Продолжение. Начало здесь. Предыдущее здесь.

Теперь понятно, чего хотел Горбачев от жены, почему он к ней так привязался. А чего хотела она от него?

По профессии Раиса Максимовна была преподавателем философии. Этим иногда объясняют те учительско-родительские интонации, которые были так характерны для ее речи. Но, право же, далеко не всякий преподаватель (даже если он марксист-ленинец) имеет такие наставительные интонации. Доброжелательный и часто общавшийся с супругами Анатолий Черняев в своем «Дневнике помощника президента» очень точно охарактеризовал манеру речи президентши: «Долго, как это только она умеет, будто перед ней дебил (хотя на этот раз вроде бы не «поручение» мне давала, а просто «делилась»), говорила мне: я, мол, всегда избегала»… Неважно – чего избегала, важно – как говорила: «как это только она умеет, будто перед ней дебил». Подобного рода свидетельств немало. Да почитайте хотя бы приведенные выше цитаты из книги «Я надеюсь…». Действительно вдалбливает, разжевывает.

Но ведь ни Горбачев, ни Черняев, ни мы, грешные читатели ее «Я надеюсь…», отнюдь не дебилы. И не дети. Все мы – взрослые люди, способные понимать, что нам говорится, и трезво оценивать сказанное. Так в чем же дело? А в том, что госпожа Горбачева была склонна впадать материнские состояния. И тогда видела перед собой лишь несмышленых детей. Кому-то она просто что-то втолковывала, как дебилу, кого-то отчитывала так, чтобы это видел муж. Вот опять Черняев в позе дебила жалуется: «Как обычно, повторяет по-учительски несколько раз одно и то же. Продолжалось это около получаса. И М.С. при сем присутствовал». Или вот вспоминает Владимир Медведев, руководитель личной охраны президента: «Самое неприятное и унизительное – это ее страсть выговаривать при муже.

– Вот сейчас выйдет Михаил Сергеевич, и мы поговорим.

Выходит Горбачев.

– Михаил Сергеевич, ты хотел поговорить с Владимиром Тимофеевичем.

Тот отмахнется:

– Да ладно».

Нет, не ладно! И, демонстрируя нечто «неладное», она президента «все же «заводит», он начинает говорить на повышенных тонах и в конце концов срывается до крика». А потом, когда горбачевский гнев доходил до высшего градуса, могла и остановить: «Ну хватит, Михаил Сергеевич! Наверное, Владимир Тимофеевич сделает из этого разговора соответствующие выводы». Так она воспитывала многих. В результате и Черняев, и Медведев, и другие до сих затаили эту обиду, переживают в своих текстах неприятные ощущения наказанных мальчиков.

Больше всего это воспитывание челяди похоже на игру в куклы. Мы сейчас не будем анализировать, кто какую роль играл в этих играх. Запомним одно: президентша выступала в роли материнской. И ту же роль она часто играла в отношениях с мужем. Но, конечно, обращение с ним было иное, соответствующее его «младенческим» возможностям и потребностям. Если челядь («детей» уже достаточно взрослых) она наказывала, то с Михаилом Сергеевичем она нянчилась, взаимодействовала с ним на уровне «колыбельных» интеракций.

Помните, когда речь шла о том, как Миша и Рая постепенно сближались, Михаил Сергеевич говорил, что ему время от времени казалось, что с Раисой «происходит что-то неладное». И когда он в ней чувствовал это «неладное», сразу начинал волноваться и что-то предпринимать – чтобы, значит, понять в чем там дело, и таким образом, надо думать, как-нибудь сгладить это «неладное». Что это значит? А то, что Раиса Максимовна таким образом показывала ему, что не все идет, как надо, что ее партнер должен предпринять какие-то шаги. Демонстрируя это «неладное», она разворачивала своего избранника в нужном ей направлении.

Причем, обратите внимание, дело здесь не в словах. Слова-то, конечно, произносились, но они значили вовсе не то, что было сутью происходивших процессов, играли отнюдь не нормальную когнитивную роль, передавали не ту информацию, которая в них действительно содержалась, а иную – ту, которая была между слов. Михаилу что-то «казалось», он нечто «чувствовал». И действовал в соответствии с этими смутными ощущениями. Откуда брались эти эмпатические переживания «неладного»? Да из выражения глаз Раисы, ее мимики, интонаций. Не из самих слов. Слова выражали что-то другое, даже когда Раиса их произносила (мы это ясно проанализировали). А смысл происходящего был во внесловесном контакте. Иначе и быть не могло. Во-первых, потому, что у влюбленных и вообще так водится, а во-вторых, в данном случае речь идет о влюбленном, который в три года был отнят от матери. Об этом уже говорилось, но здесь стоит добавить еще одно: во всей книге «Жизнь и реформы» мать Горбачева не произносит ни одного слова – только плачет, спасает, работает, воспитывает… Она просто не существует для сына на уровне слова. Все что-нибудь говорят, но не мать. Она, как немая.

Это потому, что разрыв с ней произошел слишком рано, а потом постоянные отношения с ней восстановились слишком поздно. Осталась горечь потери. И неотвязный вопрос: что он сделал такого, что мать его «наказала»? Точнее: что надо сделать, чтобы это исправить? И неискоренимая боязнь новых потерь. Все это, конечно, на каком-то доязыковом уровне, на уровне ощущения: «что-то неладно». По-русски все это можно выразить просто: впадая в младенческое состояние, человек ощущал, что мама им недовольна, и старался, как мог, повести себя правильно – так, чтобы это недовольство рассеять, чтобы все опять стало ладно.

С некоторых пор мамой для Горбачева стала жена. У нее была явная склонность впадать в материнское состояние. Как мы видели, она легко впадала в него даже с посторонними людьми, а уж, встретив человека со столь ярко выраженным комплексом младенца, она не могла не обратить на него своего внимания заботливой, но и воспитывающей жестами и интонациями матери. Он пришелся ей весьма кстати. У нее была потребность в человеке, играющем роль ребенка. С виду взрослого, но по сути – младенца. Он нужен был ей для того, чтобы реализовать свои задатки – нянчить, воспитывать, направлять. А она ему была просто необходима – чтобы нянчить, воспитывать, направлять.

Продолжение

На Главную блог-книги «Гений карьеры. Схемы, которые привели Горбачева к власти»