ФОТО и ТЕКСТ: ГЛЕБ ДАВЫДОВ

События, которые происходят сейчас, подтолкнули нас републиковать этот текст Глеба Давыдова, написанный в 2004 году и вошедший в его книгу «Книга Трипов. Странствия и Перемены».

Халеб (Алеппо) находится совсем уже рядом с Турцией, почти на границе. Это самый большой город Сирии. В нем восток сталкивается с западом, они смотрят здесь друг на друга и пытаются найти общий язык. Это город, по своей энергетике, цветам и скорости похожий на Москву, но одновременно и очень особенный: его узловая, торговая вибрация многократно преумножена отчетливой медиавирусной спецификой.

Ирак. 28 октября 2004 года. Пустыня. Военный грузовик. Американский офицер (шлем, солнцезащитные очки, болотная униформа, белые зубы) отдает водителю приказ двигаться в сторону Багдада. Колонна американских машин катит по пустынному шоссе. Мост над рекой Тигр. Солдаты настороже. Готовность номер один… Табличка Welcome, полупустой Багдад. Какое-то время американцы едут по напряженно тихим улицам. И чем напряженнее становится тишина, тем явственнее на лицах солдат проступает выражение страха.

Из-за угла медленно выкатывается длинный автобус. Преграждает путь американцам и останавливается. Из открывшихся дверей автобуса, как пчелы, выпрыгивают один за другим люди с автоматами. Стоп-кадр. Офицер связывается с кем-то по рации и отдает приказание развернуться: «Назад!» Но сзади уже подготовлены иракские грузовики, закрывающие американцам путь к отступлению. Начинается огненная мясорубка…

На самом деле все это происходит не в Багдаде, а в сирийском торговом городе Халеб (он же Алеппо). На улице. Вокруг пятнадцатидюймового монитора, установленного рядом с лотком, на котором продают видеодиски, скучковались сирийцы и увлеченно смотрят кино. В Халебе в тот год было множество таких лотков с видеодисками.

Халеб — это город, переполненный призраками массмедиа. Город, где цивилизация Ближнего Востока рефлексирует себя в зеркале Западного мира и получает самоопределение, создавая западному миру альтернативу. И впадая тем самым от этого мира в неуёмную зависимость.

За все время нашего пребывания в городе Халебе (в этом, по выражению одного русского туриста, «городе, будто сошедшем со страниц сказок 1001-й ночи»), мы ни разу не слышали западной поп-музыки. У них есть своя. Она тоже продается на лотках. И, как правило, не существует без видеоряда (дешево смонтированные образцы красивой жизни по-арабски — водопады, пышнотелые красавицы, которые на фоне этих водопадов манерно танцуют танец живота, свадьбы, застолья, светская жизнь, горячие мужчины в дорогих костюмах и жаркие женщины в ярких атласных платьях).

Женщины с широкими бедрами и огромным бюстом (говорят, их с самого детства специально откармливают сладостями, чтобы они обрели надлежащие формы) — это образец восточных красавиц, полная противоположность западным стереотипам. И вдруг среди всех этих женщин-водопадов обнаруживается диск, посвященный войне в Ираке. И вот уже сирийским мужчинам больше неинтересны женщины и застолья. Они заворожено наблюдают за тем, как под аккомпанемент плохо записанной сирийской попсы (с антивоенными текстами) иракцы мочат в мясо американцев. Как Восток торжествует над Западом в кровопролитной бойне. Бесспорный хит… Но откуда взялось это кино? Кто его создатель?

Иракцы мочат в мясо американцев. Трудно сказать наверняка — постановка это или документальные съемки. Внизу (будто бы всё снято на любительскую камеру) есть дата — 2004.10.28. Но… слишком для документальных кадров наигранные лица у американских солдат и слишком четко прослеживается сюжетная линия, к тому же иногда мелькают спецэффекты, которые, очевидно, сработаны на компьютере. С другой стороны, для постановки, сделанной арабами на коленке, это кажется чересчур дорогим и монументальным кино, да и уровень монтажа совсем не похож на остальные CD-ромы, которые тут продают. Все эти богатые гулянки и природные красоты сняты явно на любительскую цифровую камеру и смонтированы на скорую руку в любительских программах. А над «иракским хитом» работали профессионалы. Скорее всего, это смесь документальных кадров, искусно смонтированных, и постановки. Пропагандистский фэйк, медиавирус. А может быть кто-то просто решил использовать в целях наживы праведную ненависть арабов к американцам?

Ракета впивается в американский грузовик. Грузовик подпрыгивает, переворачивается колесами вверх и исчезает в красно-оранжевом дыму. Сирийские мужчины в толпе шевелятся, под воздействием какого-то невидимого импульса переступают с ноги на ногу, покачивают головами и тихо переговариваются. Крупный план: ноги американского солдата в защитных штанах. И тут в эти ноги попадает снаряд — и солдат складывается на землю. Сирийцы в толпе удивленно ахают. Снова крупный план: красно-черные остатки ног в армейских ботинках дымятся на выжженной земле.

Халеб находится совсем уже рядом с прозападной Турцией, почти на границе. Восток в Халебе соединяется с Западом. Они выясняют отношения, смешиваются, совокупляются, дерутся, ненавидят друг друга, продают друг друга в рабство. А потом расходятся в разные стороны, оставляя себе то, что принадлежит каждому изначально. Отторгают друг друга, как масло и вода. Халеб для арабского мира — как Москва для европейского… И, кстати, здесь (почти как в Турции) — десятки вывесок на русском языке. «Фирма Абдулы из Халеба. Обувь», «Свежие кондитерские изделия — оптом и в розницу».

Кругом безумие и суета, по качеству варящейся в них энергии почти идентичные московским суете и безумию, только еще бесшабашнее и нелепее. Потому что сирийские арабы — самый бесхитростный и прямой народ на свете. Сирия вообще — очень простая страна. А сирийцы — простейшие и уж точно не тонкие люди. Они не умеют лгать, хотя очень любят это делать.

Город торговцев и юродивых. Город врунов и актеров… Халеб пропитан шоу-бизнесом, но это не западный шоу-бизнес, который стремится подменить реальность. Это восточный шоу-бизнес, и бог, например, играет здесь совсем не ту роль, что в западном, «католическом шоу-бизе». Бог здесь действительно есть. И он действительно всё прощает. Поэтому людям не нужно особенно притворяться честными…

Я хочу купить чехол для мобильника. Спрашиваю мальчика в лавочке: «Сколько?» («Адэйш?») Он пишет мне на калькуляторе «50». В этот момент подходит отец мальчика. Я набиваю на калькуляторе «40». Отец, не видевший, что набил мне до этого мальчик, деловито и как бы совершенно уверенно в своей правоте говорит «One Hundred». Я со смехом поворачиваюсь уходить. «75!» — кричит вдогонку толстый усач…

Кинотеатр оклеен эротическими фотографиями. Но внутри идет «Властелин колец». Всё не то, чем кажется, всё лжет во всякое время… Убогие религиозные нищие, сидя у входа в мечеть, поют, раскачиваются, жмутся и закатывают глаза. И вдруг один из них прекращает раскачиваться, застывает на секунду, замолчав и выпрямившись. А потом достает из внутреннего кармана пиджака мобильник и, как совершенно обычный деловой человек, начинает вести с кем-то обыденную серьезную беседу. Дервиш…

Иду вниз по улице. Слева — проезжая часть, очень оживленная, справа — череда лавочек, торгующих всякой лабудой — сигаретами, шапками, теплой белой кашей из крахмала и кокосовой стружки, которая служит нам здесь завтраком. Посреди улицы — пустая картонная коробка. Шум, гам, суета, люди бегут в разные стороны. Коробку люди старательно обходят, стараясь не задеть. Но не отрывают от нее заинтересованного взгляда. Скотчем к коробке прикреплен сломанный компакт-диск и — фотография полуголой девушки. Кому принадлежит коробка, становится понятно через минуту: из табачной лавочки напротив мне сально подмигивает седовласый дядя…

Еще через десять метров на лотке продают наклейки. Наклейки делятся на три категории. Первая — красивые виды (водопады, пейзажи). Вторая — политические наклейки, которые демонстрируют в основном частную жизнь президента страны (Башар катается на велосипеде, Башар в кругу семьи). Третий вид — эротика. Красотки в бикини. Среди красоток неожиданно отыскивается наклейка со знойной Шакирой («Shkira» — указано под фотографией). Западная поп-музыка представлена на сирийском рынке только таким способом…

Сворачиваю в проулок между домами. Двигаюсь в ту сторону, где предположительно должен обнаружиться крытый рынок-лабиринт. Но вскоре, так и не зацепив рынок, выхожу к холму Телль, на котором высится цитадель. По мосту поднимаюсь через ров к большой башне и, заплатив 50 лир, вхожу внутрь. Огромные сводчатые залы с небесной мозаикой, перетекая один в другой, выводят в руины старой крепости, к полуразрушенным мечетям, башням и бастионам. Сквозь бойницы смотрю на серый мокрый от дождя город…

И тут, как раз когда я подошел к краю цитадели, облака вдруг рассеялись и навстречу мне вышло солнце. От прекрасного бесконечного города с полукруглыми куполами мечетей, башнями-минаретами и квадратами средневековых домов поднимались розовые облака пара. Над городом висела радуга. И я был на самом верху… Кто-то в городе громко-громко переливисто запел простую и понятную песню на незнакомом арабском языке… Радуга, медленно опускаясь на город, растворялась в небесах. Постановка или документальные съемки? Да какая, собственно, разница…

Осень 2004 г.