Продолжение. Начало здесь. Предыдущее здесь.

Раиса училась на философском факультете, на курс старше Михаила, хотя была на год моложе. В школьные годы он был влюблен в девушку старше его. В юности разница даже в год, как и в курс, имеет большое значение. Отсюда недоброжелатели делают вывод, что по отношению к женщинам наш герой склонен занимать позицию ведомого, что, кажется, и подтверждается тем, как развивался его студенческий роман. Но, знаете ли, столь фрагментарных эмпирических фактов явно недостаточно для таких глобальных выводов. Наше исследование должно базироваться на гораздо более глубоких основаниях. Нырнем в самую глубину, вернемся назад, к природе.

Президент сообщает: «Раиса Максимовна разделяла мою страсть к природе». Любимым их отдыхом было – выезжать, так сказать, на лоно. И там наш партработник испытывал своего рода мистические переживания: «Единение с природой достигало такой ноты, что начинало казаться, будто мы уже в каком-то ином мире. Это невозможно передать словами. Наверное, именно такое ощущение испытывает истинно верующий человек в храме во время богослужения. Что ж, природа – тот же храм, никогда она не была для меня «окружающей средой» или «зоной отдыха», где горожанин собирает цветочки. Я всегда ощущал столь сильную органическую связь с природой, что могу с уверенностью утверждать: формировали меня не только люди, общество, но и она. Многое во мне – в характере и, если хотите, в мироощущении – от нее, от того, что существую не только я в ней, но и она во мне» (курсив мой. – О.Д.).

Мы уже видели, что Горбачев иногда, как бы ненароком, отождествляет природу и собственную мать. Правда, о природе и своей к ней любви он говорит несколько больше и всегда теплей, чем о матери, но это можно понять: природа никогда не отрывала его от себя, не предавала (разве что – когда степь выгорала), не отправляла ни к какой бабушке. Тем не менее, раз уж Михаил Сергеевич предоставляет нам такую возможность, было бы грешно не попытаться получить хоть какую-то информацию о его взаимоотношениях с матерью (а значит – и с женщинами вообще), основываясь на опыте его взаимоотношений с природой. Начнем с утверждений: она формировала, многое от нее и «существую не только я в ней, но и она во мне».

Если понимать эти утверждения как-то физиологически, то перед нами банальность, граничащая с бессмыслицей. Но, разумеется, наш герой не имеет ввиду ничего чисто физиологического. Уж скорее он имеет ввиду что-то слишком высокое. Но при этом фактически пользуется тем же мыслительным ходом, на котором основываются строки Боратынского, цитированные в предыдущей главке: «Родитель» (не обязательно физический) обретается внутри человека (поскольку он этого человека как-то формировал), «волнуется» в нем «вдохновением», «велит» ему делать что-то, «убедительно пророчит»… Это внутреннее воздействие может быть любым. Например, «Мать» может изнутри бояться за свое дитятко, и именно этот страх испытывает человек, когда утверждает: мне страшно. То есть: говоря о природе«она во мне», наш герой имеет ввиду нечто похожее на то, что психологии описывают как «Родитель» в человеке («Мать» в нем).

К сожалению, в горбачевских описаниях состояний мистического «единения с природой» и трансцендирования в «иной мир» есть много наносного, банального, не подлинного, обусловленного чтением книг и беседами с философски образованной Раисой Максимовной – тех расхожих штампов, при помощи которых люди обычно пытаются описать неизъяснимое. Опыт неизъяснимого у Горбачева, конечно же, есть, но что этот опыт собой представляет? В самых общих чертах – то же, что у всякого нормального человека: опыт младенца, которого баюкает мать. В это время ребенок еще совершенно природное (соприродное) существо, живущее в основном животной жизнью, растворенное в природе, каковой в это время для него и является мать. Бог знает, может быть эти переживания даже еще внутриутробные, но, так или иначе, их можно описать словами «я в ней». Пока что так. А «она во мне» будет чуть позже.

Даже самый тупой «новый русский» способен почувствовать нечто совсем первобытное в том, что переживал Михаил Сергеевич оставшись вдвоем с Раисой Максимовной на лоне природы: «Можно было заехать в глухую лесополосу и раствориться в этом безмолвии и красоте». Надо только понимать эти восторги буквально, без покушений на поэтичность. Вечер в полях, спадает жара, перепелиное пение… «Тогда-то и наступало ни с чем не сравнимое состояние счастья от того, что все это есть – степь, хлеба, запахи трав, пение птиц, звезды в высоком небе. Просто от того, что ты есть».

Счастье «просто от того, что ты есть» – это буквально младенческое состояние. Мать для младенца в это время и есть сама природа, а природа – мать. Она подательница всех благ, которые ребенок имеет: пищи, тепла, чистоты, покоя, каких-то, может быть, не улавливаемых никаким приборами импульсов (ведь все знают, что прижаться к любимому существу или просто быть рядом с ним – величайшее благо). Но даже в этом внесловесном и внекультурном (лишь природном) общении есть как положительные, так и отрицательные импульсы с обеих сторон. Скажем, ребенок обкакался. Мать меняет (или долго не меняет) памперсы. При этом она может хмуриться, а может улыбаться. Ребенок все запоминает и постепенно начинает понимать, что значат нахмуренные брови или улыбка. Так мало-помалу возникают первые представления о природе. И формируется то, что взрослый Михаил Сергеевич называет «она во мне». Никакими иными воздействиями вне этих отношений природа «во мне» не формируется. Отнесите ребенка в степь, оставьте его там одного и посмотрите, что будет.

Главное в этом процессе то, что ребенок самим актом своей жизнедеятельности задает природе (матери) вопрос: как ты отнесешься к тому, что я сейчас сделаю? И сделав получает ответ: а вот так… Мать дает ребенку грудь и улыбается (хмурится). Ребенок делает выводы. И научается по поведению матери определять, что такое хорошо, а что такое плохо (с точки зрения матери). По мере взросления отношения с матерью и вообще окружающим миром усложняются. Постепенно естественным образом ребенок отделяется от матери. В процессе этого отделения из первичного материала еще внесловесных взаимоотношений с матерью и более позднего материала словесного общения в душе человека образуется устройство, при помощи которого он будет отличать плохое для него от хорошего всю свою жизнь. В дальнейшем (дабы избежать употребления потерявшего смысл слова «совесть») мы будем называть это устройство Оценивающая инстанция (ОИ). Она изнутри влияет на поведение взрослого человека так, как в раннем детстве влияли родители: боится за него, позволяет или не позволяет ему совершать те или иные поступки. И если он совершит что-то запретное, наказывает: «Ребенок» внутри человека (а значит – сам человек) испытывает ощущения неудобства, тревоги, волнения, слабости… В серьезных случаях это может обернуться болезнью.

Теперь вернемся к Горбачеву. Его колыбель качала, конечно же, мать. Но уже очень рано, в три года, он переселился в дом деда Пантелея. В результате первоначальный природный контакт с матерью был утерян. А стало быть, было прервано нормальное развитие ОИ. В дедовском доме мальцу было, может, и лучше, чем в доме отцовском, но естественного природного контакта с матерью ему все-таки, несомненно, не хватало. И чем же могли замещаться эти недостающие интеракции мать-дитя? Только грезами, погружением в младенческое состояние, ассоциирующимися с успокаивающими природными явлениями и ласковой материнской рукой. Отсюда и мечтательность президента Горбачева, о которой он сам подчас говорит.

Вот, скажем, как было во время войны, когда жизнь превратилась в одно сплошное выживание. Мать встанет рано, начнет копать и полоть, а потом – идет на колхозное поле, передав мальчику работы по дому (Михаил Сергеевич называет это совершенно научно – «взрослая жизнь»). «Забыты забавы, игры, оставлена учеба. Целыми днями – один, по горло всяких дел. Но иногда… Иногда, вдруг, забыв обо всем на свете, завороженный зимней метелью или шелестом листьев сада в летнюю пору, мысленно я переселялся в какой-то далекий, нереальный, но такой желанный мир. Царство мечты, детской фантазии».

Подобные детские грезы (транцендирование в «иной мир») случаются и со многими взрослыми, но далеко не у всех (вне зависимости от возраста) они столь остры, что проникают даже на страницы книги, посвященной тому, как хотелось, но не удалось сделать жизнь своего народа счастливой. Что касается Мишиных грез, то они – компенсация того, что он недополучил от матери в детстве, рай, в который он бежал из «взрослой жизни», из мира деда Андрея, от тяжелой работы по дому и саду, которую мать начала, а он продолжает. Рай этот, пожалуй еще более недостижим и сладок, чем даже потерянный временно мир деда Пантелея. Рай колыбели и матери, с которой он в младенческих грезах продолжает общаться, даже когда ее нет. Природа заменяет ему мать. Природа это, собственно, мать на той стадии, когда он еще не различает ее индивидуального лица, но лишь ощущает ее благие импульсы. И позже, когда Горбачев будет отправляться на лоно природы вместе с женой, он будет искать эти благие переживания, успокаивающие, как материнская рука.

В отличие от людей, у которых процесс общения с матерью прошел все естественные стадии и естественно же завершился отделением от физической матери, окончательным формированием «Матери» внутренней (ОИ в душе), провозвестник гласности кое в чем навсегда остался младенцем. У него навсегда осталась потребность колыбельных интеракций, у него даже во взрослой речи сохранились младенческие гуканья (вот то самое, что подчеркивают пародисты, имитируя речь Горбачева). Ему жизненно необходимо то младенческое вопрошание, о котором мы выше уже говорили. Не буквально вопрос: что мне делать? – а засылка вопрошающего импульса: как ты посмотришь на то, что я сделаю это?

Продолжение

На Главную блог-книги «Гений карьеры. Схемы, которые привели Горбачева к власти»