Какое-то время он стоял в тамбуре, курил. На душе было пусто, смешно. И как-то мелко, словно озеро, где он собирался выкупаться, оказалось маленькой лужей. От этого ощущения все в нем внутри, и вокруг, и в тамбуре, и за окном, казалось Сергею ненужным, неуютным. «Увидимся». Он вспомнил, что так обычно говорят при встречах в офисе, чтобы что-то вообще говорить. Сигарета горчила. Липко и холодно было внизу, там, где недавно прижимались ее горячие руки.
Он пошел в свой вагон. По дороге ощутил дурноту – и в самом деле, видимо, намешал алкоголь. В туалете вырвало, стало легче. Сергей умылся, постоял перед зеркалом, смотрел на свое одутловатое, морщинистое и, как ему казалось, глупое лицо. Захотелось почистить зубы, потому что он чувствовал, что изо рта воняет.
Очень долго он пробирался к себе в вагон, проходил все эти стучащие, гремящие шатающиеся площадки, распахивал и захлопывал за собой грязные тяжелые двери. Прошел свой вагон, и пришлось возвращаться.
Была уже ночь, почти все спали. Кроме старушки, которая вновь, как большая мышь, склонилась над клеенчатой сумкой и тихо что-то пережевывала и глотала.
Сергей взобрался на свою полку, долго шуршал пакетами в рюкзаке, пытаясь отыскать зубную щетку. Когда, наконец, нашел ее, не понял, зачем она ему понадобилась.
Он вспомнил, как застыла Рита статуей, когда он вытаскивал в ресторане деньги. Хоть бы для приличия попытались заплатить за то, что заказывали до него. Он бы, конечно, не позволил. Но все же… Обе заказывали за его счет, не стесняясь, не интересуясь, что сколько стоит… В Крыму на троих никаких денег не хватит.
Врут в дороге, когда знакомятся с женщинами.
Христос завещал жить одним днем, а они живут часом, минутой.
К черту!
Полусидя на своей верхней полке, он упирался в подушку, спиной к проносящейся дороге. Спать не хотелось. Сергей вспомнил, что когда в разговоре с девчонками случайно упомянул, что едет в плацкартном вагоне, то тут же поспешил небрежно оправдаться: «В кассе, когда покупал, только плацкарт оставался…» Хотя в кассе он как раз и спросил плацкарт, который в два раза дешевле купейного. Вспомнил он еще, что в вокзальном разговоре с поджарым и дедом это он рассуждал, что нациям надо разъединяться, как людям, чтобы обрести свободу, а дед почему-то спьяну решил, что это говорил Антон, обвинил его в дурацком национализме, а он зачем-то промолчал, хотя виноватым себя не считал.
Черт!
Какая свобода?
Мелко, как мелко все! И вся его жизнь последних лет десяти была мелкой, тщедушной. Трус. Она ведь права, эта его любимая-нелюбимая: трус! Ходишь по мелкому бережку, вместо того, чтобы вбежать в воду, нырнуть, заплыть глубоко. И… хоть бы даже и утонуть. Но хотя бы попробовать. Попробовать…
Ему захотелось соскочить с постели, пробежать сквозь вагонные туннели к тем двум дизайнершам, вытащить из купе сонную Риту и все ей объяснить: никакой он, черт дери, не программист, лишь мечтал быть им когда-то, что сидит он сейчас в мелкой конторе с мелкой зарплатой, якобы ведет какие-то там микроскопические проекты, пишет шаблонные отчеты в конце месяца, и раз в неделю позволяет себе зайти и посидеть в баре, как американский мачо из полицейского боевика. А перед ночью со своей женщиной, которую он думает, что любит, он покупает грейпфрутовый сок, потому что иначе она не согласится делать ему минет. И если она застанет его не выключающим свет за собой – хотя бы даже в гостинице, где им не надо платить за электричество – она может с ним поругаться так, словно застала со шлюхой. И это – любовь?
Это – любовь. Так у всех, у многих пар, которые забыли о том, что…
Что есть любовь?
При чем здесь мужчина и женщина?
О чем ты? О чем ты сейчас говоришь?
Поев, старушка с тихими вздохами укладывалась на своей полке спать. Легла. Лежала и смотрела в темный воздух перед собой так, словно рассматривала в нем звездные пути многих людей, и среди них видела и свой, маленький, тонкий, близящийся к концу.
Посмотрел бы и ты когда-нибудь так. Дорога ведь есть всюду, слышишь, даже в роящихся в луче света пылинках! Посмотри в окно, на проплывающие мимо холмы и деревья, на янтарные огни города вон там, вдалеке…
Нет, он не смотрел.
Ему стало жалко себя.
Худшее, что можно самому себе сделать.
Хотя и лучше, вероятно, чем взять и убить себя.
Он понимал, что вряд ли отдохнет в Крыму так, как хотелось бы. Понимал, что вряд ли познакомится с теми, с кем хочет. Что не родится у него в ближайшее время ребенок, потому что его просто некому рожать. Что родители его умрут раньше его, а он умрет позже их. Что его жизнь банальна и провинциально смешна, как анекдот времен Брежнева. Что вся эта его поездка куда глаза глядят – фарс неудачника, пытающегося сделать вид, что он все еще романтичен и смел.
«Сорокалетний мальчуган» - так с убийственной легкостью назвала его однажды его бывшая женщина, спящая сейчас в Бресте…
Что? В каком Бресте? Но ведь.… Ведь она давно уже не спит в Бресте, потому что с тех пор прошли сутки. То есть, может она и спит… ведь сейчас снова ночь. Но она ему не позвонила! Он-то не мог позвонить, потому что у него на счету не было денег… Его телефон еще не разрядился, еще может принять звонок. Почему же она не позвонила? Его могли убить, ограбить, когда он ночью ушел из гостиницы…
А она не позвонила. И даже не прислала СМС.
Возможно, сейчас она и в самом деле спит.
Где-то. Не в гостинице Бреста…
Сергея колотила дрожь. Он привстал, потом лег. Потом снова привстал. Место, где он лежал, было похоже на гроб, из которого можно спрыгнуть. Он весь взмок.
Пошлите вы все! Он ненавидел весь этот мир и все те миры, что родятся после гибели этого. Но больше всего он ненавидел себя.
Заныло сзади, в лопатке. И сразу в груди. Что это – сердце?!
Господи, а ведь страшно умирать… Сдохнуть вот здесь, на этой расшатанной вагонной полке, без детей, без жены, возле жующей мыши-старухи, одиноким придурком с устаревшим ноутбуком, который набит тупыми компьютерными играми, в которые играть так же интересно, как грызть надоевшие семечки или серьезно болтать о политике.
А потом передадут где-нибудь по ТВ: в плацкартном вагоне поезда «Ковель-Симферополь» скончался от сердечного приступа молодой чел… мужчина средних лет, российский гражданин…»
Да причем здесь гражданство, вашу мать, если человек, человек умер!
Сергей спрыгнул с полки. Ему хотелось ходить, ходить, бегать. Но как это сделать в поезде, тем более в плацкартном вагоне? Бродить вдоль похожих на казарменные нар, задевая грязные носки спящих?
Она не звонила.
Он очутился возле купе проводника. Чай… Да, конечно, просто выпить горячий чай. Странная мысль. Если б можно было чаем спастись. Здесь, в закутке возле бака с горячей водой и стендом с поездным расписанием, было приоткрыто окно, в которое влетал свежий прохладный ветер.
Сергей постучал в дверь к проводнице.
Она не сразу открыла, наверное, спала.
- Извините, что разбудил, - обратился он вежливо-безразлично, - можно у вас чаю?
- Вам черный или зеленый?
- Любой.
- С лимоном?
Через минуту проводница дала ему в руки дымящийся стакан в подстаканнике.
Размешав сахар и лимон, он попробовал отпить – но было еще слишком горячо.
Он стоял. Спиной к легкому дорожному ветерку, стоял и ждал. Так бывает: ты находишься в дороге, но остаешься рабом, несмотря на то, что свобода все время находится рядом с тобой. Дорога ведь ничего не гарантирует. Хоть путешествуй всю жизнь, хоть каждую секунду – гарантии нет.
Он ждал, когда остынет чай.
Страшно умереть в дороге рабом.
В какое-то мгновение им овладело странное ощущение: словно он смотрит на себя со стороны, и даже думает о себе со стороны.
Вот сейчас: он, такой-то, человек, стольких-то лет, стоит в этом месте, в этот час. Почему он очутился здесь? Для чего? Как такое может быть, чтобы он, тот, которого назвали и называют Сергей Владимирович Колесов, оказался именно с такой внешностью, привычками, мыслями. Я – это ведь не только имя… Я – не только тело, не только внешность… Я – что-то иное, внутри всего этого… Так что же такое – я?!
- Чифирчик?
Сергей поднял голову. Перед ним, покачиваясь, стоял высокий, полный мужчина в рубашке навыпуск, примерно его лет, с чуть улыбающимися черными глазами.
- А..?
- Чифирчик, говорю, - повторил, качаясь с пяток на носки, темноглазый.
- А… нет… просто чай…
- А что так?
- Что – так? - не понял Сергей.
- Так. Я вчера освободился.
Черноглазый сказал это просто, естественно, но явно желая услышать ответ. Ответ? Какой может быть ответ?
Холодок вполз в Сергея через приоткрытый рот, поплыл через горло дальше, в грудь и живот.
- Ну и что, - проговорил он.
Сильное раздражение – на себя и на этого человека, непонятно зачем приставшего к нему, которому он зачем-то должен был что-то отвечать, вспыхнуло в нем высоким, холодным огнем.
- Слышь, ты кто? – улыбчивым тоном, кивнув подбородком, и снова качнувшись, спросил темноглазый.
Костер вокруг Сергея стал гаснуть.
- Я… - он не знал, что сказать.
Чуть оттопырив губы, покачиваясь, человек ждал.
- Человек, - наконец, тихо произнес Сергей.
- Кто?! – черноглазый отшатнулся и удивленно округлил глаза. И стал как будто еще больше, темнее.
Сергей молчал. Костра вокруг него давно уже не было.
- Слышь, козел, а ты что, борзеешь? – ясно донеслось до него. Хотя казалось, что темноглазый спрашивает не его, а кого-то другого.
- Я… не… - начал Сергей.
- Чего не?
- Не… борзею…
- Да ну? - улыбнулся, раскрыв только правый уголок рта, стоящий перед ним человек. Чуть отклонившись, он плюнул, попав Сергею куда-то на грудь. Затем поддел коленом стакан с чаем, который Сергей держал в руках. Чай выплеснулся ему на пах – туда, где еще недавно лежали пальцы Риты.
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете