ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.

Но внешней реальностью дело не ограничивается. Если под рукой нет уголовников или поддающегося на провокацию человека, можно обойтись и без них. Ведь секущий отец запечатлен в душе сына, живет в сердце Бориса Николаевича. Внутренний «Отец» всегда к услугам внутреннего «Отцовского сына», всегда держит ремень наготове. Работа «Отцовского сына» на внутреннем уровне сводится к созданию условий для возникновения внутри организма синдрома физиологического или психологического свойства, который мог бы вызвать болезненные ощущения, сходные с поркой или долгим стоянием в углу. Можно, например, отправить письмо генсеку и ждать его ответных действий, предвкушать наказание, переживать его в собственном воображении. А не добившись наказания, можно лелеять в душе мечты о каких-нибудь более серьезных провокациях и их болезненных результатах.

Впрочем, это уже работа внутреннего «Отца», внутренняя порка со всеми вытекающими из нее для организма последствиями. Действительно, подготовка к потенциально опасным акциям нередко сопровождалась у Ельцина тяжелейшими переживаниями. Мы уже видели как ужасно переживал он, когда еще только начинал конфликтовать с Лигачевым, какими физиологическими и психическими симптомами это сопровождалось (свидетель Чазов), как отчаянно он предвкушал то, что должно было случиться на октябрьском Пленуме. Да и на самом Пленуме не обошлось без болезненных проявлений внутреннего «Отца». Смотрите: Борис Николаевич закончил дозволенную речь и вернулся на место. Присутствующие на Пленуме еще удивленно молчат. А внутренний «Отец» уже приступил к наказанию. Сын признается: «Сердце мое гремело, готово было вырваться из груди». Уже порка! Оперативно, очень оперативно. И тонко: «Отец» повышает кровяное давление, начинает толкать секомого к сердечному приступу… Своевременное вмешательство Горбачева, давшего сигнал начинать экзекуцию (включившего внешнего «отца»), избавляет пока что нарушителя спокойствия от инфаркта.

Собственно, работа внутреннего «Отца» у Ельцина всегда опережает действие тех сил, которые играют роль «отца» внешнего. Например, в 91-м решение приступить к шоковой терапии будет сопровождаться у него «изматывающими приступами депрессии, тяжкими раздумьями по ночам, бессонницей и головной болью». Так пишет Борис Николаевич в «Записках президента». И у нас не никаких оснований ему не верить, поскольку он «выбирал путь шоковой терапии /…/ не для абстрактного народа», но «в том числе и для себя». В тот момент он предвкушал скорый шок от последствий своего терапевтического шага, всенародную ненависть к себе. Самое замечательное, что боль несчастных ограбленных он примерял на себя. Правда, очень своеобразно: «А себя я шоковой терапией (читай «ремнем». – О.Д.) лечить буду – и лечил не раз. Только так – на слом, на разрыв – порой человек продвигается вперед, вообще выживает». Но результатом работы внутреннего «Отца» кроме физиологических страданий могут стать депрессии, всепоглощающая тоска, мысли о самоубийстве. Человек как бы сечет сам себя. Вот описание внутреннего состояния президента Ельцина 9.12.92, в высшей точке конфликта со Съездом: «Рванул в баню. Заперся. Лег на спину. Закрыл глаза. Мысли, честно говоря, всякие. Нехорошо… Очень нехорошо». Это внутренний «Отец» его сечет. А спасает Коржаков, выполняющий в данном случае материнскую функцию. Взламывает дверь и выводит из бани.

Так вот теперь, возвращаясь к тому случаю, когда 9.11.87 после разговора с Горбачевым Борис Николаевич попал в больницу, мы можем со всей ответственностью заявить: обе версии тех событий – и ельцинская, и горбачевская – инвариантны. Пытался Ельцин покончить с собой посредством канцелярских ножниц или нагнал себе высокое кровяное давление – какая, собственно, разница? Все равно ведь ни в том, ни в другом случае ничего сознательного, ничего собственно человеческого не было. Ельцин опять использовал Горбачева. Вынудил его высказать «все, что накопилось», пережил это очень болезненно и – попал в больницу. Потому что продолжал провоцировать Михаила Сергеевича, потому что ему было мало полученной порции порки, он хотел еще и еще, тем более, что понимал: Горбачев уже взвинчен до крайности и его очень легко склонить к наказанию

А генсек действительно, кажется, вошел во вкус – позвонил в больницу и говорит: «Надо бы, Борис Николаевич, ко мне подъехать ненадолго. Ну а потом, может быть, заодно и московский пленум горкома проведем». Ельцин ему отвечает: «Я не могу приехать, я в постели, мне врачи даже вставать не разрешают». Горбачев: «Ничего, врачи помогут». Так предает этот разговор секомый. Секущий в целом с этим согласен, но добавляет одну важную деталь: уже в ходе этого разговора Ельцину был предложен пост первого заместителя председателя Госстроя СССР в ранге министра. Сам Ельцин утверждает, что это было гораздо позже… Может быть, кто их разберет, нам сейчас важно зафиксировать только одно: Михаил Сергеевич решил держать Бориса Николаевича под рукой – то ли потому, что ему понравилась роль секущего, то ли потому, что иметь под рукой мальчика для битья выгодно политически… В этом мы будем еще разбираться.

Так вот, 12.11.87 Горбачев вывел Ельцина на Московский пленум, дабы провести последний той осенью сеанс побоев. «Атмосфера была тяжелой, – рассказывает Михаил Сергеевич. – Ельцин был большим мастером по части нанесения обид своим коллегам и сослуживцам. Обижал зло, больно, чаще всего незаслуженно, и это отозвалось ему теперь. В ряде выступлений явно сквозили мотивы мстительности и злорадства». Борис Николаевич, который никогда не был склонен замечать, что кого-то обижает (ведь то, что люди могли ощущать как нечто обидное, было всегда для него либо детской шалостью, либо родительским наказыванием провинившихся подчиненных), воспринимал свою экзекуцию по-иному: «Как назвать то, когда человека убивают словами, потому что действительно это было похоже на настоящее убийство?.. Ведь можно было меня просто освободить на Пленуме. Но нет, надо было понаслаждаться процессом предательства, когда работавшие со мной бок о бок товарищи, без всяких признаков каких-то шероховатостей в отношениях, вдруг начинали говорить такое, что не укладывается у меня в голове до сих пор». «Товарищи, без всяких признаков каких-то шероховатостей в отношениях», конечно, хороши, ничего не скажешь. Но ведь это же были коммунисты последнего руководящего поколения КПСС, существа полностью разложившиеся, в которых оставалось уже слишком мало человеческого (посмотрите только на самого Ельцина). И к тому же – субъекты обиженные (подначенные, спровоцированные) самим Борисом Николаевичем. Что же тут плакаться? ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

На Главную блог-книги «Гений карьеры. Схемы, которые привели Горбачева к власти»