ФОТО И ТЕКСТ: ГЛЕБ ДАВЫДОВ

Ежегодно в августе в Папуа-Новой Гвинее проходит фестиваль Mount Hagen Cultural Show. Среди самих папуасов шоу, которое они показывают, называется словечком “Синг-синг”. Ритуал этот корнями уходит в глубокую древность, в каменный век. Издревле “синг-синги” устраивали в честь победы над противником (соседним племенем) или в честь перемирия (опять же с соседним племенем).

* * *

В конце XIX века Папуа-Новая Гвинея чуть было не стала российской колонией. Это легко могло бы случиться благодаря русскому ученому Николаю Миклухо-Маклаю.

20 сентября 1871 года Миклухо-Маклай поднял на побережье залива Астролябии в Папуа-Новой Гвинее российский флаг. Территория получила название «Берег Маклая». Впервые русские ступили на эту землю.

Приплыл сюда Маклай с целью изучения морских губок, живущих в Тихом Океане. И все, что он увидел, так ему понравилось, что решил он остаться.

Прожив среди папуасов-людоедов 15 месяцев, он окончательно влюбился в эту страну и в особенности в ее жителей. В их простоту, искренность и добросердечность, в их первозданную чистоту. Хотя некоторые из папуасских племен и впрямь ели своих врагов, взятых в плен, Маклай отнесся к этим людям непредвзято, а они, почувствовав его отношение, приняли его, как брата.

Вернувшись в Россию, Миклухо-Маклай предложил Александру II учредить в Папуа-Новой Гвинее российскую колонию. Целесообразность колонизации он обосновывал несомненной геополитической пользой, которую могла бы принести эта земля России. Но царь, подумав немного, предложение отклонил. А ведь могло бы получиться наоборот! (Известно, что Александр II вполне всерьез рассматривал возможность, предложенную Маклаем…)

Задумано же Маклаем было нечто совершенно необыкновенное. Не просто колония, а большое русское поселение в Тихом океане. Причем Маклай очень торопился: вопрос о взятии папуасов под покровительство России требовал скорейшего решения, поскольку тогда уже было ясно, что Англия и Германия готовятся аннексировать Новую Гвинею. Закончилось дело тем, что Миклушка действительно собрал человек двести русских добровольцев, готовых поселиться в Папуа, и даже кое-кто из них туда с ним уехал.

Маклай был не на шутку очарован этим краем, видел в нем своего рода гогеновский рай на земле. С прекрасными полуголыми девушками и вечным летом. И хотя вскоре он осознал все превратности папуасского климата, твердо решил сделать все возможное, чтобы предотвратить колонизацию Папуа-Новой Гвинеи другими странами. И вел в связи с этим сложную политическую интригу, целью которой, по его словам, было не допустить уничтожения самобытности редкого народа… Маклай ведь прекрасно знал колонизаторскую практику англичан, своими глазами видел, как они поступали с аборигенами в других странах (например, в Тасмании это был форменный геноцид).

Но вернемся в наши дни. В Папуа-Новую Гвинею я ездил по работе, то есть в командировку. Целью командировкий был горный город Маунт Хаген, в котором каждый год в третий уик-энд августа происходит одно из самых масштабных, ярких и громких этнографических событий в мире – Mount Hagen Cultural Show. Большой фестиваль, куда съезжаются самые яркие племена папуасов, чтобы наряжаться, танцевать и петь и вообще демонстрировать друг другу (а заодно и немногочисленным туристам, которым повезет в этот момент сюда добраться) свои древние ритуалы. Этакий ежегодный межплеменной слет. Событие, интересное уже хотя бы тем, что это не какой-нибудь там искусственный туристический маскарад (как, например, бывает в некоторых африканских странах), а нечто по-настоящему живое, корнями своими уходящее в глубокую древность, хотя и несколько модифицированное.

Но до Маунт Хагена мне довелось посетить еще несколько городов Папуа-Новой Гвинеи. Одним из них был Маданг, который находится совсем недалеко от того места, где в 1871 году высадился Миклухо-Маклай. И вот что меня более всего поразило – так это отношение в Маданге (да и в других городах ПНГ) к русским.

Гуляю я как-то раз в окрестностях Маданга и вижу – четверо матерых папуасов пьют пиво около своей хибары (простые люди в основном живут там в соломенных хижинах на деревянном каркасе). Заметив меня, мужички помахали, пригласили подойти. Стали с любопытством, но без особого энтузиазма спрашивать, не из Австралии ли я (австралийцы – самые частые белые гости в Папуа-Новой Гвинее, их здесь не очень-то любят). Узнав, что я русский, из Москвы, они мгновенно оживают, вскакивают со своих мест, горячо и приветливо пожимают мне руку. А потом поют для меня несколько своих застольных песенок на смеси английского и местных диалектов (этот язык называется у папуасов «писин-ток» и представляет собой единственное средство общения между племенами, которых тут около 800 и у каждого из которых есть свой собственный основной язык).

Объяснение этой радушной встрече и тому подобным эпизодам, каковых со мной в Папуа произошло множество, нашлось очень скоро: оказывается, папуасы прекрасно помнят Маклая. Память о его пребывании здесь и добрых делах, им совершенных (а он многому научил папуасов и всячески помогал им справляться с превратностями быта), – эта память настолько жива, что о Маклае папуасы говорят примерно так, как если бы он побывал там только вчера. «Да, мы тут ему помогали через джунгли пробираться», – сказал мне один таксист, обнажая в улыбке свои красные (от постоянного жевания бетелевого ореха) зубы. Он говорил о Маклае, словно вспоминая о своем хорошем друге. И это отношение к русскому ученому распространяется здесь – на всех русских.

Папуасы очень приветливы, хотя на первый взгляд кажутся суровыми и мрачными. Но это только на первый взгляд. Если приглядеться и высмотреть в этой туче просвет, посмотреть в глаза и вовремя улыбнуться, то вы будете щедро вознаграждены ответной улыбкой. И улыбка эта будет такой теплоты, что с тех пор вам уже только этого и будет надо: просто улыбаться им – ради процесса самого естественного энергообмена на свете.

Вообще слухи о папуасских брутальности и людоедстве сильно преувеличены. Нам это известно еще со времен Маклая, который с первого взгляда понял, насколько простодушны эти люди. Когда он впервые предстал перед ними, те встретили его копьями. Реакция Маклая была исключительно хладнокровной. Вот что записал он вскоре после этого в своем дневнике: «Исключая двух или трех царапин, никто не решался нанести мне тяжелую рану – диких ставил в тупик мой неизменный индифферентизм». Во многом благодаря этому «индифферентизму» папуасы сочли его «человеком с луны», способным летать и поджигать море.

Но особую роль сыграла также и его прямота. Обратимся к дневнику. «Мой старый приятель Саул, положив мне голову на плечо, спросил меня заискивающим голосом и заглядывая мне в глаза: «Маклай, скажи, можешь ты умереть? Быть мертвым, как люди Бонгу, Богати, Били-Били?» Вопрос удивил меня своей неожиданностью и торжественным, хотя и просительным тоном. Выражение физиономий окружающих показало мне, что не один только Саул спрашивает, а что все ожидают моего ответа. На простой вопрос надо было дать простой ответ. Мой взгляд остановился на копье, толстом и хорошо заостренном. Я нашел мой ответ. Сняв со стены это копье, я подал его Саулу, отошел на несколько шагов и остановился против него. Я сказал тогда: «Посмотри, может ли Маклай умереть». Недоумевавший Саул, хотя и понял смысл моего предложения, но даже не поднял копья и заговорил: «Арен, арен!» (нет, нет!)».

В принципе, можно сказать, что в своей простоте душевной и добросердечности папуасы с тех пор нисколько не переменились. Конечно, в крупных городах иной раз можно обнаружить пропажу бумажника или услышать об изнасиловании австралийской туристки (да, многие папуасы еще просто не знают, что такое закон, продолжая жить по сугубо своим понятиям, но ведь кражи и изнасилования часто происходят и в России). В большинстве же своем папуасы безопасны и дружелюбны и почти все в той или иной степени понимают английский и могут на нем изъясняться…

Ладно, поговорим, наконец, о фестивале! Подобные мероприятия происходят несколько раз в год и в разных городах ПНГ. Но августовский фестиваль в Маунт Хагене – самый большой. Среди папуасов шоу, которое они показывают, называется словечком «Синг-синг». Этот ритуал сохранился еще с каменного века. Еще тогда синг-синги устраивали в честь победы над противником (соседним племенем) или в честь перемирия (опять же с соседним племенем). Но в 50-х годах XX века перед правительством ПНГ встала задача примирения постоянно воюющих между собой племен и объединения их в единую нацию (в силу языкового и культурного многообразия племен эта задача была очень сложна). Чтобы решить эту задачу, было решено проводить мультиплеменные синг-синги. То есть такие, на которые бы съезжались представители десятков, а иногда и сотен племен и знакомились друг с другом. Так и появились все эти «культурные фестивали», в том числе и маунтхагенский.

Со временем воевать племена почти прекратили, а язык пиджин-инглиш (он же ток-писин), на котором раньше папуасы общались только с европейцами, превратился в официальный язык страны и язык межплеменного общения. При этом сохранилась традиция собираться несколько раз в год и показывать друг другу свои древние обычаи, демонстрировать военные и культовые танцы, красоваться в доисторических тотемных костюмах.

В конце XX века на эти синг-синги стали ездить туристы. Но все же туристическими эти фестивали называть было бы не вполне верно. Это по-прежнему съезд воинов и домохозяек, показывающих друг другу свои многовековые достижения.

То, что я увидел здесь, настолько плотно врезалось в мою память, что я даже сейчас могу, закрыв глаза, снова очутиться на этом древнем шабаше – диком слете доисторических воинов, мифологических чудовищ и красивых дикарок, обвешанных бусами из огромных раковин.

Подготовка к синг-сингу начинается рано утром: племена рассаживаются группками на большой поляне и начинают наряжаться и краситься. В ход при этом идут самые разнообразные артефакты – от разноцветных перьев экзотических птиц (а эндемичных птиц в ПНГ очень много) до свиных клыков. От собачьих костей до цветов, растений, мха и морских раковин самых разных размеров…

Четвёрка лоснящихся на солнце, раскрашенных папуасов в набедренных повязках деловито умертвляют поросёнка. Роют яму, погружают в нее еще подергивавшуюся тушу и засыпают камнями, раскаленными на огромном, отпылавшем тут же рядом костре. Убийством и приготовлением поросёнка (самого дорогого, что вообще есть у папуасов) во все времена начинался любой синг-синг.

Откуда-то издали доносятся дикие первородные песни и ожесточенный барабанный бой. Если бы не горстка туристов, в обнимку с фотоаппаратами озабоченно кружащих вокруг, я бы решил, что это сон… На четыре часа все забывают о зарытом поросенке и принимаются камлать… Причем туристы тоже камлают – правда, на свой лад: бегают среди папуасов с камерами и повизгивают от восторга…

У каждого племени свои ритуалы – свои песни, свои танцы, свои костюмы и свой уникальный и неповторимый раскрас. Вызвано это, скорее всего, такими факторами, как разница между изначальной средой обитания племен (в костюмах племен из болотистых мест, например, преобладают глиняные серые и зеленые цвета). Также влияние на вид раскраса и содержание ритуалов оказывают и тотемные верования каждого из племен…

Как призналась мне симпатичная папуаска по имени Кэти из племени Комун (Komun), папуасы из одного племени часто совершенно не понимают смысла ритуалов папуасов из другого племени. Как если бы они были людьми с разных планет… «У них свой язык, свои традиции, и они не похожи на нас, людей Комун. Но при этом я понимаю, что мы одна нация, и нам очень интересно смотреть друг на друга», – сообщила мне Кэти, пока ее соплеменницы, обмазанные свиным жиром и обвешанные перьями, раковинами и растениями, продолжали свое коловращение…

Ритуалы, которые демонстрируют папуасы во время фестиваля, представляют собой синтез песен, танцев и магических действий с применением разнообразных культовых атрибутов, костюмов, макияжа и головных уборов. Папуасы одевают свои самые яркие одежды, раскрашивают лица и тела – так, как это делали их отцы, деды и прадеды, и погружаются в некий транс, призывая при этом дух предков и как бы предоставляя предкам свои тела для воспроизведения вечной мистерии… И все это (во время фестивалей, во всяком случае) абсолютно безопасно для зрителя.

Цветовой и звуковой спектр тут представлен самый широкий. Это и воинственные папуасы с Восточного нагорья с ярким желто-оранжевым гримом, и чернолицые гологрудые представительницы племени Кабобун из Южного нагорья, и так называемые «люди грязи» из деревни Асаро (прозвище «люди грязи» они получили потому, что с головы до ног вымазываются серой глиной, надевают на головы устрашающие глиняные шлемы-маски, а на руки – сделанные из тростника «фреддикрюгеровские» пальцы-клешни, а потом медленно движутся в полной тишине, изображая восставших из загробного мира мертвецов, собирающихся напасть на враждебное племя)…

Скелетоны-паралитики, пепельные мальчики, воины-птицы с перьями на головах и свиными клыками в носах, брутальные парни из племени Хули в священных париках из человеческих волос. Все это мгновенно завертелось, смешалось, заулюлюкало, заколбасилось и, всколыхнув всю округу коричневой пылью, вылилось в беспрестанную экстатическую пляску.

А в это время, погребенная под камнями и банановыми листьями, в яме дозревала убитая свинья. Небольшая театрализованная потасовка между двумя племенами – и вот уже все с удовольствием жуют пресную, но свежайшую и вкуснейшую сочную свинину…

Ученые считают, что многие племена ПНГ до сих пор сохранили все признаки общества каменного века. Но во время фестиваля в Маунт Хагене в какой-то момент я вдруг ясно почувствовал, что живой интерес здесь представляет не столько вся архаичность происходящего, сколько то неуловимое чувство грусти, которое летало в воздухе во время этого, казалось бы, очень веселого действа.

И, в конце концов, я понял, откуда взялась эта грусть.

Всеми этими танцами и песнями папуасы хотят сохранить и передать миру свой характер, поделиться своей самобытностью. И это – настоящая причина проведения таких фестивалей в наше время (когда уже нет проблемы межплеменной вражды, изначально инициировавшей эти слеты). Вот почему эти фестивали с каждым годом приобретают все большую и большую ориентацию на туристов… А вовсе не ради иллюзорной коммерческой выгоды (на самом деле туристов не слишком-то много, какая там выгода).

И когда я смотрел на них, слушал их песни, наблюдал за тем, как увлеченно они танцуют, как покорно и даже с удовольствием они позируют фотографам, с каким интересом наблюдают друг за другом, я ощущал в этом не только радость, но и вполне отчетливую грусть. Грусть уходящих времен и традиций.

P.S.: Меня часто спрашивают, действительно ли в ПНГ много людоедов. Лично я людоедов не видел. Все, с кем я сталкивался в ПНГ, оказывались весьма дружелюбными и часто даже приятными людьми. Но говорят, что в отдаленных районах, в которые обычно не доезжают ни туристы, ни местные власти, людоедство процветает и до сих пор. Хотя законом оно было запрещено еще лет 50 назад.