ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.

Ну и как же должен был реагировать на это Горбачев? Ельцин, судя по «Исповеди» представлял себе следующие варианты: «Он вызовет меня к себе? Или позвонит, попросит успокоиться и работать так, как я работал раньше? А может быть, мое письмо об отставке поможет ему осознать, что ситуация в высшем руководстве партии сложилась критическая и надо немедленно предпринимать какие-то шаги, чтобы обстановка в Политбюро стала здоровой и живой?..
Я решил не гадать. Мосты были сожжены, назад дороги не было»…

«Решил не гадать», но три предположения в Исповеди» все же делает. На первом месте стоит поездка к Горбачеву на юг. Чтобы там, значит, в неформальной обстановке («без галстуков»?) обсудить все… Это лучший вариант. Тут предполагается, что Михаил Сергеевич сыграет роль Бориной матери, любящей, балующей, спасающей от неприятностей. Второй вариант не предполагает поездки к теплому морю, но тоже не плох. Согласно этому варианту Горбачев должен по-матерински «успокаивать» Ельцина, «просить» его не капризничать, работать по-прежнему. Тут можно будет действовать по обстоятельствам – успокаиваться или капризничать в зависимости от того, как будут вести себя партнеры по этой увлекательной детской игре. Третий вариант сводится к тому, что генсек должен осознать, что «надо немедленно предпринимать какие-то шаги», ибо лично Борис Николаевич больше не хочет работать с нехорошими членами Политбюро. Именно так. Я надеюсь, теперь уже никому не может прийти в голову, что Ельцин был озабочен тем, что из-за всякого рода лигачевых реформы в стране продвигаются плохо. Такие вещи могут, конечно, кого-то заботить, но только не Ельцина. Его письмо вот именно сводится к тому, что ему очень плохо среди злобных партийных товарищей. И к просьбе все радикально исправить. Избавить его от обидчиков.

Как возможно избавить? Борис Николаевич вряд ли это обдумывал. Но мы, зная, что парадигма его существования сводится к тому, что во время применяемого к нему телесного наказания в помещение должна врываться мать и выхватывает мальчика из-под ремня, можем заключить, что, затевая свое письмо, секретарь МГК хотел лишь прекращения порки (весьма в данном случае, впрочем, гуманной). И ему было совершенно неважно, как прекратит ее Горбачев (в данном случае назначенный Ельциным своей мамой). Удалит обидчиков? Скажет им, чтобы они прекратили издеваться над мальчиком? Да пусть сделает что угодно, главное, чтобы наказание (или то, что воспринималось им как наказание) прекратилось. Собственно, просьба об отставке, которой пресловутое письмо заканчивается, сводится все к тому же: парадигматическому требованию прекращения порки, извлечению (хотя бы даже и путем отставки) секомого из-под секущей руки. Чего Борис Ельцин не предполагал, берясь за перо, так это того, что его действительно могут отправить в отставку. Даже после того, как в результате его выступления на Октябрьском пленуме, разразился скандал, и смутьяна действительно стали гнать в отставку, он все норовил остаться.

Но это было позже. А сейчас будущий президент России еще только ждет реакции Михаила Сергеевича на свое письмо. Из вышеизложенного следует, что все ожидаемые Ельциным варианты реакции сводятся к тому, что Горбачев примет предназначенную ему роль матери и спасет от усилившихся в период генсекского отпуска побоев. Все это пока еще в рамках известной нам технологии «Атака слабой позиции», но – с поправкой… Ведь надо учитывать и то, что корреспондент все-таки немножечко «залупнулся» против своего адресата.

Что же было дальше? По словам Ельцина, вернувшись из отпуска, генсек просто позвонил ему и сказал: «Давай встретимся позже». И Борис Николаевич стал терпеливо ждать, но – время шло, а приглашения к серьезному разговору не поступало. Вот тогда он и решил выступить на Пленуме. А как было на самом деле? Судя по воспоминаниям Анатолия Черняева («Шесть лет с Горбачевым»), телефонный разговор между Горбачев и Ельциным состоялся сразу после получения письма: «В отпуске на даче в Крыму… захожу я в урочный час в кабинет к Горбачеву. Он что-то возбужденно говорит в трубку. Когда я вошел, разговор уже заканчивался. Сел, он мне протягивает листки». Это и было письмо Ельцина. Михаил Сергеевич, якобы, еще советовался с Черняевым: «Что с ним делать?» Благородный Черняев в связи с этим даже «вспомнил, как Горбачев не раз – и на Политбюро, и по другим случаям – хвалил Ельцина». Значит, генсек патронировал «Атакующего», как и положено начальнику в сильной позиции. И теперь, получив «Демонстрирующее горе» письмо сразу же (а не вернувшись в Москву) переговорил с его автором.

Черняев продолжает: «Через день-два я оказался вновь при их «интимном» разговоре по телефону. Горбачев делал комплименты, упрашивал, уговаривал: «Подожди, Борис, не горячись, разберемся. Дело идет к 70-летию Октября. Москва здесь заглавная. Надо хорошо приготовиться и достойно провести. Предстоит сказать и сделать важные вещи в связи с этим юбилеем. Работай, давай как следует проведем это мероприятие. Потом разберемся. Я прошу тебя не поднимать этого вопроса (по отставке)». Так передает (не стенографически, но – ручаясь за смысл) этот разговор Черняев. Далее: «Положив трубку, М.С. сказал мне: «Уломал-таки, договорились, что до праздников он не будет нервничать, гоношиться…»

То есть, согласно Черняеву, Михаил Сергеевич из предполагаемых Ельциным вариантов реакции на письмо выбрал второй – предложил успокоиться и работать с тем, чтобы разобраться во всем после праздника. Отчасти это подтверждает и Болдин. Он сообщает, что однажды присутствовал при телефонном разговоре двух будущих президентов, касающемся злосчастного письма. Неизвестно, о каком разговоре тут идет речь (как мы видели, их было не менее двух), но Горбачев тогда тоже, якобы, сказал: «Подожди, Борис, встретимся, обсудим твои болячки. Дай только праздник Октября отметить». И тут же объяснил, как он понимает смысл ельцинского письма: «Наворочал дров в Москве и теперь ищет, на кого свалить». Трезвое объяснение. Болдин комментирует: «Зная характер Горбачева, я считал, что дело не в предстоящем празднике Октября, а в том, что генсек хочет помариновать Ельцина в связи с такого рода письмом, сбить эмоции и принять секретаря горкома не тогда, когда он просит, а когда захочет сам».

Ну что ж, это право начальства – принимать подчиненного в удобный для него (начальства) момент. Ничего такого уж сверхсрочного в письме Ельцина не было, кроме личных, как правильно выразился Горбачев, «болячек». Конечно, оно отражало сумеречное состояние души Бориса Николаевича и подтверждало неутешительное мнение консилиума (о чем генсеку докладывал Чазов), но это еще не повод для того, чтобы глава партии бросил все дела и приступил к психотерапии болящего. Подождет, не до него сейчас. Поводом для «маринования» Ельцина могло быть еще и то, что в его письме содержалась справедливая критика кадровой политики Горбачева – что тот-де ошибся в выборе московского партийного начальника, – а критики наш герой никогда не любил. Действительно, что же это человек не знает своего места, «залупается», нарушает технологический процесс – так карьера не делается. Пусть научится «Не залупаться». В конце концов, приступая к «Атаке слабой позиции», надо понимать, что «Неожиданное назначение» не обязательно должно последовать сразу же за «Демонстрацией горя». Нет, «Неожиданного назначения» иногда приходится ждать очень долго. Особенно – на самых верхах. Нельзя же представить себе, что, прочитав какое-то невразумительное письмо, генсек так сразу и разгонит Политбюро, чтобы назначить товарища Ельцина, скажем, товарищем Лигачевым. Как сказал бы Михаил Сергеевич, «это же нонсенс».

Впрочем, это все рациональные соображения. А Ельцин никаких рациональных аргументов никогда не понимал и не принимал (даже если бы их перед ним разложили). Он и вообще-то раб бессознательного, а тут – просто закусил удила. Все его бессознательное существо жаждало появления любящей матери, которая избавит его от обидчиков. Он хотел, чтобы Горбачев немедля сыграл эту роль. А Михаил Сергеевич выдерживал бедолагу под «маринадом»: подожди, мол, Борис, проведем праздник…

Нет, этот бессердечный человек не может быть спасающей матерью. Но тогда – не сможет ли он сыграть роль бьющего отца? И Ельцин начал лепить из Горбачева жестокого папу с ремнем. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

На Главную блог-книги «Гений карьеры. Схемы, которые привели Горбачева к власти»