Продолжение. Начало здесь. Предыдущее здесь.

ПРИКЛЮЧЕНИЕ С ЛАПУХИНОЙ

Обед был хорош... А перед обедом позвонил Рябчик, и дядя Леша назначил ему прийти в восемь часов. Я не присутствовал на этой встрече – потому что дядя Леша отправил меня на розыски пропавшей Лапухиной. Дело в том, что я уже обзвонил всех, кого только можно – для того чтобы выяснить, где она все-таки может скрываться, но все впустую. Дядю Лешу такого рода нелепые препятствия в ходе разбирательства всегда раздражают. Вот и теперь он взбеленился.

– Поезжай и без этой дамочки не возвращайся, – сказал он.

– Даже если вы уже ляжете спать?

– Ну нет, тогда допроси ее сам.

Вот я и поехал. Дом, где она жила, был старой хрущобой в Капотне. Не знаю, как могут жить люди в таких местах – воняет, сплошняком свалки, болота, трубы, и надо всем мощно гудит факел нефтеперерабатывающего завода. Просто какой-то олимпийский стадион на Луне! Но собственно жилой район – довольно уютный. Напоминает маленький провинциальный городок в средней России.

Дома Лапухиной не было. Я постоял, огляделся – что ж мне ее всю ночь, что ли, ждать... Подозреваю, что дядя Леша этого не имел в виду. Он послал меня искать информацию, а не проводить ночь под окнами незнакомой женщины. Значит, пока ее нет, надо что-нибудь предпринять. Если Лапухина действительно где-то на даче, то скорей всего сегодня не вернется. Так почему не попробовать осмотреть ее жилище?

Я достал из укромного места в машине набор отмычек (необходимейший инструмент всякого частного сыщика) и через несколько минут уже оказался в двухкомнатной квартире – очень бедной, обставленной исцарапанной рижской мебелью шестидесятых годов. На книжных полках стояли книги – из тех, что некогда приобретались за макулатурные талоны. Никаких признаков антиквариата... Пожалуй, она все-таки действительно не Лопухина, а просто Лапухина. Одинокая советская женщина, которой неизвестно какими путями достался старинный рисунок. И она, естественно, не нашла ему другого применения, кроме как превратить его в акции для простаков, играющих в пирамиды.

Я открыл гардероб и обнаружил дешевые турецкие тряпки, но также – новый видеомагнитофон, дешевый музыкальный центр, телефон с автоответчиком, бошевский утюг и кофемолку, прикрытые (от потенциальных грабителей?) байковым одеялом. Да, видно не все деньги, полученные от продажи рисунка, она потратила на акции – но это одеяло! Какая наивность...

Тут я услышал, как поворачивается ключ в замке, и поспешил закрыть тайник с сокровищами Лапухиной. Не вовремя она вернулась... Зафиксировав момент, когда хозяйка хлопнула за собой дверью, я поспешил ей навстречу в прихожую со словами:

– Что же вы не закрываете за собой дверь? Вас могут ограбить...

Она молча стояла передо мной, открывая и закрывая рот, – не зная, что предпринять... Ничего не скажешь – красивая женщина. Волосы черные, вьются, лицо очень бледное, глаза – два тумана (как кто-то сказал), нос и губы изумительной формы, а фигура – такую еще поискать. Теперь я понял восторги Рябчика.

– Извините, – продолжал я наседать, пока она еще не опомнилась, – меня послали искать вас, я позвонил и вдруг обнаружил, что дверь открыта. Дело, вы знаете, очень серьезное, я не мог не войти...

– Что вы мелете? – сказала она, постепенно приходя в себя и понимая, по всей видимости, что я не похож на грабителя. – Я всегда закрываю дверь на два замка.

– Тем не менее я должен был войти. Ведь произошло убийство.

– Убийство?

– Да. Убит ваш знакомый. Кишкин.

– Я такого не знаю.

– Знаете... Это один из тех двух экспертов, которые были приглашены на продажу рисунка Лермонтова...

Она помолчала, что-то соображая. Потом сказала:

– Я помню только одного – черномазого дылду, который все восхищался рисунком. Но с тех пор я его не встречала.

– Нет, – сказал я, припоминая, что рисунком восхищался Чащин, – убит другой.

– Другого не припоминаю. Там было много народу.

– Ну все равно, – сказал я, – мне надо с вами поговорить.

– Проходите, – пригласила она, – хотя с милиционерами я говорить не люблю.

– А я вовсе даже и не из милиции. Я частный сыщик.

– Да? Значит, я могу с вами и не разговаривать?

– Можете.

– Но я все-таки поговорю, потому что мне интересно. Проходите. Расскажете, как вы работаете. Хотите вишневой наливки?

Такой, если можно так выразиться, внезапной сердечности я даже не ожидал. Мало-помалу мы разговорились о всяких пустяках. Не то чтобы я забыл о дяди Лешиных инструкциях, я просто их решил истолковать расширительно – ведь было уже больше одиннадцати, все равно он не будет уже ее сегодня допрашивать. Что надо, я сам у нее исподволь выясню, – решил я.

К тому же я видел, что Лида может представлять для шефа только академический интерес, и то – сомнительный. Она, разумеется, сплела передо мной уже известную нам историйку о своем происхождении из рода Лопухиных и добавила к ней рассказ о том, где и как раньше хранился рисунок, где и когда появлялся и упоминался, а также каким образом достался ей. К сожалению, я не могу поручиться за достоверность всех этих перипетий и потому не буду на них останавливаться. В общем, то, что мне удалось выяснить у Лапухиной, не стоило усилий, на это затраченных.

И все же не зря я приехал сюда – Лида мне очень понравилась. Выпив наливки, она раскраснелась, хохотала, кокетничала... Короче говоря, я не мог уйти от нее просто так – частный сыщик ведь тоже имеет право на частную жизнь. Все получилось как будто случайно... Знаете, как это бывает – слово за слово, как бы нечаянные прикосновения, томительно медленные танцы, поцелуи, торопливо сброшенные одежды, сплетенье рук, скрещенье ног, небольшая задержка во взаимных поисках наиболее выигрышной позиции для первой любовной атаки, низкий стон облегчения при вхождении в интимный контакт и так далее. Лида в постели была сосредоточена на ощущениях своего длинного тела, тактично и тонко руководила ритмом и направлением моих махов, постепенно и очень искусно себя подводила к последним, как говорится в романах, содроганиям. Оргазм ее сопровождался пронзительным визгом, белым оскалом зубов, высунувшихся из-под растянутых едва ли не до ушей губ, ритмичным раздуванием ноздрей и как бы наркотическим расширением зрачков глаз – широко все время открытых и чего-то как будто высматривающих в моей физиономии. Позднее в ту ночь мне многократно пришлось убедиться в том, что странный оскал, игра ноздрями и распахнутые глаза – характернейший признак эротических переживаний Лапули.

Домой я вернулся лишь утром, когда дядя Леша уже свеженький, с чисто выбритой головой садился за завтрак. Я вкратце ему доложил обстановку – не упомянув, правда, о некоторых деталях своего общения с Лидочкой. Впрочем, это и не понадобилось.

– Все остальное написано на твоей блудливой физиономии, – сказал он. – Между прочим, нехорошо отбивать подруг у клиентов.

– Так мы с Рябчиком, значит, соперники? – спросил я.

– Да, он без ума от твоей Лапухиной. Но она его, как это у вас говорится, динамит. Позавчера ночью она должна была ему наконец отдаться. По крайней мере он на это надеялся. Они договорились, что он к ней приедет ночью, после того, как погуляет на дне рождения Догина. Предвкушал, надеялся, позвонил ей, как было условлено, из дома, когда они, значит, с Догиным заезжали туда. Но у девушки под вечер, как на грех, разболелась голова, она приняла снотворное...

– Все ясно – полный облом.

– Вот именно, не сладилось. Ну вот он с горя-злосчастьица и увязался с Догиным в аэропорт. Что бы, значит, забыться.

– Да, – сказал я, – дорого же некоторым обходятся любовные увлечения.

– Ну не все же такие циники, как ты. Ладно, давай-ка ешь – сегодня у нас гурьевские блины с медом! – а потом сразу отправляйся на дачу к Чащину. Адрес на столе... А я уже должен идти.

Он имел в виду, что должен идти в кабинет заниматься китайщиной. Пусть идет. Вчерашний день меня убедил в том, что без этих нелепых (для непосвященных) занятий он как бы не в форме. Как видно, разгадывание иероглифов и перекладывание хворостинок приводят его бритую голову в порядок. А иначе – он просто не в своей тарелке, как, например, вчера: ведь день-то прошел почти что впустую.

Продолжение