Продолжение. Начало здесь. Предыдущее здесь.

Проблема, однако же, в том, кому и как взрослый человек может посылать эти вопрошающие импульсы? Ведь глава Горбачев-фонда не язычник какой-нибудь и не псих, чтобы выйти в чистое поле и начать ни с того ни с сего вопрошать. Беспокоить своими проблемами мать-природу… С Марией Пантелевной тоже особенно не поговоришь – женщина она, конечно, хорошая и добрая (хотя и «предала» сына в детстве), но, увы, слишком темная. Ничего кроме своей работы и огорода до самой смерти знать не желала.

Другое дело Рая. С ней можно «обменяться», она все поймет, а в случае чего и поправит тактично. Она оказалась находкой для ищущего своего младенческого рая Михаила. Как мы видели, они до женитьбы все время разговаривали, и постепенно у Михаила Сергеевича развилась острая потребность делиться с Раисой Максимовной всем, что с ним происходило. В конце концов с годами дошло до того, что когда как-то раз американские журналисты спросили президента СССР, какие серьезные вопросы он обсуждает с женой, Горбачев ответил: «Все».

Отсюда глупые люди сделали вывод, что г-жа Горбачева чуть ли не руководила страной. Это общее мнение всех недоброжелателей. Однако давайте разберемся, правомерно ли оно? Так сказать, «обменяемся».

Начнем с начала. Буквально на наших глазах, Михаил Горбачев был подхвачен премудрой девушкой и накрепко привязан к ней. Это произошло потому, что у него самого была такая потребность. Потому что в душе сохранялась неизжитая жажда общения с женщиной, которая могла бы по-матерински руководить им, направлять его в нужное русло. Ведь структура ОИ в душе будущего генсека в результате внезапного отделения (чтобы не употреблять пугающий термин «сепарация») от матери оказалась недоразвитой, и ему нужен был какой-то протез, опираясь на который, он мог двигаться и ориентироваться в мире. Вот почему Михаил потянулся к Раисе и дальше уже не мог без нее.

Когда он куда-нибудь уезжал без супруги, просто места себе не находил. Ему постоянно недоставало общения с ней, он почти каждый день писал ей письма. И хотел получать ответы: «Прошу, пиши мне. Я их так жду, твои письма, всегда. С ними ты приходишь сама ко мне. А ты мне нужна здесь». Раиса Максимовна в своей книжке объясняет это так: «Ему не давали покоя раздумья, у него была постоянная потребность высказаться – еще и этим, наверное, продиктованы его многочисленные письма из командировок ко мне». Именно что «не давали покоя». Вот его собственные объяснения этой мощной, как наркотическая зависимость, «потребности высказаться»: «В командировках впечатления буквально захлестывали меня. Хотелось поделиться с близким человеком, и я стал чуть ли не каждый вечер, когда оставался один, писать письма Раисе Максимовне в Ставрополь. Приходили они к ней, как правило, через неделю, а то и дней через десять, нередко уже после моего возвращения. Но иллюзию постоянного общения эта переписка создавала».

Интересно, не правда ли? Речь, значит, отнюдь не о том, что молодому Горбачеву хочется донести до подруги какую-то информацию и узнать ответное мнение, но – о некоей специфической форме графомании, о письменной форме той логореи, которая всем так хорошо знакома по импровизированным выступлениям бывшего генсека. Это «создание иллюзии постоянного общения», ориентированное на жену, в сущности очень напоминает те грезы, в которые мальчик иногда погружался, когда мать уходила на работу. Правда, теперь, когда Михаил Сергеевич оставался один, перед ним был лист бумаги, которому он поверял свои сокровенные мысли (те же, в сущности, грезы, но только более конкретные) в надежде, что этот листок доберется до адресата, что его прочтет Рая. Впрочем, в последнем даже нет особой необходимости – то, что важно, можно будет сказать и потом, при встрече. А сейчас «иллюзия», ритуал «общения», если угодно – навязчивые действия.

Все это лишний раз демонстрирует то, что Раиса Максимовна стала для Михаила Сергеевича внешней проекцией одного из элементов структуры его души. Того, который в нем развился (или недоразвился, или развился неправильно, как посмотреть) после того, как его трехлетнего оторвали от матери. Миша был тогда еще связан как бы духовной пуповиной с родительницей, должен был предоставлять ей всю информацию о своей жизни и имел в этом потребность. Но вдруг пуповину брутально перерезали. Это было, конечно, болезненно, но вскоре в добром дедовском доме рана зарубцевалась. А потребность, не изжитая естественным образом, осталась. И нашла себе выход, когда появилась Раиса Максимовна.

Из того, что пишущему Горбачеву нужна была «иллюзия», можно сделать вывод, что ему вовсе и не нужен был никакой ответ на его вопрошания. Однако это не совсем так. Он, конечно, привык просто грезить, но человеческий отклик всегда ценил и любил. И в пустоту писать письма, конечно, не стал бы. Он писал потому, что знал, что где-то есть Раиса и что она его всегда выслушает и хотя бы внутри себя как-то откликнется. А ему постоянно нужен был отклик, хотя бы – и иллюзорный. Все эти «давайте обменяемся» он ведь не в пустоту обращал, а к людям, которых видел перед собой. Другое дело, что он не всегда слышал, что ему отвечают. И не всякий отклик ценил. Болдин, например, вспоминает, что любимым чтением Михаила Сергеевича времен поздней перестройки были экстракты из откликов зарубежной прессы о Горбачеве. Славный отклик, надежная поддержка. Но другой уже не было. Кроме, конечно, поддержки жены.

Чтобы понять Горбачева, надо четко различать те детские состояния, о которых мы сейчас говорим, и ту взрослую работу, которую он всю жизнь делал. О работе нам еще много придется говорить, что же касается детских состояний, то здесь он прибегал к Раисе Максимовне постоянно. Обсуждал все вопросы, как он это сам объяснил американцам. Да, но только надо понимать, что обсуждения эти были нужны ему не для того, чтобы почерпнуть у подруги ответы на свои конкретные вопросы внешней и внутренней политики, а для того, чтобы удовлетворить свою потребность в младенческом вопрошании, чтобы погрузиться в живительную среду младенческой колыбели, чтобы немного погрезить (как на лоне природы). Не зря же в семье сложился такой ритуал: Михаил Сергеевич возвращается вечером после политических баталий, и они с Раисой Максимовной ходят по саду вокруг дома и разговаривают. Точнее – он выговаривается, а она как мудрая женщина слушает. И кивает. Но иногда, наверно, и хмурилась. Вот вам и колыбельные интеракции под шум ветвей или завывание ветра, паллиативное бегство на лоно природы, терапевтическое припадание к материнской груди, катарсис через называние, исповедь. А челядь смотрела на эти парипатетические уединения и умозаключала: Раиса опять ему втолковывает, как руководить государством.

Продолжение

На Главную блог-книги «Гений карьеры. Схемы, которые привели Горбачева к власти»