ФОТО И ТЕКСТ: ГЛЕБ ДАВЫДОВ
Лето 2015 года. Я в Ассизи. Красивейший город, окруженный красивейшими пейзажами Умбрии. Однако вся эта красота сразу перестала занимать меня, как только я спустился к гробнице святой Клары в подвале посвященной ей базилики. Присутствие Клары ощущается там настолько сильно и живо, что меня как бы приковало к этому месту. Я просто не мог уйти оттуда. Только когда базилику закрывали на перерыв, приходилось покидать ее. Но потом я возвращался и только вечером шел домой. Так и прошла моя поездка в Ассизи… Но это был один из важнейших трипов в моей жизни.
Бесконечная вереница туристов плыла мимо меня и Клары. Они останавливались, делали фотки раки на телефон и, с недоумением поглядев на сидевшего на полу странного типа в индийской рубахе, спешили к следующей достопримечательности. Если закрыть глаза, то туристы становились совсем нереальными, но все же суета в воздухе чувствовалась. И меня это немного отвлекало от медитации. Я очень хотел, чтобы эта суета прекратилась хотя бы минут на пятнадцать, но больше, чем на минуту, поток туристов не останавливался.
С двенадцати до двух дня базилика закрывалась на технический перерыв, все покидали храм. Оставались только монашки. И однажды я не стал уходить от Клары во время этого перерыва, а спрятался. Там были ступеньки куда-то вверх, завешенные канатом, означавшим, что туда ходить не полагается. Я поднялся по ступенькам и там наверху обнаружилась комнатка, абсолютно темная (позже выяснилось, что там стоит гроб, в котором несколько лет лежало тело Клары до того, как его уложили в раку, где оно и находится сейчас). Я сел в этой комнате и просидел там все два часа. Около часа монахини кружили на верхнем этаже базилики с пылесосами, а потом все стихло — остановилось и замерло. Я остался в полной тишине и темноте.
Св. Клара была повсюду, я чувствовал это совершенно отчетливо. Она заполняла собой все пространство, буквально была во всём и всем, в том числе она была внутри меня тоже. Меня наполняла любовь, благодать. Но при этом я ощущал, что отделен от Нее: что есть Она и есть я. И это «я» чувствовалось как некое инородное тело внутри этой безграничности. Это ощущение причиняло большую боль. Я хотел, чтобы не было этой отделенности и обратился к Кларе с искренней молитвой: «Клара, пожалуйста, устрани эту отделенность, разрушь эти границы!» И немедленно внутри появился ответ: «Как я могу разрушить то, чего нет? Посмотри внимательно, нет никакой отделенности. Ее не существует, тут нечего устранять, это просто мысль». И действительно, никакой отделенности не было. Стало очевидно, что появляющиеся и исчезающие мысли совершенно не нарушают и не затрагивают ту огромную беспредельную тишину, в которой они возникают. И никогда на самом деле не нарушали и не затрагивали. Эта тишина была Кларой и она же была мной. Она была всем. Ее просто невозможно было нарушить. Внутри нее все еще всплывали иногда мысли (типа: «это же и есть Я», «вот это и есть настоящая тишина»), но эти мысли тут же исчезали, совершенно не касаясь самой той тишины, которой и был я — без всякой мысли о самом себе.
То же самое может открыться (не как интеллектуальное знание, а как непосредственное переживание) в присутствии подлинного Гуру или рядом с мощами любого настоящего святого (в Москве, например, около мощей св. Матроны в Покровском монастыре).
В другой день (не помню, было ли это до или после того дня, когда я спрятался) я опять сидел около св.Клары. Там вокруг по стенам развешены репродукции фресок с наиболее знаменательными сценами из ее жития. Я его читал, но сейчас оно мало меня интересовало (потому что зачем мне ее биография, когда она сама прямо сейчас здесь!), но тут вдруг увидел в одной из этих фресок послание. В очередной раз какие-то туристы болтали перед мощами Клары, сверкая вспышками телефонов, и я опять почувствовал, что мне это мешает. Открыл глаза и сразу же мой взгляд упал на фреску, висевшую по правую сторону от раки. Клара была из богатой аристократической семьи, и ее родители совершенно не желали для нее монашеского будущего. Наоборот, они хотели, чтобы она хорошо вышла замуж и жила обычной мирской жизнью. И для них было большой неожиданностью, что она связалась с Франциском, которого считали кем-то вроде городского сумасшедшего (он тоже был из богатой семьи, но оставил все ради того, чтобы ступить на путь христианского отречения). Она убежала с ним, и он постриг ее в монахини. Родственники же — выяснили, где находится Клара, и толпой (и даже с вооруженными людьми) явились в этот монастырь, чтобы вернуть ее обратно домой. Клара встретила их, держась обеими руками за алтарь и молясь. Увидев это, они стали было тянуть ее от алтаря прочь, но она держалась, а потом с ее головы упал платок, и родители увидели ее остриженную голову. Тогда они поняли, что дело уже не поправить. И ушли. Так вот, глядя на фреску, изображающую этот сюжет, я вдруг отчетливо понял, что Клара, держащаяся за алтарь, это послание о преданности. Преданности своей Истинной природе, преданности своему Я, Истинному Я. (В случае Клары Истинное Я выражено в образе Христа.) Алтарь здесь это как райский сад, как чувство «Я есть», о котором говорят Рамана, Нисаргадатта, Пападжи, Муджи. «Прилепитесь к мысли «я» и найдите ее Источник». «Придерживайтесь «Я Есть»». «Оставайтесь как Истинное Я». Все учение в конечном счете сводится к одному этому указанию.
Чтобы «остаться Истинным Я» достаточно просто не обращать внимание на все остальное — то есть ни на что из того, что наблюдаемо. Оставаться всем вниманием в том, откуда исходит само наблюдение. «Не давать уму вытекать наружу». Весь мир набрасывается на вас, чтобы отвлечь. Огромное количество родственников (мысли, плоды обусловленности), к тому же еще и вооруженных самыми привлекательными или отталкивающими образами и посулами, посещают вас. Но все это нереально. Заморские принцы, облака, ветры дикие…
«Они звали меня лететь с ними…»
И единственно возможная и честная реакция:
«Братцы, спасибо, но из сада я не уйду».
Останусь в Раю, останусь в Покое, останусь Истинным Я. Пусть туристы-мысли приходят и уходят. Они на самом деле не оказывают на Тишину никакого влияния. Даже недовольство по поводу этих туристов — просто еще одна мысль, еще одно чувство, движение в безграничном пространстве. (Как и возможное удовольствие от их появления.) Даже тот, у кого возникает это недовольство — тоже всего лишь мысль, просто получившая больше внимания и веры. Все эти движения — сон, всё это не реально. Потому что всё это — приходит и уходит. А Реальность постоянно остается. Она даже не остается. Она просто есть.
«Каждый раз, когда твой ум становится беспокойным, возвращай его обратно в свое Сердце, — говорит Пападжи. — Если он захочет выйти оттуда, снова возвращай его обратно. Не рассеивай свое внимание на объекты, что является привычкой ума. Возвращай его обратно, уводя от этих объектов, и как только он начнет опять свое поползновение, снова возвращай его».
Что такое это Сердце, которое пишется с большой буквы? Это не физический орган. Это Self. Истинное Я.
Кстати, есть легенда, повод для которой дал сам Пападжи: что он, Пападжи, был в одном из своих прошлых воплощений святым Франциском.
Но откуда все же берутся мысли, которые отвлекают нас от Сердца? ОК, расскажу про последний свой инсайт, связанный с Ассизи. В базилике св. Франциска я купил в подарок Муджи икону, точнее доску с репродукцией фрески, на которой изображены св. Франциск и св. Клара. Кормят и благословляют птиц. Мне очень понравилась эта фреска. Мне вообще нравился Франциск. Но я всё никак не мог понять одной вещи про него, а именно: зачем он призывал к бедности? Какая вообще доблесть в том, чтобы отказаться от денег? Разве в этом залог жизни вечной? Какая тут необходимость? Да, я помню, что Христос говорил про игольное ушко и богатых, но я думал, что речь идет о том, чтобы не быть богатым (переполненным) всякого рода идеями, а напротив — оставаться пустым, быть свободным от груза представлений, постулатов, убеждений, верований, концепций, которые мешают быть единым с Реальностью, то есть с Царствием Божием, о котором говорил Христос. Мне всегда было симпатично отношение Ошо. Он говорил, что в богатстве нет ничего плохого, оно ничему не мешает, просто за него не нужно цепляться.
И вот, купив икону и выйдя из базилики св. Франциска, я увидел эту скульптуру, памятник св. Франциску. Франциск на коне с опущенной головой. И подпись: «св. Франциск сдается Богу». И сразу вспомнил слова учителей о необходимости сдаться на волю Божию, отказавшись от своих желаний и привязанностей, отказавшись от того, чтобы считать себя отдельным существом, которое что-то решает, что-то делает, выбирает и якобы имеет свою независимую свободную волю. Я вспомнил биографию Франциска: он был наследником очень богатых родителей, вел распутный и бесшабашный образ жизни, не знал недостатка ни в деньгах, ни в веселых вечеринках, ни в женском внимании. А потом вдруг отрекся — и от всего своего наследства, и от своего образа жизни. И сдался Богу.
И вот тут ясно увиделось: это отречение и уход в бедность для св. Франциска были необходимым условием для его «встречи» с Богом. В его случае деньги и сладкая жизнь — были привязанностями, удерживавшими его рамках представлений о том, что такое хорошая жизнь (и соответственно что такое жизнь плохая). От этих вот убеждений, от этих привязанностей ему и нужно было отказаться. «Богатство» его было именно в них (а не в деньгах, которые служили только внешним выражением этих убеждений). И он отказался. Причем, по всей видимости, этот отказ случился совершенно спонтанно и естественно. Без особых усилий с его стороны. Просто по Милости. Без всякого напряга, без ломок и особых «волевым решением принятых на себя очень важных обязательств» и «практик». Просто сложилось. (Хотя в уме, конечно, могли происходить всякого рода битвы и искушения, но они вряд ли уже имели какое-то большое значение для Франциска, который «сделал» неизбежный «выбор», «выбор», который был не выбором и не решением, а единственно возможным фактом.)
То, что францисканцы и многие другие христиане в слепом подражании отказываются от имущества (чтобы следовать заветам Франциска и Христа), это в массе своей заблуждение. Потому что этот отказ происходит чаще всего не естественным образом, а просто потому что есть идея о том, что «так надо», и в итоге это лишь внешний отказ. А внутри при этом остаются все те же старые склонности и предпочтения (подавленные, но все еще имеющие силу). И поэтому мысли продолжают появляться и приниматься как свои собственные, а потому оказывающие влияние и имеющие важность. А «грех» продолжает оставаться необходимой и главной христианской доктриной.
Это все стало ясно мгновенно.
«Никакой слуга не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и маммоне». Но что означает «служить»? Это означает «быть привязанным», «быть зависимым». Для Франциска не было никакой возможности оставаться в миру, с деньгами, с прежней жизнью. Это были такие «родственники», такие искушения для него, которые отпали естественным образом. И без этого естественного отречения в случае Франциска обойтись было невозможно. Но для других мудрецов и святых не было необходимости отказываться ни от имущества, ни от семьи. Потому что для них и так не было в этих вещах ничего важного. Свобода не знает нормы. Бог не знает нормы. Каждый случай уникален и неповторим. Вот чему научил меня в тот момент св. Франциск. Если Бог позвал тебя, то все лишнее отвалится само собой. Может быть не моментально, не сразу, но отвалится. И станет очевидным: «То, что вы ищите, уже находится там, откуда вы ищите».
Между проявленным миром (его движением, потоком мыслей, форм, явлений, образов) и Реальностью нет противоречия, они едины. Противоречие возникает только тогда, когда ты не видишь этого единства и начинаешь верить в то, что ты отдельная частица в этом как бы внешнем потоке — тело, заброшенное в этот мир и вынужденное бороться за выживание, за удовольствия, за отсутствие боли… И тогда возникают привязанности и стремления к объектам этих привязанностей, то есть к чему-то, чего, как кажется, не хватает для счастья. А следствие этих стремлений — мысли, беспокойства и все прочие туристы.
Реально (постоянно есть) только одно — Бог, Тишина, Покой. Для святого Франциска, как и для святой Клары, это просто внезапно открылось, и все остальное в одночасье потеряло для них какую бы то ни было важность. Они жили (живут) в Боге и были (есть) едины с этой Жизнью, едины с Богом.
