Начало книги – здесь. Предыдущее – здесь.

15 августа 1990 года, уезжая в курортно-пролетарский город Феодосию, я по радио услышал сообщение, произносимое классическим дикторским басом с нужной степенью официоза: «Погиб в аварии известный певец и композитор Виктор Цой». Хотя в нем не было ничего веселого, как ни странно, оно выглядело в своей идеологической напыщенности слегка забавным. В эпоху «Маяка» я ни разу не слышал, чтобы хоть одна песня «Кино» прозвучала по радио. Эра FM-станций была впереди. Мы сидели на УКВ. У нас, советских, и волны были свои, чуть «сдвинутее» по шкале приемника.

Высоцкий и впоследствии рок-кумиры – «Машина времени», «Аквариум» «ДДТ», «Алиса» и «Кино» – все это были «магнитофонные» короли. Официальные СМИ их игнорировали. Советское радио шутить не любило, и было ясно: произошел ужасный и трагический факт.

Через год таким же голосом было сообщено о путче ГКЧП, и тоже было понятно – нечто страшное. Это, вероятно, последнее сообщение «в таком тоне». Через небольшое время дикторы освоили разговорный жанр, игнорируя функцию транслятора идеологически просеянной информации. Эфиры заполонили беззаботно стрекочущие диджеи.

В первый раз я услышал цоевские песни – «Когда-то ты был битником» и «Мои друзья» – в 1985-м. На чужой кассете, после песен «Аквариума». Запись была плохая. Мы думали, это – тоже «Аквариум», только ранний. Тексты – попроще, а мелодии – намного интереснее гребенщиковских…

Уже позднее стала известна легендарная история, что Борис Борисович услышал Цоя в электричке. БГ был уже БГ. По его свидетельству: «Первую вещь я не запомнил, а вторая была уже “Мои друзья идут по жизни маршем, и остановки только у пивных ларьков…” У меня появилось ощущение, что я достал со дна моря запечатанную амфору и раскрыл ее». Определенная схожесть стилей «Аквариума» и «Кино» заметна и в первом «киношном» альбоме – «45». Что понятно – музыканты «Аквариума» помогали Цою в записи…

Году в 1986-м мой друг приволок чистейшую запись альбома «Кино» «Это не любовь». Кто-то там у него был знакомый в Питере.

С одной стороны, темы пересекались с темами обычных поп-музык: пришла – ушла, любовь – нелюбовь… Но сама интонация была очень любопытна, альбом можно было слушать без перерыва. Что мы и делали. Что-то там было задорное, искреннее и даже нахальное: «Уходи, но оставь мне свой номер, я, может быть, позвоню, но вообще я не знаю, зачем мне нужны эти цифры… Уходи, оставь телефон и иди!» Лиризм автора смешивался с незлым цинизмом. Но и в том, и в другом случае герой песен был органичен и вызывал симпатию.

Фирма «Мелодия» выпустила пластинку «Ночь» (1986). Там продолжались подростковые темы: гуляние по ночам с кассетником («Видели ночь, гуляли всю ночь до утра»), бодро-бойцовские («Доброе утро, последний герой»), тонко-метафорические («Деревья, как звери, царапают темные стекла») и, конечно, танцевальные («Просто мы хотим танцевать»).

Эффектный выход Виктора Цоя в финале фильма «Асса» перед стадионом с песней «Мы ждем перемен», где в ответ «электрическому» драйву его голоса зажглись десятки тысяч свечей, довел до сознания страны Советов, что появилась новая супергруппа… Это было откровением и для его поклонников. Произошло это в 1987-м.

В 1988 году, будучи студентом, я оказался на практике на МКТС – доблестном Московском комбинате твердых сплавов. Там, в Москве, мы впервые увидели воочию, что такое новый Арбат. То, чем впоследствии станет в Киеве Андреевский спуск: художники, музыканты, мельтешня, уличная клоунада. Все это было совершенно необычно в ту пору.

Я часто пропадал на Арбате – уличная богемная тусовка очаровала меня. Был там один достаточно популярный парнишка, маленький, с кучерявой башкой. Хриплым голосом он выдавал разные пародии, вызывая у аудитории благодарный смех. Например, на мелодию шлягера Джо Дассена он горланил: «Тише, Танечка, не плачь, не утонет в речке мяч… Мяч, дура, вообще не тонет!» Или: «Наша служба и опасна, и трудна и на первый взгляд как будто… не нужна…»

Однажды исполнитель комических куплетов вдруг запел вещь, в припеве которой мистически-завораживающе звучали строки – «Между Землей и Небом – война. И где бы ты не был, что б ты ни делал – между Землею и Небом – война».

Собравшиеся зрители подхватили припев и стали тянуть его хором. Такого успеха у кучерявого еще не было! Он быстренько почувствовал определенное преимущество и даже двинулся в поход по Арбату. «Где-то есть люди, для которых теорема верна, но кто-то станет стеной, а кто-то – плечом, под которым дрогнет стена…»

Куплеты были наполнены символами, отражающими борьбу старого с новым, что во времена «перестройки» было более чем актуально. Но припев выводил эту «актульность» на вселенский уровень борьбы Тьмы и Света.

Припев был настолько сильный и заводной, что поющие его (в том числе и я) образовали колонны, марширующие по улице. Как только пацан исполнял куплет, толпа дожидалась нужного момента и опять самодеятельно выводила: «Между Землей и Небом!!!» Это звучало гимном. Мы вошли во вкус и исполнили вещь неоднократно. Нас захватила эта возрастающая от массовости мощь произведения. Что-то в этом было от священнодействия.

Когда мы расходились, решили выяснить, кто все же автор шедевра? Неизвестно. Я решил, что в силу сложной метафоричности – это свердловская группа «Наутилус-Помпилиус», которая уже гремела на весь Союз. Они «догнали» Гребенщикова по поэтической образности, но были сильнее в мелодиях.

От Цоя такого не ожидал никто!

Однако альбом «Группа крови» буквально взорвал молодежную публику! После дворовых подростковых текстов, совершенно неожиданно Цой зазвучал философски и даже мифически.

Помню, я слушал в плохой записи этот альбом у друга дома; нас потрясли строчки в «Легенде»: «Нет слова жизнь, есть любовь, и есть смерть. Но кто будет петь, если все будут спать? А смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать». Это была настоящая поэзия!

Традиционно советские рок-группы считались слабенькими по части упаковки: синтезаторы, аранжировки, звучание – все это уступало западным образцам и было почти на любительском уровне.

Как-то я шел по родному институту и услышал по радио музыку: сильное гитарное вступление, умело подхваченное электронными пассажами синтезатора. «Могут же западные команды! Не то, что наши кони!» – с досадой подумал я, считая, что это очередной «забугорный» хит. Каково же было мое изумление, когда после забойного вступления раздался цоевский голос: «Мы хотим видеть дальше, чем окна дома напротив, мы хотим жить – мы живучи, как кошки». Вот тебе раз! И рефреном – «Дальше действовать будем мы!»

«Мы» – это молодежь! Пока «вы» – «старежь» – «не угробили весь этот мир». Консервативные «застойные» отцы должны были уступить место чадам. Ведь те – кроме мамы с папой – еще и являлись детьми «перестройки».

Альбом «Группа крови» и по содержанию, и по форме стал самым значительным явлением рок-музыки 1988 года.

Телепрограмма «Взгляд» тихонько (чтобы по голове не получить) пригласила новых рок-звезд к себе на эфир.

Фильм с Цоем в главной роли – «Игла» – был довольно посредственным. Но присутствие в нем Виктора (то же было с фильмами «Взломщик», где играл Константин Кинчев, и «Начни сначала», где играл Андрей Макаревич) приводило в кинотеатры толпы.

Здесь Цой продолжал лепить образ бойца, владеющего к тому же модными восточными единоборствами. Соц-артовский фильм, пародирующий разваливающуюся социалистическую действительность, разъедаемую криминалом и наркотиками, стал блок-бастером. Там сохраняет спокойствие и реально борется с гадами герой-одиночка. Он вытаскивает девушку из клоаки наркотической зависимости, он пытается ее вырвать и из гнилого окружения («воплощенный порок» – панк-звезда Петр Мамонов). Но терпит фиаско. В отместку тип блатного вида подло пырнул его ножом, попросив закурить. Однако герой встал с колен, медленно прикурил сигарету и с трудом пошел дальше. Кадр фиксируется. (Как в боевике «Кулак ярости» с Брюсом Ли, которого любил и кому в какой-то степени Цой подражал.) Картинка становится культовой: снег, обагренный кровью, и вдалеке – фигура в черном, словно бинтом, укутанная метелью. И все это – под гипнотические строчки: «Группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве, пожелай мне удачи в бою…»

Герой Цоя стал масштабной, мифической фигурой. Он борется и по Горизонтали – с конкретными бандитами и наркоторговцами, но и помнит о Вертикали, где происходит Вечное Сражение. Он свою борьбу с бытового уровня проецирует на фон Вечности, зная, что за конкретными людьми стоят космические полярные силы.

Подросток вырос в бойца! Площадка, где идет сражение, – это Город. Но это уже не Питер, как в его ранних альбомах. Это – все города.

Это превращение закрепляет последний прижизненный альбом Цоя «Звезда по имени Солнце». «Городу две тысячи лет, и две тысячи лет – война, война без особых причин. Война – дело молодых, лекарство против морщин». Вечный боец «знает, что так было всегда»… но «он способен дотянуться до звезд и упасть, опаленным звездой по имени Солнце…» В этом альбоме гораздо больше горечи, чем в предыдущем, но он – прекрасен.

«Кино» становится сверхмодным. Их приглашают за границу. Во Франции Цой и написал самую трогательную песню этого альбома: «Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна и не вижу ни одной знакомой звезды… Но если есть в кармане пачка сигарет, значит все не так уж плохо на сегодняшний день…» (Ее перепели украинские «ВВ» в сборнике 2000 года «Кинопробы».)

«Кино» – самая популярная рок-группа Союза среди своих сильнейших конкурентов – «Нау», «ДДТ», «Алисы», «Аквариума» и неувядающей «Машины».

Цой «дорос» до официальной «Утренней почты» с Юрием Николаевым. Телепрограмма была посвящена авторам-исполнителям (роль которых до рок-движения играли барды).

Цой, как всегда, в черном, застенчиво улыбался и молчал. Николаев приставал: «А вы всегда такой молчаливый?» – «Сколько я себя помню – я всегда был молчаливым, – ответствовал музыкант. – С детства». – «Ага, значит у вас с детства такой образ», – обрадовался Николаев. «Да не образ, я просто молчаливый, – обиделся Цой, – понимаете?» Юра не понимал…

В 1989 году я видел «Кино» на сборном концерте в киевском Дворце спорта. Цой исполнил пять песен. Голова традиционно гордо откинута назад. Между песнями почти нет перерыва. После каждой он говорил: «Спасибо». А на последней прибавил: «До свиданья». Всего три слова. Но и этого было достаточно, чтобы публика неистовствовала, заведясь от стремительной энергии песен.

Последний альбом, вышедший уже после смерти Цоя, был прозван за цвет обложки «Черным». Там было разочарование в романтике 80-х годов. И общая безысходность: «Здесь в сено не втыкаются вилы, а рыба проходит сквозь сеть…» Совершенно дико в свете гибели певца звучала песня «Будь осторожен»: «Сегодня кому-то говорят: “До свидания”, завтра скажут: “Прощай навсегда”… Будь острожен, следи за собой… Кто-то, выйдя из дома, попадет под машину… Следи за собой…»

Перед глазами вставал чуть ли не клип на эту беспощадную песню, продиктованную Судьбой. Раннее утро. «Москвич» Цоя движется по Рижскому шоссе, набирая скорость… «Будь острожен, следи за собой…» Водитель засыпает за рулем. Автомобиль на полном ходу сталкивается с автобусом… «Будь осторожен, следи за собой…»

Но по всей стране заиграла другая пророческая вещь – «Кукушка»: «Песен еще не написанных сколько, скажи, кукушка, пропой. В городе мне жить или на выселках камнем лежать, или гореть звездой?» Вскоре пошли пронзительные прощальные концерты рокеров под неизменную «Кукушку», так мало «накуковавшую» нашему рок-герою.

С таким же настроением, как на этих концертах, я находился августовской ночью 1990 года на борту катера, следовавшего из Коктебеля в Феодосию. В наушниках звучал любимый голос: «Дом стоит, свет горит, из окна видна даль, так откуда взялась печаль?» И горящие огни ночного города расплывались от слез….

«Время есть, а денег нет», «Алюминиевые огурцы», «Солнечные дни» – мне потом стали ближе и его совсем ранние вещи. Но все его творения не исчезли. Уж столько с тех пор появилось и растворилось хитов, а его песни не надоедают.

Думаю, им присуща какая-то удивительная чистота. У Цоя совершенно «здоровые» тексты. Исполнители рока почти всегда старались эпатировать публику. Они то кажутся борцами, то хамами, то ниспровергателями, кичащимися развязностью, то они – плакатные революционеры. Но общество менялось, и социальность утрачивала остроту, кич казался навязчивым, крикливость раздражала.

Конечно, сила и в волшебстве его голоса. Но образ, который видишь за песнями Цоя, – естественен и чист. Причем как в проявлении силы, так и слабости. Как в его юношеском «Дереве»: «Я посадил дерево… Я все свое время провожу рядом с ним… Мне кажется, что это мой дом. Мне кажется, что это мой друг… Мне с ним радостно, мне с ним больно… Мне кажется, что это мой мир. Мне кажется, что это мой сын…»

Он не боялся выставиться смешным в глазах сверстников. Обнажить свои одиночество и ранимость. И в этом видна его смелость как поэта. Созданные Цоем Вечный Боец и Подросток всегда будут находить сочувствие. Ведь они живут в каждом из нас.

Продолжение

купить книгу можно здесь.

На Главную блог-книги "Философия Вертикали+Горизонтали"