www.peremeny.ru-толстый веб-журнал XXI века
Продолжение. Начало здесь.
Итак, наш герой родился 2.03.31 в селе Привольном Ставропольского края, но с трех лет уже жил не в родительском доме. «В 30-е годы дед возглавлял колхоз «Красный Октябрь» в соседнем селе, в 20 километрах от Привольного, – вспоминает Горбачев в своей книге «Жизнь и реформы». – И пока я не пошел в школу, в основном жил с дедом и бабушкой. Там для меня вольница была полная, любили они меня беззаветно. Чувствовал я себя у них главным. И сколько ни пытались оставить меня хоть на время у родителей, это не удалось ни разу. Доволен был не только я один, не меньше отец и мать, а в конечном счете – и дед с бабушкой». Здесь речь идет деде и бабке по материнской линии Пантелее Ефимовиче и Василисе Лукьяновне Гопкало. Именно им предназначено было сыграть самую серьезную роль в воспитании будущего генсека. Что же это были за люди?
Дед Пантелей происходил из крестьянской бедняцкой семьи, в 13 лет остался без отца, старшим среди пяти детей. Ветеран Первой мировой. Революция подняла его. Михаил Сергеевич вспоминает, что в этой семье говорили: «Землю нам дали Советы». В 20-е годы участвовал в создании товарищества по обработке земли. В 28-м вступил в ВКП(б) и стал председателем колхоза «Хлебороб» в родном селе Горбачева Привольном. В 30-е председательствовал в колхозе «Красный октябрь», потом – заведовал районным земельным отделом. На этой должности летом 37-го Пантелея Ефимовича и застал арест. Обвинение: участие в контрреволюционной правотроцкистской организации. Пантелей Гопкало под пытками все отрицал, но его, конечно, все равно бы расстреляли, если бы помощником прокурора края не оказался порядочный человек… Короче, в декабре 38-го деда освободили, а в 39-м он опять стал председателем колхоза.
Бабушка Василиса несколько юмористически относилась к занятиям своего благоверного. Когда Миша спрашивал ее: а как это было, когда дед создавал колхоз? – она отвечала: «Всю ночь дед твой организует, организует, а наутро – все разбежались». Именно так она говорила или внук непроизвольно искажает ее слова, привнося в них какой-то «привычный вывих» своего сознания, но только приводимое президентом высказывание Василисы Лукьяновны является парадигмой всех его перестроечных начинаний. Ведь основные претензии критиков к генсеку-освободителю сводятся к тому, что он «организовывал, организовывал», ан глядь – уже «все разбежались», в конце – даже союзные республики…
Василиса Лукьяновна верила в Бога. В доме, где Миша рос, были иконы, горела лампадка. А чуть ниже – портреты Ленина и Сталина. Это – от деда, державшего в доме еще брошюрки коммунистических классиков от Маркса до Калинина. Совершенно постмодернистское сочетание элементов православной религиозности и коммунистической идеологии. Выпуклый символ того культурного интерьера, в рамках которого протекало дошкольное развитие открывателя «нового мышления».
Представим картинку: в раннем детстве Миша видит перед собой пример деда, партийно-хозяйственного деятеля районного масштаба. Дед что-то там делает. Организует, руководит, раскулачивает, сбивает крестьян в колхозы, растет в чинах, читает партийные книжки (или только делает вид?), участвует в пропагандистских компаниях (все это неизбежно). Но вдруг ни с того ни с сего верного сталинца (он даже после чекистского застенка считал: «Сталин не знает, что творят органы НКВД») забирают. Горе в семье. Насмешка неба над землей… Не зря, видно, православная бабушка всегда относилась к организационно-идеологическим увлечениям мужа немного скептически.
Что все это значит конкретно, ребенок пока еще не понимает – слишком мал. Он только видит все и мотает на ус – впитывает поведенческие стереотипы деда, учитывает скептицизм бабушки по поводу некоторых его организаторских усилий и на всю жизнь запоминает тот ужас, которым все это кончается перед поступлением в школу… После ареста деда «даже соседские мальчишки избегали общения со мной, – жалуется Михаил Сергеевич и добавляет: – Меня все это потрясло и сохранилось в памяти на всю жизнь».
