ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.

Самое замечательное то, что проделав над Горбачевым все эти кунштюки и получив в ответ то, чего добивался, Ельцин стал делать вид, что ничего особенного не произошло. Так, небольшая ошибка… «Через 10 дней, 31 октября, Ельцин пришел на заседание Политбюро, обсуждавшее окончательный вариант доклада о 70-летии Октября. Когда ему предоставили слово, стал пространно говорить»… Все о том же, но – уже значительно мягче и – с учетом полученной головомойки: «Я – это моя главная ошибка – из-за амбиций, самолюбия, уклонялся от того, чтобы нормально сотрудничать с Лигачевым, Разумовским, Яковлевым. Но товарищи в горкоме партии не отвернулись от меня – хотя и осудили мое поведение, просят остаться».

Рассказавший все это Горбачев, поясняет: «Оказывается, он попросил секретарей горкома собраться без него». Товарищи, конечно, признали поведение Ельцина ошибочным, но – порекомендовали забрать заявление об отставке. Вот он и упорствовал…

Канцелярскую сторону этого конфликта мы не будем сейчас трогать, историки потом разберутся. Но вот интересно: наряду с упорным стремлением уйти, но остаться, Борис Николаевич продолжал «нарываться» еще одним способом. В самиздате стали ходить разные варианты речи первого секретаря МГК на октябрьском Пленуме. Была она опубликована и на Западе. Анатолий Черняев свидетельствует: текст, «который я прочитал во французской газете «Монд», ну совсем не имел ничего общего с тем, что я услышал из уст Ельцина на пленуме, сидя во втором ряду зала, почти напротив трибуны. Не то, чтобы не совпали какие-то абзацы, или что-то было добавлено или упущено, или что-то изложено не совсем точно. Нет, просто абсолютно разные вещи! Я, помню, подивился, как такая солидная и информированная газета попалась на явную фальшивку». Ельцин, конечно, ничего не опровергал и тем самым создавал напряженность вокруг своего имени. Горбачев был вынужден действовать.

Нет, он не опубликовал подлинный ельцинский текст, он собрал членов Политбюро, посоветовался с товарищами. «После этого позвонил Ельцину. Сказал, что мнение членов Политбюро – выносить вопрос на пленум горкома партии. В разговоре высказал все, что накопилось за эти дни». Видимо руководитель партии нашел очень сильные слова. Потому что вскоре (это было 9.11.87) ему доложили: «В московском горкоме – ЧП: в комнате отдыха обнаружили окровавленного Ельцина». Вот ведь до чего дошло! Тут Михаил Сергеевич, наверное, пожалел, что высказал бедняге «все, что накопилось за эти дни». Но все обошлось. Наш герой сообщает: «Ельцин канцелярскими ножницами симулировал покушение на самоубийство, по другому оценить эти действия было невозможно. По мнению врачей, никакой опасности для жизни рана не представляла – ножницы, скользнув по ребру, оставили кровавый след. Ельцина госпитализировали». У Бориса Николаевича, разумеется свой вариант: «9 ноября с сильными приступами головной и сердечной боли меня увезут в больницу. Видимо, организм не выдержал нервного напряжения, произошел срыв».

Тоже хорошо, но я больше склонен верить Горбачеву. У него все как-то объемней (да и по другим сообщениям был саморез). Представляете жест государственного мужа? Не абы чем себя режет, а ножницами. Да еще – канцелярскими. Как жаль, что сегодня нет с нами Шекспира! В его отсутствие приходится излагать эти страсти скучным языком психологической теории.

Вспомним, что такое работа ельцинского «Отцовского Сына». На внешнем уровне это – создание условий для побоев, а шире – неприятностей любого рода. Несколько примеров. Вот школьник Ельцин крадет с военного склада гранату, разбирает ее, не вынув запала («не знал»), — «взрыв… и пальцев нет». Непонятно только, почему так легко отделался? Вот он заболевает тяжелой ангиной: «температура сорок, а все равно пошел на тренировку, ну, и сердце не выдержало. Пульс 150, слабость, меня отвезли в больницу». Вот сбегает из этой больницы, несмотря на предупреждение врачей (лежи, «а иначе — порок сердца») и все же выходит на площадку: «пару раз мяч возьмешь, и все, валишься. Меня ребята оттащат к скамейке, и я лежу». Думал, «так сердце и останется больным», и спорта мне уже не видать. Но все равно стремился только в бой и только вперед»… Вот он (уже студент) садится играть в карты с уголовниками и проигрывается до трусов. А чтобы отыграться, ставит на кон собственную жизнь: «Если ты сейчас проиграешь, то мы тебя на ходу скидываем с крыши вагона — и все, привет»… Естественно, Ельцин выигрывает.

Такие примеры можно множить и множить. Все Борины шалости сводятся к тому, чтобы сделать выпад против сильного в данный момент человека (отец, школьная учительница, уголовники, Горбачев), учреждения (Свердловская парторганизация, Пленум ЦК, Верховный Совет – мы сейчас берем все ситуации, связанные с Ельциным, не только 87-й), просто создать безвыходную ситуацию. Иными словами: некими нарочитыми (хотя часто выглядящими непреднамеренными или необдуманными) действиями создается опасный внешний объект. Таким объектом может оказаться поезд, несущийся на почему-то заглохший именно на переезде автомобиль, за рулем, которого сидит Ельцин. Или – спровоцированный выйти в 93-м на улицы народ (детали этого ельцинского провоцирования подробно разобраны в упомянутых выше статьях). Все что угодно, что может сыграть во внешней реальности роль бьющего «отца». Надо только грамотно создать условия для битья. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

На Главную блог-книги «Гений карьеры. Схемы, которые привели Горбачева к власти»