Окончание. Начало здесь. Начало текста Виктора Топорова здесь.

Тут я окончательно впадаю в креативно-редакторский раж…

Витя, дорогой, слушай сюда, повторяю: твой самоучитель на самом деле уже роман, надо только донести эту мысль до читателя. Надо начать подпрыгивать, как ты где-то в этом самоучителе пишешь. Если позволишь, я тебе посоветую, как развернуть скрытый сюжет твоего романа. Его движущей силой должна стать фундаментальная идея: покушение на функции творца. Ты, собственно, об этом и говоришь в самом начале своей «Редактуры». В частности подчеркиваешь, что «креативная редактура имеет дело не только и даже не столько с текстом, сколько с авторским замыслом». А кто автор? Ты ссылаешься на Новалиса, утверждавшего, что каждое художественное произведение уже заранее запечатлено в вышних сферах в идеальном виде. Говоришь, что креативная редактура похожа на мифический перевод этого идеального произведения на земной язык. Автор, мол, сделал, перевод с ошибками, а креативный редактор его исправляет. Отсюда, собственно и следует императив: «Рукопись необходимо улучшать». И отсюда же вера в «магию креативной редактуры».

К сожалению, в дальнейшем ты как-то перестаешь высказываться о магии и религии редактирования, эта предпосылка как бы уходит внутрь текста самоучителя, в его глубину, но именно эта предпосылка и одушевляет его, мотивирует причуды креативного редактора, оправдывает жажду улучшения рукописи, хотя – нужны ли здесь оправдания? Ведь, по сути, ты сразу сказал, что «креативная редактура» – нормальное богоборчество. Или, по крайней мере, – мирное отстранение бога от дел и постановка на его место креативного произвола. А как же иначе? Ведь от имени бога у нас традиционно говорит автор. Если это и не высказывается прямо, то имплицитно предполагается. Автору можно простить его креативность, поскольку он сохраняет в самом существе своей социальной роли древнюю функцию шамана и пророка.

Но вряд ли можно простить креативность редактору, ибо он (по определению) никаких скрижалей от бога не получал и должен только следить за соответствием новых текстов духу и букве полученных ранее (и не редактором) скрижалей. Такого следящего за литературным порядком редактора ты совершенно справедливо называешь нормативным. Его обязанность – блюсти закон, быть толкователем при вдохновенном шамане (авторе). Но – порча нравов! – служебное лицо при вдохновенном пророке тоже хочет немного повыебываться (попророчествовать). Так начинает развертываться трагическая коллизия: нормативный редактор вступает на неверный путь креативного. Он, мол, тоже заглядывал на платоновские небеса, видел – что там и как. Более того, он разглядел небесные письмена гораздо лучше вдохновенного автора и понимает их смысл значительно вернее... Вот только писать не может. Точнее, может, но отчетливость видения, обилие деталей и что-то там еще – мешают ему писать.

Платон говорил: «Творения неистовых затмят творения разумных». Неистовый автор нажрался грибов и улетел на небеса. А разумный редактор грибов есть не стал (это вредно, к тому же: скажи «нет» наркотикам), но он прочитал много книг и знает, как там на литнебесах все устроено. Поэтому может креативно поправить зарвавшегося наркомана, который просрал все мозги, надристал бог знает чего, а ты тут сиди его нормативно правь. Очень жгучая и болезненная проблема. Слава богу, нас с тобой она не касается, но как затравка романного сюжета – вполне годится. Берем за основу!

Ну, а дальше начинаются детали, которые являются основным содержанием твоей «Креативной редактуры». Но только это, конечно, не может быть двигателем романного сюжета. Конкретные методы прикладного редактирования, описания редакционной кухни и отношений редактора с автором и его текстом – это все годится для романа на производственную тему. А в нашем с тобой случае это все только фон, антураж, декорации, на фоне которых будет разворачиваться действие, исполненное острых конфликтов, замешанных на глубокой архетипике креативности. Тут тебе придется прописать и шаманские путешествия за знаниями («замысловатыми сюжетами») на платоновские небеса, и борьбу идей (которые магически руководят автором и редактором), и зарвавшихся Дублиных-Шейлоков, подменяющих естественность литературы всякого рода издательскими проектами и, конечно, себя, искушаемого литературными бесами.

Это, понятно, довольно большая и муторная работа, но, Витя, у тебя есть талант. А у меня есть такое хорошее слово: «надо!» В конце концов, сам креативный редактор тебя просит об этом (пора бы мне уже прекратить этот кошмарный сон, но потерпи еще пару абзацев). Ты пойми: все, что нужно для превращения твоей «Креативной редактуры» в роман, в ней уже содержится, пульсирует в ее глубине, надо только вытащить это на поверхность. Так что, пожалуйста, сделай свой тайный роман о литературе – явным. Конечно, я вижу, что по обстоятельствам места и времени он будет несколько отличаться от таких ударных шедевров о литературе, как «Мастер и Маргарита», «Бодался теленок с дубом» или «Имя розы». Но и в нем обязательно должны быть неизбежные для таких романов взаимоотношения автора с редактором (критиком, цензором, инквизитором). И не забудь об уничтожение текста (путем редактуры), а также историю поиска утраченного («разумеется, рукопись») и фениксово возрождение («рукописи не горят»).

О! Эврика! Ты знаешь, чтоб лучше читалось, обязательно надо будет сделать наш роман детективным. Для этого в твоей «Редактуре» тоже уже есть все необходимые предпосылки. Я только начал читать, как сразу подумал: да это же детектив. А потом уже ближе к концу эта догадка блестяще подтвердилась. Признайся, ты ведь с самого начала хотел написать детектив, разработал даже теорию современного детектива, а потом передумал, а теорию вставил в текст самоучителя (кстати, совершенно блестящее место). Теперь все будет по-другому. К черту теорию, будем культивировать древо детективного жанра. Ведь для всякого непредвзятого читателя совершенно очевидно, что твой креативный редактор – следователь. Назовем его майор Креативный. Он действует в криминальном пространстве романа методом креативной редактуры. Ну, а автор, ты сам понимаешь, виновен.

Это второй герой романа. Думаю, для еврейской фамилии Автор прекрасно подходит имя Семен. И вот этот Семен Автор отправляется, скажем, на Кубу, и там его зомбируют местные вудуисты. Возвращается бедный Семен с идефикс в голове, суть которой ему не очень ясна, но требует выражения. В результате в муках рождается книга об экологической чистоте поголовья уток Камчатки (пусть он туда съездит). Тут надо придумать, почему этот текст принимает издательство Камфора. Не знаю, может быть, Семен побочный сын Валентины Матвиенко? Но тут ты уж сам решай, тебе это видней. Главное, что в конце концов текст должен попасть в руки майора Креативного, который путем пристального чтения установит, что Семен завербован вудуистами, работающими на ЦРУ, и под видом истории уток написал криптодонесение о базах российских подводных лодок на Камчатке. Короче, Автор пойман с поличным (текстом). И тут начинается работа Креативного (редактора).

Вообще-то следователей должно быть два: Шерлок Холмс и доктор Ватсон, Ниро Вульф и Арчи Гудвин, Глеб Жеглов и Володя Шарапов, майор Томин и полковник Знаменский, Креативный и Нормативный редакторы. Двое последних выводят Семена на чистую воду и так креативно редактируют его текст, что из него начисто исчезает всякая правдивая информация о местах базирования подводных лодок, зато появляется дезинформация для ЦРУ. А для читательской массы – поэтические описания гнездовий уток и исполненные буйного эротизма пассажи о свойствах их страсти и способах сношений между ними. Роман Семена Автора (названный «Ути-Пути») имеет бешеный успех, получает премию Нацбестселлер и переиздается три раза подряд. Полковник Креативный и майор Нормативный награждены орденами и медалями. Усталая подлодка всплывает у берегов Кубы.

Витя, я вижу, у тебя есть возражения против моей креативной редактуры. Что ж, это твое право отвергнуть мои идущие от всей души предложения. Конечно, мне очень обидно, но я не гордый, могу предложить тебе переписать текст в другом ключе. Можно, например, посмотреть на твой роман, как на историю поисков недостижимого идеала. И тогда Креативный редактор будет Дон Кихотом (Дон Жуаном), а Нормативный – Санчо Пансой (Лепорелло). Можно, впрочем, сделать из этого дело врачей, которые лечат Семена. Да мало ли еще какими способами можно посмотреть на текст о том, как два редактора добиваются толку от автора и его рукописи. Собственно, я педалировал детективную основу твоей «Креативной редактуры» главным образом для того, чтобы объяснить, почему она меня так захватила. Детектив читаешь запоем. И именно так я прочитал эту книгу. Меня увлек сюжет, увлекли великолепные приемы двух следственных редакторов. Они дали мне пищу для размышлений, массу интереснейшей информации и бездну эмоций.

Но все равно я не люблю редакторов, особенно – креативных. А авторов люблю (исключая назойливых). Оно, конечно, твой автор (герой) настоящий урод. Мало того, что назойлив, так еще грешит всеми детским, типичными и роковыми ошибками начинающих литераторов. Все-таки хорошо, что он был выведен на чистую воду. Теперь дело суда решать, сколько получит этот сукин сын, посягнувший на русскую словесность. Я ему, понятное дело, сочувствую, поскольку он уж очень похож на меня. Но все равно восхищен прекрасной работой господ Креативного и Нормативного. Надеюсь, дело в суде не развалится.

Вот и все. Я уверен, что ты не осудишь мои кретинские (это не опечатка) выходки. Согласись, было бы хуже, если бы я тупо разбирал твой текст или старался тебя уесть. Мне уесть тебя нечем, а если я начну тебя хвалить – меня (да и тебя) не так поймут. Поэтому приберегу похвалы до момента, когда мы сядем пить водку. А сейчас скажу тебе со всей нелицеприятностью: «Креативная редактура» это лучшая литература о литературе, которая мне когда-либо попадалась. Скажу больше: это вообще лучшая литература о литературе, которая только возможна. Но последнее предложение (а может, и все, что я здесь написал) не мешало бы креативнейшим образом отредактировать.