ТЕКСТ: НАТАЛЬЯ НЕХЛЕБОВА

В беспредельном пространстве маленькой страны под названием Непал есть до того странные места, что с психикой там могут происходить порой абсолютно необратимые изменения. Буквально, казалось бы, без причины… Непальские треки, гималайские деревни, индийские интернет-кафе. И множество головокружительных совпадений. В новом трипе Натальи Нехлебовой.

Он сказал: «Когда ты летишь на дельтаплане, нужно ловить горячие потоки воздуха. Они поднимают тебя вверх. На них ты паришь. Обычно я летаю на закате. Солнце садится, земля остывает и можно парить бесконечно».

Я себе живо представила эту картину и влюбилась.

Потом он сказал: «Я преподавал антропологию в старших классах. Вместо контрольных работ мои ученики снимали фильмы».

Я влюбилась сильнее.

«Ещё я работал в Тибете в детском садике — волонтёром, — продолжил он. — Это было очень интересно».

Я в отчаянье начала тереть лоб, было понятно, что я пропала. Еще больше экзотики моменту придавало то, что он — колумбиец, а вокруг нас трепетали на ветру жёлтые поля горчицы. Надо заметить, что они (в смысле поля) выгодно оттеняли белизну Гималаев.

Мы были в Непале. Мы шли вверх, в микроскопическую деревню Панчасе. Лезли по каменным ступенькам, задыхаясь.

Особой пикантности нашему восхождению придавал Карлос — испанский наркодиллер. Он постоянно присаживался, курил марихуану и после этого жаловался на крутые ступеньки и свои колени.

Мы пришли в Панчасе, когда солнце село. Маленькой гостиницей в Панчасе владели три сестры. Задиристые и смешливые. Карлос им тут же устроил скандал по поводу какой-то ерунды. Потом мы сидели втроём на траве. Небо между горами было невероятно тяжёлым от звёзд. Мы вели хипповские разговоры о том, что вот она настоящая жизнь. Здесь. А там в зудящих точках городов — это только бег по кругу.

В домиках не было света, выдавалась на ночь только одна свечка. Свечка разгоняла тени по углам. А когда он протягивал руку, чтобы погасить её, я видела рельеф вен. И мне казалось это невероятно красивым.

В Панчасе мы собирали траву для буйволов, гуляли, сидели под звёздами, ели мёд.

Через 10 дней мы спустились вниз в Покхару. И остались жить на маленькой ферме. На ферме были лошади, девять детей и очень смешной хозяин — Лакшмен. Он всё время пил. Ходил в пиджаке и рассказывал, как он любит детей. Всех этих детей он подобрал в горах. Кто-то из них сам сбежал из дома, кого-то бросили родители. Дети ухаживали за лошадьми и раз в две недели ходили в школу. Эти дети нас ужасно веселили. Они все отличались крутым нравом и сногсшибательным чувством юмора. Они приходили к нам вечером, играли с нами в прятки, в «крокодила» и постоянно нас подкалывали.

Я любила всё — озеро, этих детей, лошадей и даже то, как страшно каркала-кашляла мать Лакшмена у нас под окнами по утрам. Я хотела остаться здесь навсегда, и от моей влюблённости горчица был желтее и Гималаи белее.

Через месяц колумбиец заявил, что предпочитает продолжить путешествие один. Я хотела упасть в обморок, но вместо этого уехала в Катманду. Там я стала общаться с очень странными русскими. Они, мрачные и безнадёжные, собирались в русском ресторане «Око». Еле борщ, пили непальскую бормотуху и дрались. Я страдала от несчастной любви, ковыряла вилкой пельмени и пыталась разнимать дерущихся.

Хозяйка русского ресторана — плавная и красивая Алёна. По вечерам она куталась в толстый розовый плед, пила виски и крутила пальцем кудрявый локон. Её молодой человек — Киян. Иранец, с дредами, детским лицом и бицепсами, периодически устраивал сцены ревности. Он брал сковородку и лупил всех подряд. Доставалась даже заезжим ди-джеям и тихому маленькому немцу в очках. (Немец приходил в русский ресторан, безмолвно сидел в углу, никогда не отвечал, если его о чём-то спрашивали, и только смотрел во все глаза на драки.)

Трогательная украинская бабушка в сари зажигала во время потасовок ароматические палочки, стучала цимбалами и тоненьким голосом пела «харе-кришна-харе-рама».

По ночам мы выходили на узкую улицу, которая, как в комиксе, сужалась в перспективе. Над ней висела гигантская круглая луна. Застывшими кораблями смотрелись дома. В ночной палатке с едой синим мазком дрожал газ. Мы ели момо зубочистками, жались друг к другу и молчали. И каким-то странным пятым чувством ощущали гудящее движение планет над Гималаями и то, как невидимые нити тянут за собой человеческие судьбы, повинуясь неизвестной высшей логике.

Прелесть нашей компании придавала ирано-американская пара. Он дикий, с орлиным носом. Она мягкая, сдобная, курносая, голубоглазая. Они держали маленькую кебабную. Он, блестя мышцами на солнце, ворочал огромными ножами мясо. Она сидела среди мягких розовых занавесок за кассой. Ссорились они в основном на национальной почве. Не обходилось без рукоприкладства. Тем не менее они были милыми. И казались прекрасной парой. Утром я выходила на балкон, махала ему руками. Он тоже поднимал руку в ответ. Тут же доносилось что-то вроде: «Бебик! Ко мне!» И «бебик» нырял в царство розового плюша.

Я прожила так месяц. Потом однажды эта американка мне говорит: «Тебе нужно ехать в Индию — в Тамил Наду. Там очень красиво. Отправляйся в посольство, делай визу и вперёд».

На следующий день я собралась и пошла в индийское посольство. Первые, кого я там увидела — были мой колумбиец и испанский наркодиллер. Я была потрясена. Они тоже. Вот это встреча! Мы сидели ночью у Кали темпла. Около смешной каменной богини горели свечи. Мы болтали ногами и разговаривали. Потом он неожиданно взял меня за руку, и мы пошли бродить по ночным улицам Катманду.

Утром он уехал в Сикким без меня. А я улетела в Тамил Наду. Там на ферме в джунглях мы строили очень странный дом из резиновых покрышек. Дом стоял на краю горы. Долину внизу выстилали облака. Солнце погружалось в их мягкое розовое желе, а мы сидели на краю обрыва и ели сгущённое молоко. Однажды к нам присоединился англичанин. Он узнал моё имя, то, что я русская и что я месяц провела в Непале. И серьёзно на меня посмотрел. «Ты знаешь Пипе?» — спросил он меня.

Так звали колумбийца.

«Я встретил его в Сиккиме, — сказал англичанин. — Он говорит о тебе без остановки. Снова и снова. Я думаю, что он очень скучает по тебе. И говорит, что он принял необдуманное решение. Что он хотел остаться с тобой».

— Где он сейчас?

— На севере, в Дарамсале.

Я купила билет на поезд и отправилась в Дарамсалу. Я ехала трое суток.

В Дарамсале Пипе был чертовски холоден со мной.

«Чёртов англичанин!» — думала я и рыдала. Потом пошла и купила билет в Москву.

Я приехала в Дели. Три дня, плавая, как сушёная рыба в кипящем бульоне летней жары, я покупала подарки. Потом зашла в первое попавшееся интернет-кафе, чтобы написать письма друзьям. И первый, кого я увидела, был он. Он сидел за компьютером — чёрные кудри, зелёная майка. Я тоже села за компьютер и тупо уставилась в монитор. Я очень громко, стараясь выделить акцент, спросила у администратора, сколько стоит час. И продолжила пялиться в монитор. Неожиданно кто-то дотронулся до моей руки. Я думала, что упаду в обморок. Это был Карлос. «Надо же какая встреча! — сказал он, — а мы улетаем в Таиланд завтра!»

— А я лечу в Москву, — мёртвым голосом сказала я.

Я видела, что Карлос смотрит куда-то поверх моей головы.

— Счастливого пути, — сказала я. Мы с Карлосом обнялись.

— Я повернулась к монитору и написала: «Дорогая Танечка…» В пыли монитора я видела отражение Пипе. Он стоял за моей спиной. Я смотрела в монитор и писала: «Я завтра буду в Москве». Он продолжал стоять. «Я тебя очень люблю и жду встречи». Он стоял за моей спиной. Я посмотрела на клавиатуру. Потом я услышала, как он отошёл от меня и вышел на улицу.

В Дели была жара и фестиваль воздушных змеев. Все дети Дели вышли на крыши и запускали воздушных змеев. С крыши своей гостиницы я видела розовые, фиолетовые, зелёные треугольники. Они неожиданно резко ныряли вниз, взмывали вверх по мановению тысяч чёрных рук. Вдали змеи казались чёрным перцем, рассыпанным в мутном вареве Дели. И это было какое-то немыслимое и странное многоточие в моём путешествии. «Что это было? Что? — спрашивала я себя. — Судьба или издевательство какого-то всевышнего ребёнка. Что?»

Через четыре месяца он написал мне письмо, мол, он не мог поступить иначе. Но чему он сопротивлялся? Чему?

Le sentier de Gokio et le Tramserku

尼泊尔 博卡拉 Pokhara, Nepal