешается с матерью (а убитая заодно Елизавета – с сестрой). «Мать, сестра, как любил я их! Отчего теперь я их ненавижу? Да, я их ненавижу, физически ненавижу, подле себя не могу выносить... Давеча я подошел и поцеловал мать, я помню... Обнимать и думать, что если б она узнала, то... Разве сказать ей тогда? От меня это станется... Гм! она должна быть такая же, как и я, – прибавил он, думая с усилием, как будто борясь с охватывавшим его бредом. – О, как я ненавижу теперь старушонку! Кажется, бы другой раз убил, если б очнулась!» Выделяя курсивом слово «она», Достоевский объединяет мать и старушку в бредовом сознании своего героя, а затем сразу погружает его в забытье, из которого появляется Свидригайлов.

РОДИНА МАТЬ 

Такое путанье старухи-процентщицы и родной матери вполне естественно, поскольку в темной сфере игры сонных символов мать-старушка (ассоциирующаяся обычно с домом и родиной) отличается от старухи-процентщицы только тем, что последняя капитализирована. Это вроде бы тоже нечто родное и близкое (как и мать Родиона, Роди), но – испорченное набирающей силу реформой Александра II. Против чего замышляет Раскольников, убивая старуху? Он и сам этого толком не знает. Не против патриархального строя своей родины. Но и не против реформы.

ПРЕСТУПЛЕНИЯ НЕ БЫЛО

«Старуха, пожалуй что, и ошибка, не в ней дело! Старуха была только болезнь... я преступить поскорее хотел... я не человека убил, я принцип убил! Принцип-то я убил, а переступить-то не переступил, на этой стороне остался...». Кто это так думает? Раскольников? Нет, Свидригайлов в нем. Раскольников сейчас погрузится в сон, где начнет второй раз убивать старушку, и из этого сна выйдет Свидригайлов – переступит порог бреда и яви. Свидригайлов в Раскольникове – это «плоть и похоть» поступков последнего. А Раскольников эту «плоть и похоть» не хочет я себе признавать. Он предпринимает убийство, имея в виду «великолепную и приятную цель, – ха-ха!»


«ТЕ ЛЮДИ НЕ ТАК СДЕЛАНЫ»

Свидригайлов тем и интересен, что не преследует никаких отдаленных возвышенных целей. Это человек только данного мгновения. Все попытки его быть как все – с треском проваливаются. Он не в состоянии быть обычным человеком. Он человек, которого быть не может, ибо он не живет по законам человеческого общежития. Он извращенный идеал, рожденный воспаленным воображением Раскольникова: «Нет, те люди не так сделаны: настоящий властелин, кому все разрешается, громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне; и ему же, по смерти, ставят кумиры, – а стало быть, и все разрешается. Нет, на этаких людях, видно, не тело, а бронза». Все верно, но только не «бронза», а грезы – как на Свидригайлове.

«ОДНОГО ПОЛЯ ЯГОДЫ»

Свидригайлов настаивает на том, что у них с Раскольниковым «есть какая-то точка общая». Ну, разве та, что Раскольников Свидригайлова выдумал и попытался сам стать этим невозможным теоретическим человеком. Безуспешно! Именно это и мучает Раскольникова: «"Я это должен был знать, – думал он с горькой усмешкой, – и как смел я, зная себя, предчувствуя себя, брать топор и кровавиться! Я обязан был заранее знать… Э! Да ведь я же заранее и знал!" – прошептал он в отчаянии».
Он, конечно, заранее знал, что сто воображаемых талеров отличаются от ста реальных (из кантовского опровержения онтологического доказательства бытия Божия), но как он мог знать заранее, что порождение бреда войдет в явь и будет мирно беседовать с ним...

О ПРИВИДЕНИЯХ

Напомню знаменитое рассуждение привидения (Свидригайлова) о привидениях: «Привидения – это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их начало. Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть, потому что здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить одною здешнею жизнью, для полноты и для порядка. Ну а чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной порядок в организме, тотчас и начинает сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше, так что когда умрет совсем человек, то прямо и перейдет в другой мир». Свидригайлов этот «другой мир» почему-то склонен называть Америкой.

«БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ»

Иван Карамазов сам вроде бы не собирается ехать в Америку, но зато он видит привидение – черта, очень похожего по своим замашкам и идеологии на Свидригайлова. И не иначе как черт подсказывает Ивану отправить Митю еще до суда в Америку. «Иван говорит, что в Америке "при добрых наклонностях" можно больше пользы принести, чем под землей». А после суда и Алеша говорит, что лучше в Америку, чем на каторгу. Митя думает поехать в Америку ненадолго: «В эти три года аглицкому языку научимся как самые что ни на есть англичане. И только что выучимся – конец Америке! Бежим сюда, в Россию американскими гражданами». Сказано ясно: «конец Америке». Как будто Америка перестанет существовать для русских людей, если они становятся американскими гражданами.
Нет, Америка-то остается. А вот фантастический бред о ней исчезает, когда русский человек поселяется там.

«БЕСЫ»

Неизвестно, впрочем, доберется ли Митя до Америки. А вот герои другого романа Достоевского, Кириллов и Шатов, побывали там, в мире грез, и вернулись. Вернулись – если и не вполне нормальными, то, во всяком случае, живыми (временно). Интересные у них там были занятия. Вначале они работали у плантатора, который их жестоко обманул (кстати: «тоже и бивали нас там не раз»). А потом, лишившись работы, «пролежали... на полу четыре месяца рядом». Кириллов об одном думал, Шатов – о другом. О чем? Да о человекобожеских теориях, который внушил им Ставрогин (версия Свидригайлова в «Бесах») перед отъездом в Америку – о разных аспектах одной и той же бесовской теории: человек может стать богом в потусторонней Америке грез – на том свете, где четыре месяца пролежали, как в склепе, Кириллов и Шатов. Теперь они вернулись и хотят остановить время в России. Один хочет убить себя, а другого убьют – за народ (а вину спишут на первого). Тут метафизика. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ