ОТ РЕДАКЦИИ

Виктор Топоров слишком известный человек, чтобы тщиться его еще здесь представлять. Критик, литературовед, переводчик, редактор (например, достижения издательства Лимбус Пресс и литературная премия Национальный бестселлер связаны в первую очередь с его именем), политический публицист и проницательный аналитик – все, за что он берется, начинает играть свежими красками и окутывается атмосферой животворящей скандальности. Только что Виктор Леонидович закончил новую книгу. Называется «Креативная редактура. Самоучитель».

Но пусть никого не обманет такое название. Действительно, книга основана на лекциях по редактированию, прочитанных автором в Петербургском университете, однако она значительно шире и глубже темы, заявленной в заголовке (который, впрочем, имеет двойное дно). «Креативная редактура» – не только тонкий разбор приемов и методов редактирования, но и, главным образом, всесторонний анализ функционирования русской литературы и диагноз ее современного состояния, сочное изображение психологии взаимоотношений автора и редактора и одновременно свод ярких историй из литературной жизни. Все это вместе превращает «Самоучитель» в захватывающее чтиво, выполненное в совершенно новом, необычном, синтетическом жанре.

Но это не все. Топоров разослал готовую книгу разным людям, причастным к литературе (своим друзьям и врагам), с просьбой написать на нее рецензии с тем, чтобы включить их в корпус текста своей «Креативной редактуры». Это придает книге еще одно интересное измерение, углубляет ее, превращает в изощренный перформанс.

Что такое, однако, «креативная редактура»? Это станет отчасти понятно из первых же абзацев книги Топорова, которые мы сейчас процитируем:

«Креативная редактура – термин, впервые вводимый в обиход автором этих строк по аналогии с creative writing (писательское мастерство; традиционная учебная дисциплина, преподаваемая на факультативной основе в гуманитарных вузах Запада). Корректнее было бы, конечно, «креативное редактирование», – однако «креативная редактура» звучит куда экспрессивнее. И сам этот выбор между нормативно корректным и стилистически экспрессивным словосочетанием, – выбор, сделанный в пользу более выразительного варианта, – представляет собой образчик того, о чем пойдет речь в нашей книге; образчик или, если угодно, микрочип.
Ведь редактора (а корректнее, опять-таки, «редакторы») в основном занимаются прямо противоположным: их профессиональное кредо – норма, норма и еще раз норма! По меньшей мере, именно этому их учат – в тех немногих местах, где учат на редактора. Именно это внушают начинающим редакторам опытные коллеги.
Однако на практике нормативное редактирование (чаще именуемое текстовым редактированием) идет рука об руку с креативным, – а порой и срастается с ним исподволь воедино».

С любезного разрешения Виктора Топорова «Перемены» публикуют третью главу его книги (она выйдет в издательстве «Амфора»). Глава называется «Креативная редактура: опция отказа» и посвящена тому, как редакция принимает и отвергает рукопись (это будет полезно прочесть не только начинающим авторам, но и замученным ими редакторам). Кроме того мы опубликуем и одну из внутренних рецензий на «Креативную редактуру», написанную постоянным автором «Перемен» Олегом Давыдовым (она называется «Лгу»). Итак, Виктор Топоров:

КРЕАТИВНАЯ РЕДАКТУРА: ОПЦИЯ ОТКАЗА

С чего начинается креативная редактура? Каков первый – и безусловно главный – шаг издательского или журнального редактора, приступающего к работе над рукописью? Отвечая на этот вопрос, мои студенты «путались в показаниях», но так и не пришли к единственно верному выводу: автору можно отказать! Подобное решение – во всей его радикальности – раз и навсегда избавит вас от необходимости работать над с самого начала не приглянувшейся рукописью (или над рукописью с самого начала не приглянувшегося вам автора, хотя в этом случае уже, как водится, возможны варианты).

Мы уже говорили о влюбленности редактора в подлежащий редактированию текст как о чрезвычайно желательном предварительном условии успешной редактуры. Но бывает же и антивлюбленность – и она обрекает редактора (и, естественно, автора) на невыносимые мучения – точь-в-точь как совместная супружеская жизнь, в которой жену в муже (и, соответственно, наоборот) раздражает буквально любая мелочь: и как он держится, и как говорит, и как ест, и как храпит во сне, и как обращается с детьми, и как занимается (или не занимается) сексом… Но редактору всё это может открыться (или примститься) заранее – и тогда ему лучше всего собраться с духом для мгновенного отказа. Потому что ничего ему в этом «браке» все равно не светит. Да и его «половине», увы, тоже.

При этом рукопись совершенно не обязательно должна быть плоха. Или бесперспективна коммерчески. Она может быть чрезвычайно хороша и потенциально выигрышна – вот только вас от нее воротит. И этого для отказа уже достаточно. Если предложенная вам рукопись вас не «цепляет» (то есть она вам пусть и не противна, но не интересна), тоже смело говорите: «Нет!»; противность из нее рано или поздно вылезет той или иной толщины щетинкой – и мало вам, уверяю, тогда не покажется.

Для отказа в приеме рукописи существует множество причин – как формальных, так и фактических:

Наши планы сверстаны на много лет вперед (что всегда вранье), это раз;

такую книгу никто не купит (что, увы, почти всегда правда), это два;

рукопись не подходит по профилю или не вписывается в существующие серии («Не наш формат!» – говорит в таких случаях редактор, – на что иной автор радостно возражает: «Так измените формат!»), это три;

мы только что издали нечто очень похожее (автор говорит: «Ну, вот видите!»), это четыре;

и так далее, по всему спектру неизменно уважительного отношения к «просителю».

Хотя «просители» попадаются разные.

Один – крупная шишка; другой – считает себя таковою; третий, наоборот, вызывает сострадание (ему хочется налить чаю и подарить жетон на метро; вот только делать этого ни в коем случае не надо); четвертый (четвертая) норовит раздеться прямо у тебя в кабинете; пятый для храбрости хватанул перед походом в издательство граммов двести – и сейчас от него попахивает; шестой трезв, но все равно хамоват; седьмой принес пухлую папку газетных вырезок о своих былых успехах; восьмой пришел «по звонку»; девятый прямо с порога рассыпался в невероятных комплиментах издательству (журналу) и тебе лично: я, мол, всегда мечтал напечататься только у вас!

Опаснее всего десятый (десятая).

Есть люди – чаще всего психически не вполне здоровые, - обладающие редким даром чуть ли не гипнотического убеждения; такой человек ткет словесную паутину столь искусно, что ты поневоле запутываешься в его (объективно шизофренических) доводах – и, только оставшись наедине с рукописью, начинаешь догадываться, какого ты дурака свалял. Собираешься с мыслью (и с духом) для отказа при повторной встрече, – а паучок все равно принимается за тебя и, бывает, съедает с руками и ногами. Противоядия тут не существует; это (как написание слов «вилка» и «бутылка» в анекдоте про урок русского языка в грузинской школе) необходимо просто запомнить.

Варианты хамского отказа «просителю» я здесь рассматривать не буду. В пропедевтических целях. Но не потому, что хамить плохо (хамить плохо, однако в иных случаях без хамства не обойдешься), а исключительно потому, что хамство в работе редактора имеет выражено индивидуальный (и ситуационный) характер. Иному автору достаточно услышать: «А вы, батенька, занялись не своим делом!» – и он, побледнев и поникнув, сразу же уйдет и рукопись с собой заберет; а другого приходится выпроваживать чуть ли не с охраной.

(Лет тридцать с лишним назад зашел я в престижном столичном издательстве в одну из редакций – и взору моему явилась такая картина: три или четыре дамочки разных лет, выскочив из-за рабочих столов, полуприсели от ужаса и вроде бы даже зажмурились. В центре просторного кабинета стоял, вобрав голову в плечи, их начальник – и мой личный друг – тридцатилетний, но уже знаменитый московский поэт-переводчик. А другой – еще более знаменитый – поэт-переводчик лет пятидесяти грозно орал на него нечто нечленораздельное, а главное, помавал над головой у редактора тяжеленной тростью. Я кинулся к нему, схватил за плечи. «Успокойтесь, Владимир Владимирович!» - Нет, это вы успокойтесь, Виктор Леонидович, – неожиданно трезвым голосом отозвался тот. – Потому что вас-то здесь печатают, а меня – нет!

Парадокс, впрочем, заключался в том, что печатали у «проштрафившегося» редактора нас обоих – причем Владимира Владимировича раза в три больше и чаще, чем Виктора Леонидовича.)

Случай с отказом по принципу «не наш формат!» – самый распространенный (естественно, если отвлечься от откровенной графомании). Я сам не раз объяснял детским писателям и фантастам, что ни детской литературы, ни фэнтези наше издательство не печатает, иногда – в разговоре с самыми неприятными из них – не без гордости добавляя, что, придя в издательство, я первым делом закрыл оба эти направления. Что, впрочем, не мешало едва ли не каждому второму надеяться, что именно для него будет сделано исключение... И действительно, принеси мне кто-нибудь гениальную детскую книгу… Не срослось… О Роулинг предварительный разговор был, но ее мы в «Лимбусе» так или иначе не потянули бы по финансовым возможностям (вернее, по отсутствию таковых).

Чаще же всего дело заключается вот в чем. Написав что-нибудь (не важно, что), начинающий автор обзаводится телефонной базой и принимается названивать по справочнику во все издательства подряд. В двух случаях из десяти заветный номер все равно оказывается неверен, в семи местах ему успевают отказать прямо по телефону, а в каждое десятое издательство он является лично. Если дело происходит в Москве или в Питере, издательств набираются сотни – и визитов в них, соответственно, десятки. Впрочем, и по телефону во многих случаях звучит все то же сакраментальное: «Не наш формат!».

Поэтому – на заметку уже не редактору, а начинающему автору – прежде чем обратиться в то или иное издательство (в тот или иной журнал), потрудитесь поинтересоваться, что именно там печатают (а что – нет), потрудитесь прочитать хотя бы пару-тройку книг (публикаций), потрудитесь поразмыслить над ними.

Это 1) избавит вас от множества напрасных усилий; 2) произведет выигрышное впечатление в профильном издательстве, куда вы наконец – основательно подготовившись – позвоните или пойдете.

Потому что едва ли не первым вопросом, который вам там (или прямо по телефону) зададут, будет: «А почему вы решили обратиться именно в наше издательство?» И ответ: «Потому что мне нравятся ваши книги! Они близки мне по духу» – будет оптимальным (если, разумеется, не окажется голословным – и на следующий вопрос: «А какие именно?» вы не отреагируете обиженным молчанием или, не дай бог, не назовете книгу, к данному издательству отношения не имеющую).

(Однажды, в далеком 1964 году, мы, юные поэты, читали свои стихи Окуджаве. «Мне больше всего понравились стихи этого юноши! – бард умиленно ткнул в мою сторону пальцем. – А что мне вам спеть?» - Спойте про пряники! – вылез я. «Как? Это моя любимая песня! Но я не знал, что ее уже знают и в Питере. – Окуджава спел про пряники. – А что теперь?» Он уже смотрел только на меня, хотя голубым явно не был. – А теперь «У лошади была грудная жаба» – сдуру ляпнул я. «Это песня Галича!», - обиженно отозвался бард – и, как полюбил меня, так и разлюбил, раз и навсегда.)

Разумеется, начинающий автор может «сэкономить» на research, обратившись за советом к кому-нибудь компетентному; хотя, как правило, компетентных знакомых у начинающих авторов не бывает. Но если все же такой имеется, грех этим не воспользоваться.

Важно тут только «творчески» пропустить мимо ушей отзыв компетентного человека о вашей рукописи – отзыв как положительный, так и отрицательный. Потому что вы не спрашиваете у него, понравилась ему ваша рукопись или нет (а даже если спрашиваете, это все равно не имеет значения), – вы спрашиваете, куда бы вам с нею ткнуться, чтобы ее пристроить. Всё остальное – и похвалы, и хула – от лукавого!
Помню, однажды обратился ко мне в Доме творчества «Комарово» с подобным вопросом о своей новой повести один довольно именитый литератор. Связи у него были, но он колебался, не зная, в какой «толстый» журнал ее предложить.

– Вы знаете, повесть ваша, к сожалению, настолько слаба, что ни в «Новый мир», ни в «Знамя», ни даже в какую-нибудь «Звезду» ее не возьмут, – сказал я ему. – А если возьмут, то разве что в «Согласие», им это вроде по профилю.

– А что это за «Согласие»? – спросил уже успевший возненавидеть меня сочинитель.

– Ну, есть в Москве такой «толстяк». Вернее, псевдотолстяк. Из новых. Учредил его и содержит глазной хирург Святослав Федоров, а редактирует литературный критик Алла Марченко.

Сочинитель ушел. А через год мы вновь встретились с ним в том же Доме творчества.

– Вы знаете, я хочу вас поблагодарить. Я ведь вам тогда не поверил. Я обошел все журналы – и везде получил отказ! А потом вспомнил ваши слова о «Согласии» – и обратился туда. И мою повесть поставили в ближайший номер! И Марченко сказала мне: вы автор, словно бы специально для нашего журнала созданный! И попросила писать им еще…

Впрочем, набрав весу в «Согласии», мой «подопечный» перешел в «Знамя» – и печатается с тех пор уже только там. А пишет при этом все так же плохо. Что же касается «Согласия», то оно, естественно, благополучно умерло своей смертью. В отличие от владельца журнала, который разбился на вертолете. Насколько первое связано со вторым, сказать не возьмусь; мне кажется, что «Согласие» закрылось или как минимум обанкротилось еще при жизни великого офтальмолога.

*****
Самая продуктивная – и, замечу, самая честная – формула отказа: «Мне ваша рукопись (а в иных случаях: ваша идея, ваша заявка) просто-напросто не понравилась!»

Разумеется, такая отповедь субъективна, – и автор, подумавший, а то и произнесший вслух: «На каждый чих не наздравствуешься!», будет совершенно прав. Вот пусть и остается при своей правоте.

– А что же мне делать? – наверняка спросит он у вас.

– Искать издателя, которому это понравится!

И действительно насилу мил не будешь. Но стоит найти хотя бы одного человека, хоть каким-то боком причастного к литературе, которому ваша рукопись понравится, – и он едва ли не в обязательном порядке озаботится вопросом о ее публикации. Причем озаботится тем сильнее, чем больше понравится ему ваша рукопись.

И уже вовсе не обязательно вы сами, а, может быть, как раз он (или она), поочередно выходя на людей, принимающих решения об издании или неиздании рукописей, в конце концов доберется и до того из них, кому тоже приглянется ваша.

(В советское время прогремел напечатанный с продолжением в «Новом мире» роман Владимира Орлова «Альтист Данилов». Пораженная неслыханной в ту пору смелостью публикации, «литературная общественность» приписала ее желанию нового главного редактора Сергея Наровчатова воскресить традицию своего знаменитого предшественника – Александра Твардовского. В очередной раз поговаривали и о начале новой «оттепели».

Меж тем, история там была такая. На отдыхе в Коктебеле жена Орлова завязала знакомство с женой Наровчатова и подсунула ей рукопись мужа. Та, прочитав «Альтиста», пришла в неописуемый восторг – и перекуковала дневную кукушку традиционной редакторской осмотрительности.)

Правда, и в этом счастливом случае дело может в конце концов «не срастись»: допустим, вас не устроят предполагаемые сроки издания (слишком долго!), форма издания (в альманахе, а не отдельной книгой, или в какой-нибудь презираемой лично вами серии), сумма авторского вознаграждения или (внимание!) заранее предъявленные вам в ультимативной форме требования по переработке исходного текста (креативная редактура!).

Но если издателя ваша рукопись не заинтересует, дело ведь «не срастется» в любом случае. Так что формула отказа «Мне просто-напросто не понравилось!» вполне исчерпывающа. Примите ее – и смиритесь. В крайнем случае, попросите у издателя (который как-никак уже знаком с вашей рукописью) совета о том, куда и к кому вам имеет смысл обратиться. Конечно, если рукопись ему совсем не по вкусу (или объективно безнадежна), он откажет вам и в этом, - а то и отфутболит к какому-нибудь собственному недругу, чтобы досадить тому необходимостью ознакомиться с заведомым, на взгляд отказчика, вздором – да ведь попытка не пытка.

(Так мы с Павлом Крусановым, работая одно время в разных издательствах, пересылали друг другу «полупонравившихся» авторов, примерно так же работал я и с москвичами – Александром Ивановым из «Ад Маргинем» и постоянно переходящим с места на место Борисом Кузьминским, тогда как самым противным, причем во всех отношениях, авторам я безальтернативно рекомендовал обратиться в глубоко презираемую мною «Звезду».)

Совет редактору: честно говори автору, что, на твой взгляд, его рукопись безнадежна. Но каждый раз подчеркивай, что так обстоит дело именно на твой взгляд.

Совет автору: услышав такое, не отчаивайся. Ищи того, кто подумает о твоей рукописи по-другому.

Совет им обоим: ребята, живите дружно!

Совет, впрочем, бесполезный.

Но сформулировать и такое пожелание тоже необходимо. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ