ТЕКСТ: ГЛЕБ ДАВЫДОВ. ФОТО: ОЛЬГА МОЛОДЦОВА, ГЛЕБ ДАВЫДОВ

Сезон дождей в Таиланде – совершенно ни на что не похожее время. Те, кто бывал в Таиланде в обычный солнечный сезон, даже и представить не могут, какой Таиланд может подстерегать их, отважься они поплавать по тайским островам в мае. Например, по островам архипелага Ко Чанг.

Внутри кокосового ореха скользко и влажно. И все искрится – как солнечным январским днем искрится снег в Подмосковье.

Но, конечно, кокос не снег.

Кокос – это проливные тропические дожди. Это острокислый суп Том Ям Гунг с грибами. Это вечно непросыхающий пляжный песок, который изрыт маленькими курганами. (Курганы оставляют за собой неосторожные крабы, мгновенно зарываясь в землю в надежде спастись от надвигающегося прилива…)

Кокос – это сезон дождей. Время не самое радостное и совершенно не безопасное, но вскрывающее такое лицо Таиланда, которого вы не видели никогда.

Сезон дождей так же бесконечен, как и зима в России. С мая по сентябрь – ливень. Иногда кажется, что он устал, и даже солнечный блик гуляет уже по пляжу, но… это мираж. Такая же наивная фантазия, как катание по кокосовой мякоти на санках…

Началось все так: живущие в Таиланде друзья убедили нас, будто сезон дождей – это миф и что на самом деле все очень даже приятно – мол, небольшие дождики бывают раз в три дня и длятся не более часа.

О том, что этот миф чуть не стоил мне жизни, я еще расскажу, а пока мы только-только прибыли в Бангкок, вылезли из такси, и… сразу оказались под дождем. Он подкрался незаметно, капля за каплей. Капли высыхали на лету, не успев даже толком прикоснуться к одежде. Но это была всего лишь репетиция.

Дня четыре мы парились в Бангкоке, посещая массажные салоны и японские рестораны и решая, куда нам двинуться дальше. Вариант первый – Мьянма, но там сейчас сезон дождей гораздо серьезнее, чем в Таиланде. Вариант второй – остров (Ко) Самет («ко» означает «остров») – заповедник, цивильное место, куда жители Бангкока ездят провести уикенд. Вариант третий – маленький остров (Ко) Мак, один из дальних островов архипелага Ко Чанг. Этот третий вариант настойчиво советовали все те же наши друзья, и он был привлекательнее прочих, потому что хотелось впечатлений стопроцентно неповседневных. И мы их получили…

Наша моторная лодка шла среди маленьких необитаемых островов, покрытых зеленью и облаками. Передразнивая облака, за лодкой бело-голубым следом пенился океан. И тут, в этой пене, открылась мне древняя тайна – тайна тайской письменности! Инсайт звучал так: нелепые свои закорючки-буквы тайцы подсмотрели, разглядывая эти воздушно-пенные взаимопародийные игры прибоя и неба.

Некоторые попутные острова такие маленькие, что их хочется забросить в рюкзак и привезти друзьям в качестве сувенира. Волны становятся все сильнее, лодка периодически наклоняется. То и дело заряжает дождь. Невольно начинаешь думать, что крушение очень даже вероятно и оранжевые спасательные жилеты развешаны по всей лодке весьма, в общем-то, кстати…

Через три часа мы причалили прямо в небо (лодка резко набрала скорость и пошла вперед, настолько сильно задирая нос кверху, что, казалось, она не плывет уже, а летит, рассекая облака, чтобы доставить нас куда-то на другую планету).

Голубая прозрачная вода, лесистая бухта, теплое и влажное солнце. Мы сняли небольшое бунгало и сидим у моря. На берегу никого. Над водой изогнулась кокосовая пальма. И когда постепенно стемнело, прямо под этой пальмой вдруг вспыхнул отельный прожектор. В темноте, над неестественно белым песком, над волнами океанского прибоя высвеченная ярким лучом пальма смотрелась абсолютной рекламной картинкой: остроконечные ярко зеленые листья под чернеющим звездным небом… И теплая, как сон, вода.

Ночью началась сильнейшая гроза. И весь следующий день дождь лил и лил, не давая нам даже переселиться в более дешевый и дикий пустующий бунгало-отель. В деревянный домик на самом берегу океана.

И вот мы все же переселились, а вечером… началось непоправимое. За нашим бамбуковым бунгало раздалось странное мяуканье. Кошка? Нет. Через минуту оно замяукало на пол тона ниже – ответное «мммааа-а-а». А еще через пять минут уже целый хор брачующихся лягушек квакал и стонал за нашей бамбуковой стенкой. Слышимость была такая, будто они сидели у нас под кроватью.

Слева с новой силой зазвенели незаметные днем цикады. Справа защебетали птицы. У входа в дом зловеще зарычало море. По крыше стучал мерный ритм проливного дождя. Началась психоделическая звуковая оргия.

В этом лягушачьем раю ползают огромные пауки, летают маленькие мотыльки, а на стенах застыли без движения чудные насекомые. Уже глубокая ночь, но по-прежнему беспрерывно и с каждым часом все громче орут за нашим сараем обезумевшие от похоти или любви лягушки – то ли сношаются, то ли молятся своему лягушачьему богу. Красные муравьи атакуют припасенное на завтрак печенье.

Мы лежим в темноте и буквально тонем в этом неутомимом гомоне. Исчезаем и появляемся вновь в каждом новом звуке этой тропической вселенной.

Среди сотен сверчков в лягушачьем раю наши души рождались как будто заново… Прошептав нам свою последнюю заповедь, море еще несколько раз ударилось о камни и бессонно растворилось в тумане звенящих и невнятных теней…

Я внезапно очнулся от звукового забытья, в которое незаметно упал несколько минут, а может часов, назад. Судя по звукам волн, море совсем уже приблизилось к дверям нашего бунгало. Мне стало страшно. Даже жутко… Всплески волн были такие громкие и шумели так близко, что казалось, будто огромные волны вот-вот начнут накрывать этот утлый сарайчик. Я вспомнил старые сводки новостей о случавшихся в этих краях цунами…

Дождь выбивал по крыше и ставням всенощные дроби. Сбесившиеся лягушки голосили на все лады и октавы, будто пришел, наконец, для них долгожданный судный день. Ультразвуковые трели цикад достигли того барьера, за которым слух то и дело переставал их воспринимать. Наше бунгало стояло на болоте! А море во время ночного прилива попросту заливалось под пол, наполняя это болото новой жизнью.

Утром мы перебрались в соседний домик, который стоял вроде бы чуть дальше от болота, но был при этом поменьше размером. Воспользовавшись передышкой природы, берем напрокат два велосипеда и едем осматривать остров. Дальше – в памяти остались отдельные фотокадры.

Вот каучуковые плантации, где каучук добывают точь-в-точь, как березовый сок в России: желобки вбивают в ствол, а под них вешают вверх ногами закрытую пластиковую бутылку с отрезанным дном. Раненые деревья истекают белой вязкой на ощупь и моментально застывающей кровью.

А вот мы пережидаем дождь в местном крематории. Огромная закопченная печь с тележкой и длинной трубой. Судя по паутине, укутавшей «вход» в печь, на Ко Маке давно уже никто не умирал. Что ж… следующим клиентом этого крематория мог бы быть я. Сейчас расскажу.

На пустынном пляже, где мы спешились через десять минут после крематория, дует сильный ветер, сгущаются тучи, собирается дождь. Я смотрю на беснующиеся волны, и тут в моем правом ухе чуть сзади раздается очень странный свист. Обернувшись, успеваю заметить, как на заднее колесо лежащего рядом со мной велосипеда смачно бухается огромный увесистый кокос! Он свалился с высокой пальмы и пролетел в нескольких сантиметрах от моей головы. Сильнейшая восьмерка и несколько сломанных спиц… Через час владелец велосипеда задумчиво потрогает колесо, покачает головой и скажет: «Тебе повезло».

И вот первый вечер в маленьком бунгало. На улице снова ливень. Выключатель света искрит и дергает током. Океан злится и разливается с новой силой. Казалось, будто мы очутились внутри большого куба-батискафа, помещенного внутрь гигантского аквариума. Дождь проникал сквозь щели деревянной хижины и лил прямо в постель. Гром бил глубокими гулкими ударами. Круг противомоскитной сетки над нами то и дело вспыхивал в свете молний, проникавшем сюда через щели в стенах и потолке. Я выглянул за дверь (для этого пришлось всем телом навалиться на нее, так как снаружи к ней прилип сильнейший ветер). Там, за дверью в свете молний пенилось и ворчало больное розовое море. Выключив электричество, я тут же уснул, утомившись от игры своего воображения, которое к описанной картине дорисовывало уже совершенную фантасмагорию.

Циклон пришел из Вьетнама. Ожидалось, что дождь продержится один-два дня, но на следующий день все повторилось опять, так что утром я уже чувствовал себя, как философ Хома Брут из гоголевского «Вия», проведший очередную ночь у гроба панночки.

Почему так происходит?! Мы приехали в рай, а он вдруг оказался адом! Нет, это больше невозможно терпеть! Завтра мы отсюда валим! На большой остров Ко Чанг, поближе к цивилизации, или хоть даже опять в Бангкок! Лишь бы подальше от этого стихийного бешенства.

Пережив еще одну страшную ночь, мы встали в семь, чтобы ехать к пирсу. Открываем окно: на улице все мокрое, как обычно, и опять везде грязь, выброшенная на берег ночным приливом, но… на песке явственно обозначился желтый свет – мы оставляли Ко Мак в солнечный день. Вот таким райским местом мы хотели бы видеть этот остров! Но он обернулся для нас лягушачьим раем.

Дальше был большой Ко Чанг – главный остров архипелага, всего в сорока минутах езды от большой земли. Бунгало стояли друг к другу почти впритык, из соседнего – ночи напролет неслись стоны знойной итальянки. «Si! Si! Si sta bene! Cosi! Cosi!!!». Да когда же это кончится?!

Но переселившись на другой конец острова, на побережье Hat Kai Bae, мы, наконец, нашли тишину.

Тайцы собирают ракушки. Вдалеке – полоска горизонта, где соединяются бледное бело-голубое вечернее небо и бледное зелено-голубое вечернее море… Эта полоска, которой на самом деле не существует, – своего рода стержень. На этом иллюзорном стержне держится типически райская картинка: прибой, пальмы, островок, небо, цикады, умиротворение. Но поскольку стержня этого нет, то нет следовательно и самой картинки. Есть только зыбкий песок у меня под ногами, гамак, принимающий форму тела, и профиль моей подруги на фоне неба…

Вечером приехали буддийские монахи. Они пели мантры, а служащие отеля выносили им угощения – рис, фрукты, кокосы… Монахи пели мирно и весело, сложив ладони и зажав между ними длинную ниточку. Один конец ниточки был привязан к статуе Будды, а другой, пройдя через руки каждого из двенадцати монахов, заканчивался в руках последнего из них. Этот последний монах, со странными рисунками на лице, заметив меня, улыбнулся и жестом пригласил тоже сложить ладони.

Он явно знал или догадывался о наших злоключениях. Я вспомнил почему-то, как пару часов назад эти монахи незлобиво смеялись, заметив меня, застигнутого внезапно начавшимся ливнем и бежавшего в бунгало… Это было естественно и понятно… Я улыбнулся монаху с татуировками на лице и сложил ладони.

Май-июнь, 2006 г.