Начало книги – здесь. Предыдущая часть – здесь.

87

Половина двенадцатого

У меня с собой небольшая помятая бумажка. Буквы наполовину стерлись и размазались, отчего листок принял серый оттенок. На нем – маршрут до нашего первого ночлега в этой стране. Выйти из метро, повернуть налево, пройти несколько кварталов, повернуть направо, еще двести метров и снова направо. Пункт назначения. Я чувствую себя слепым котом, крадущимся по наклонной мостовой.

Мы поднимаемся по ступенькам, чтобы выйти из метро.

Лестница выводит нас на Пауэлл-стрит. Странный запах тут же окружает нас, пока мы выходим на улицу, чтобы увидеть то, что раньше видели только на телеэкранах. Едкий запах мочи, смешанный с ароматом фруктового мыла и благоухающей марихуаны.

Твое обоняние обостряется, ты поглощен и шокирован, впитываешь в себя каждый кубометр пространства, идешь сквозь него, внимательно изучая окрестности.

Мы на дне бетонного океана. Над нами в покрытую звездами черную пустоту врезаются небоскребы. Все здания – в ночном неоне, растекающемся по мокрым улицам, как сладкий тягучий сироп.

Это клубы и какие-то рестораны. Тайский массаж. Услуги дантиста. Пиццерия. Продажа лицензионных дисков. Витрины секс-шопов. Это юридические конторы. Швейцарские часы. Забегаловки и ночные магазины. Пустые закусочные.

Ко мне протягивается дрожащая рука, крепко сжимающая измятый стаканчик из-под кока-колы. Грязные неровные ногти, явно пораженные грибком. Ссадины на косточках. Красные пятна, заполонившие всю кожу. Нищий смотрит на меня безо всякой жалости к самому себе, без сочувствия своей судьбе, без сожаления о прожитой жизни. Он смотрит на меня прямо и беспощадно. Либо поделись гребаными финансами либо проваливай куда подальше.

Я выбираю второе. В моих карманах не так-то много денег, а дипломата с миллионами у меня никогда и не было. Наверное, я слишком люблю жизнь, чтобы инвестировать ее в безнадежность.

Мои ноги еле идут. Я поднимаю глаза на небо и вижу, что звезды здесь совсем другие. Они холодные и чужие. Кроме того, здесь довольно прохладно для этой летней ночи, а на мне только рубашка. В чемодане есть вещи потеплее, но хочется побыстрее добраться до хостела и упасть на свою койку, чтобы забыть обо всем, что происходило с тобой за последние десять лет.

Перелет меня совсем изнурил. Мне жутко хочется спать. Я замечаю, что на плитке, которой вымощена улица, выбиты названия улиц. Алекс молча идет рядом. Впрочем, что ему сказать? Он избалованный жизнью малый, которого лелеяли с самых пеленок и который понятия не имеет, что такое самостоятельная жизнь. Алекс становится хмурым и, понурив голову, идет дальше. Ему не следовало сюда соваться. Отец, всю жизнь проработавший директором банка, и мать, целыми днями хозяйничающая по дому и после выкидыша круглыми сутками лелеющая единственного ребенка в семье, – они окончательно испортили его жизнь. Человек – это существо, которому нужно самое долгое время, чтобы адаптироваться к миру и стать готовым к самостоятельной жизни. И Алекса такой подготовки лишили. Теперь он был выброшен на эту бетонную обочину чужой страны, где пятна разлитого масла чередовались с лужицами крови и кучками чьих-то почерневших зубов.

23:46

Я прошу Алекса подождать на улице, а сам захожу в ночной магазинчик. Прошу сигарет и колы. Кладу мятые купюры на прилавок, внимательно осматривая продавца с прибалтийской внешностью, получаю свою сдачу и иду к холодильнику, где достаю баночку, стоящую в самом конце: она, должно быть, самая холодная. Затем выхожу на улицу. Алекс с растерянным взглядом рассматривает пятнышки крови под ногами. Я открываю колу, делаю три больших глотка и выливаю немного содержимого на кровь, чтобы посмотреть, как этот напиток используют копы. Кровь чернеет и смешивается с колой.

Ничто не предвещает нам здесь легкой жизни. Колеса чемоданов размеренно стучат по плитке. Мы сворачиваем в небольшой темный переулок. По обе стороны стоят огромные мусорные контейнеры. В конце переулка виден тусклый желтый свет, пробивающийся сквозь щель от приоткрытой двери.

Над входом безвольно висит разодранный американский флаг. Вместо дверной ручки – круглое отверстие. Здесь жутко воняет помоями. На всякий случай еще раз разворачиваю бумажку и сверяю адрес, чтобы убедиться, что мы не заблудились. Вокруг – напряженная тишина. По спине Алекса, видимо, бегают толпы мурашек, но он молчит и с широко раскрытыми глазами пялится на флаг. Все правильно: это тот хостел, который в интернете выглядел вполне приличной трехзвездочной гостиничкой и за который мы согласились платить по десять баксов в сутки. Глядя на американский флаг, я понимаю: нас уже поимели.

Просунув указательный палец в скважину, я открываю дверь, которая поддается лишь с третьего раза. Далеко вглубь уходит коридор, наполненный приглушенным светом бра, висящих на стенах. Слева лестница с деревянными перилами резко уходит вверх, а перед ней расположилось некое подобие ресепшена, на котором, собственно, никого нет. Я подхожу поближе и внимательно осматриваю стол. Какие-то квитанции, чеки, пустая пачка сигарет, открытая упаковка фисташек, разбросанных по всему столу, пистолет… Пистолет? Стоп. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Алекса, а тот лишь часто моргает и, кажется, пытается найти в этом коридоре что-то необычное, будто бы выглядывая человека в темном конце. Я снова поворачиваюсь. В углу стола стоит небольшой телевизор, по которому идет какое-то черное-белое кино. Звук выключен. На экране из корявых зеленых букв складывается надпись «MUTE». Свет от телевизора падает на лестницу, а тень от перил огромными черными полосами опускается на стену с узорчатыми обоями. Я еще раз смотрю на стол, где лежит пистолет. По убогому дизайну видно, что это какая-то старая модель, которая, тем не менее, вполне возможно, еще прослужит долгую и верную службу своему хозяину, если тот впредь не будет оставлять своего огнестрельного дружка без присмотра, ибо тогда из него его и грохнут в не таком далеком будущем.

Продолжение следует…

На Главную "Джаза на обочине"