ТЕКСТ: АЛЕКСЕЙ СОКОЛОВСКИЙ

Ты не пугайся: остров полон звуков –
И шелеста, и шепота, и пенья.

Шекспир. Буря

Говорят, «в Греции все есть». Но когда я впервые поехал в Грецию пятнадцать лет назад (с тех пор много раз возвращался), там в ресторанах было только три вида пива: голландские Heineken, Amstel – и греческий «Mythos», т.е. «Миф». Не сказал бы, что греки без сомнений предпочитают родной «Миф» западной реальности: он, объективно говоря, пожиже.

Сверхчеловеческая культура, которая исчезла, но каким-то непостижимым образом осталась – вот греческий миф. Пыльный музей в Афинах и груда пожелтевших, как зубы от сникерсов, развалин? Нет, где-то в другом месте, или на другом уровне. Язык поменялся, философия осталась только на бумаге, люди измельчали. Древние греки были высокими блондинами с неземными абмициями; современные – низкорослые и приземленные брюнеты, похожие на турков, которых они люто ненавидят. В массе своей они – заурядные потребители, интересующиеся только воскресными распродажами и футболом по телеку. Чтобы же осталось? Глубина в небе, синева в море, античная линия горизонта над пылающей истовым жаром землей. И оливковые рощи, в которых, словно философ, прогуливается ветер… В общем, чтобы грек «выбрал миф», он должен быть либо аристократом, либо дегенератом – впрочем, как и в любой другой стране.

Эллада (так называют Грецию греки, которые на самом деле – эллины), безусловно, страна любви, и страна очень южная и восточная. Но наслаждение плотью, материей здесь лишено итальянского легкомыслия и испанской буквальщины. Если, как говорят, у чукчей 25 слов обозначают разный снег, то в греческом языке – шесть слов для разных оттенков любви (агапе, людус, эрос, мания, прагма, сторге). Один хороший писатель заметил: здесь чувствуешь, что тела разделяет лишь воздух. Красота и любовь разлиты здесь всюду, смешавшись, как вино с водой, как масло из разбившейся амфоры – щедро, обильно, без разбора. Но вот парадокс (опять древнегреческое слово!), девушки здесь до двадцати лет – богини, в которых нельзя не влюбиться, а после тридцати – уже толстозадые матроны, вызывающие лишь сдержанное уважение перед долгом материнства. Страна восточная и южная.

«Точка входа», легендарные Афины – опустевшее гнездо, скорлупа. Древний космодром, на котором не оставили даже сторожа. Никчемный, пыльный, шумный город. Мечусь по городу в поисках чего-нибудь стоящего (прохожу в Акрополь через короткую очередь для местных, бесплатно, буркнув полицейскому «ясас» — «здрасьте»). Вместо мест Силы нахожу только достопримечательности, облепленные туристами, словно мухами. Круг почета между экспонатами афинского музея (пыль чужого отечества!), потом метнулся на машине на море. Грязное! Как и следовало ожидать. Кучки пассивно отдыхающих с пивом. Единственное место, которое порадовало сердце странника в Афинах – частный университет в тихом квартале: учебные корпуса, рядом спортзал, рядом бассейн: три в одном! Вот где жив еще дух античности. Залюбовался на студенток в бассейне: в здоровом теле – здоровый дух.

Все, больше здесь делать нечего. Настоящая Греция – это острова, мелкие и покрупнее, но чем мельче – тем чище, как дешевые брильянты. И хотя Википедия сообщает, что «большие и маленькие острова составляют 20% площади Греции», это лишь сухие цифры, а на самом деле вся великая душа этой страны – там, на бескрайнем берегу безбрежного моря, под палящим солнцем и пронзительными звездами, обнаженная, неотшлифованная, девственно-чистая, как статуя, еще не извлеченная из мрамора. Греция – это море с россыпью островков, бездонное черное небо в сполохах галактик.

Море на островах – такое, как бывает только во сне или в голливудских фильмах, после наложения кучи цифровых фильтров. Только здесь – настоящее, живая легенда. Страна, где миф реален – только руку протяни. Хотя нет, реально здесь только пиво «Миф» с жареными кальмарами, а сам миф – иллюзорен и неуловим, как дуновение теплого ночного ветра с оливковых рощ – веет не по заказу, проси – не проси, ищи не ищи.

Острова… По своему опыту могу сказать: сквозь них надо проноситься, не задерживаясь; чтобы не разбодяжить экспириенс, ты должен быть словно подбитая летающая тарелка: нет времени пускать корни, взгляни последний раз на звезды – и гуд бай.

В островной Греции царит Приап, диковинный человек-фаллос, а по сути – вертикальный (фаллический) поток стремления, желания, сознания. Не почувствовать его здесь – нельзя, сколько ни пей узо и ракию. Именно на островах материализуется эта невидимая греческая пирамида, античный сфинкс, жгущий и утоляющий жажду вектор – от Солнца вниз к Земле, «луч света в темном царстве». Погружение в этот поток – как прыжки в воду с большой высоты – поток кажется жестким или мягким в зависимости от того, как в него войти. Эзотерическое, внутреннее, субъективное переживание. Поэтому Греция, как победа, – одна на всех, но у каждого своя. Вкусишь однажды этого плода – и Она (богиня) будет сниться тебе во сне и наяву, а ты можешь лишь возвращаться туда, искать ее, пытаясь снова войти в ту же воду. Приятная и очищающая процедура, достойная одиссеев наших дней, путешествующих не только с деньгами, но и с головой (трезвой) и сердцем (отрытым новому).

Но при всей своей «вертикальности», Греция – очень земная. Это Гера необъятная. Это эпос, Гомер, здесь хочется писать романы. Но понимаешь, что она сама – эта странная страна – лучший роман, лучшая поэма. Только смотри, слушай, обоняй, осязай – не живи, а Будь. Банально жить здесь, особенно долго, – невозможно: ускользающая красота ускользает, легкость бытия тяжелеет на глазах, молнии Зевса уходят в громоотвод, богини носят брюхо. Здесь надо все время быть в дороге, тогда – окрыляешься, что-то входит в тебя и питает; ты словно оливковое дерево, наполняешься соком и приносишь плоды, ты – фитиль, напоенный маслом – только поднеси огонь! Ты – олимпийский огонь…

Крохотные островки, на которых надо плыть на моторной лодке, и островки побольше, куда можно добраться на пароме – их не описать словами. Вода такая прозрачная, что кажется: здесь по колено. Мириады рыб крутят бесконечный хоровод в глубине. «Приплыли», слышится голос лодочника – хотя ведь он вроде говорит на ломаном инглише?! Думаешь: вот оно – твой «баунти-остров», награда в странствиях… Сгребя в охапку рюкзак с провизией и заботливо завернутого в полотенце «Волхва» Фаулза, спрыгиваешь (сердце готово высочить из груди от радости) и – ффух.. с головой погружаешься в кипящую рыбой воду. Освежает. Меланхоличный рыбак выдает Wiki-справку (снова на варварском инглише, добро пожалось в реальность): «Здесь глубина 12 метров. Да. Я тут рыбу ловлю, знаю». В «Волхве» стало больше соли.

Целыми днями я – человек-амфибия: рыскаю с подводным ружьем по ближайшим бухтам. Вечером, просолившийся и хмельной от солнца, возвращаюсь со скудным ужином из убиенных рыбин. Цвет моей кожи становится все более античным.

Вечером – культурная программа: иду в кинотеатр под открытым небом: смотрим безумный голливудский миф «Водный мир» с местной детворой – даю отдых мозгу, который и без того уже расслаблен островной жизнью. Бросаем в экран попкорном от полноты ощущений, детвора целит в одноглазого злодея лазерными указками (словно Хищник на него наметился!). Жители окрестных домов стоят на балконах: кино нахаляву!

Острова, острова… Не травяные фантазии Гарленда, а сумрачные острые скалы, щедро сдобренные солью (которая дезинфицирует порезы и ссадины), они отбрасывают в воду жирные, хищные тени. Мелкие острова вдалеке от цивилизации — пристанище «философов» вроде меня – и осьминогов. Философ философу – волк. Осьминога ловят так: раскладывают на дне простыню и прижимают камнями, осьминог залезает на нее и становится мишенью, а потом и ужином; мягко стелят да жестко спать; пойманного осьминога нужно полоснуть ножом по животу и вывернуть наизнанку. Но здесь совсем не хочется убивать, здесь хочется жить, и даже жить нельзя здесь – только впитывать красоту – и двигаться дальше. Очищение дорогой. Утончение восторгом. Ты – как осьминог, который залез на божественно-белую простыню: надо все время двигаться, чтобы продолжать жить. Если поэзия не терпит суеты, то паломничество не терпит задержек. «Просто иди дальше» — вот слоган, который работает здесь.

Утро: выхожу на балкон с чашкой утреннего кофе (вечернего кофе не пью, но этот – чувствуется, что именно утренний!). Нежусь в лучах уже горячего солнца. С полей веет пряностями, с моря – ароматом странствий. Хорошо! Уличный торговец призывает покупать арбузы (что я, по возможности, и делаю: фантастически сладкие они здесь!). В доме напротив – завтракает семья типичных греческих муми-троллей: папа-бегемотик, мама-бегемотиха и выводок детишек, уплетающих завтрак за обе щеки. Приветливо улыбаюсь и даже, кажется, машу им рукой – и что же?! Отец семейства встает из-за стола, и с недовольным видом раскатывает матерчатую штору, которая скрывает от меня всю эту идиллическую сцену. Минутное замешательство, за которым приходит догадка: я, как Эдичка в Нью-Йорке, стою на своем балкончике антично голый, а так здесь уже давно не принято. «Ну и пусть, – думаю, заходя в комнату и начиная собираться, – если не вызовут полицию, мне по барабану: через полчаса я уже буду на пароме, бороздить средиземноморье в направлении соседнего крупного острова, Миконоса; трип продолжается».

Острова побольше – выжженные солнцем пустынные поля благовонного ригани (орегано) – местный «спайс», пряность, поля похожи на поросшие колючками дюны. Редкие клочки-рощи низкорослых елей; сложенные из камней без раствора заборчики по колено – от выветривания; крутые горные дороги над пропастью в две сотни метров; заброшенные крепости, прохладные монастыри. И повсюду запах ригани, гостеприимство и деревенская, но не грубая, простота…

А в портовом городке жизнь течет стремительно, как вино из прохудившихся мехов; невыносимо жаркий час полдневной сиесты – час забвения, сна, час смерти, час любви. Жизнь как она есть – вот ты ешь хлеб из деревенской печи… Здесь не ведают слова organic, здесь сама жизнь – organiс: ноги в навозе, голова в облаках; так и живут тысячелетиями, знай уминают пирожки с солоноватым домашним сыром.

Острова Эллады поистине чудесны, это рай земной, но чтобы миф не превратился в «Миф» — не останавливаться. Беги, Лола, беги. Два-три дня на одном месте – и в путь. Покупаешь билет на паром – и окунаешься в морской ветер: босиком по палубе, как по росе. Экзистенция, единственный Путь, который в этом краю дуализма (миф/ «Миф») ведет куда-то кроме тупого тур-отдыха (ключевые слова: таверна, сиртаки, путана, мусака). Острова должны меняться, как картинки в калейдоскопе, только тогда трип превращается в погоню за красотой, в крестовый поход за Снарком, в паломничество Дураков (в исконном значении – «философов»: «я знаю, что я ничего не знаю», плюс трезвая самооценка с учетом мнения локал пипл).

По случаю, на острове можно делать множество всяких вещей: например, участвовать в конкурсе клубного танца в местном клубе, знакомиться с редкими в этих краях европейскими туристами и туристками (американцев меньшинство), собирать морские губки на скалах, участвовать в ночной ловле кальмаров на фонарь, бродить в полной темноте во время забастовки электриков, исследовать аутентичные деревушки в пределах пешей доступности, арендовать лодку с водителем и плавать по живописным окрестностям, открывая невообразимо красивые ничейные островки, рисовать акварелью, составлять неформальный рейтинг местных красоток, читать свой тревел-роман (захваченный из дома на случай разбалансировки психики), заходить в интернет, проверять почту – и никому ничего не писать, потому что писать по сути нечего…

Когда ты вечером входишь в новый порт на пароме, в незнакомую гавань – такую свежую, такую привлекательную, тихую и благоуханную: горят, как елочкой игрушке, огни крошечного городка, и молодая, вольная и страстная ночь вся перед тобой – это незабываемое чувство. Пьянящее и отрезвляющее одновременно. Ты не просто турист, ты Капитан впечатлений, капитан в плавании, в Пути. И вот – момент истины: внезапно осознаешь, точнее, чувствуешь – что на самом деле значит «повидать мир». Это ведь, главное, стать мирным, почувствовать мир в душе! Весь мир… Только ради этого чувства и стоило жариться под афинским солнцем, которое безжалостно к ослам и туристам. А куда же без солнца? Умом Элладу не понять, надо загореть в нее кожей, до оливковой синевы.

Греция (в отличие скажем, от Индии) – вся в природе, в местах и состояниях, а не в людях. Я люблю греков, у них большое сильное сердце; они способны мощно, по-восточному, любить и ненавидеть. Но Эллада – это море для одинокого плавания. Здесь, хотя и среди европейцев, чувствуешь себя чужим. Греки – они как их национальная кухня, простая, сытная, тяжеловатая. Живут обычной жизнью: работяги работают, аристократия изысканно и не очень наслаждается, молодежь тусит. А где же миф? А «Миф» – вот он, на столе стоит, только руку протяни: это всего лишь дешевое пиво. В Греции есть все – для внимательного и везучего приключенца, и ничего – для обычного туриста (в Испании красивей, в Турции дешевле). Хотя даже самый толстокожий турист здесь, мне кажется, станет немного философом: та самая пресловутая греческая пирамида хоть немного, но структурирует всех без разбора. И в этом – загадка.

Здесь долго и сытно жрут на ночь, заливаются пивом – и все равно живут долго – почему? Может, ближе к источнику? К тому, что бил здесь фонтаном, когда безумные белокурые люди жили в городах и в бочках, одеваясь в парчу и в рубище. И до сих пор этот источник сочится нектаром из-под камней, пожелтевших, будто зубы от сникерсов. Греция – большой изящный излучатель тревожной радости; странное, в общем-то, гео-культурное образование.

Чтобы почувствовать в Греции Элладу – не ходи в афинский музей, там все статуи слепы. Достаточно, выпив утром кофе на берегу, предоставить свое бренное тело свежему морскому ветру, который подхватит и приведет на корабль, а тот, урча металлическим чревом, понесет тебя через черное бурное море, к другим берегам, к другим лицам, к другим небесам. Вперед, вперед – возвращение на Итаку. Над всей Грецией – безоблачное небо, и дует wind of change, мифический и реальный ветер вечных перемен, который сдувает все наносное, обнажая саму суть.