ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.
Утром усадьба пустовала. Ушкин кивнул Аспинину, указал на кресло и предложил чаю. Затем услужливо звякнул серебряным подстаканником перед Андреем.
Аспинин так и представлял ректора: молодящийся старичок с ехидным личиком.
Они помолчали, присматриваясь друг к другу.
– Ты о чем-то хотел попросить? – сказал Ушкин.
– Да! Вытащите брата из психушки. Он хорохорится. Но надолго его не хватит.
Ректор неторопливо прошел по кабинету, заложив кисти рук подмышки.
– Он точно не писал антиправительственные призывы? – спросил Ушкин.
– Он бы мне сказал.
Ушкин быстро взглянул на Аспинина и пошевелил щеточкой усов.
– У нас обоих незавидное положение, старик. В шахматах это называется пат. Ходить некуда, а мат поставить нельзя. – Ректор снова прошел по кабинету. – Я прожил жизнь и повидал всякое. Особенно в этой среде. Наши бюрократы всегда боялись огласки. Понимаешь, о чем я? Не знаю, что скажут мои друзья из «Нашего современника», если я открыто обращусь к ним за помощью. Или из «Нового Мира». Для крупных политиков, которых я знаю, твой брат тоже пустое место. Надеюсь, старик, ты понимаешь меня?
– Вы не хотите рисковать карьерой из-за пустяка.
Ушкин пренебрежительно отмахнулся:
– Где ты нахватался этих американизмов? Карьера! Мою карьеру уже ничто не испортит. Я говорю о публичном выступлении в защиту твоего брата людей из его среды.
– Разве нельзя просто замять эту историю?
– Каким образом? Обстоятельства ты знаешь не хуже меня. Одно дело освободить твоего брата – формально он еще ни в чем не виноват. Другое – хулиганство и, и …вся эта ерунда! Мальчишку все равно накажут. А вам надо подумать о том, чтобы на вас не повесили все, что они наплели.
– Понимаю. Но я никого не знаю!
– Должны же быть у Валеры друзья. Он не новичок в нашем деле!
Ушкин подошел к небольшому стальному сейфу, долго ковырялся в замке и положил перед Андреем стопку отпечатанных страниц. Аспинин коснулся рукописи, сло внопроверяя ее вещественность. Казалось, от страниц исходило тепло.
– Это ксерокопия, – сказал Ушкин. – Забирай.
– Вы им тоже отдали?
– Это не такая уж большая ценность, – уклончиво ответил Ушкин. – Подумай, что с этим можно сделать. С художественной точки зрения повесть – пших. Но это не имеет значения. Они еще не решили сажать или не сажать Валеру. А если сажать, то за что? Может они захотят использовать вас для своих целей. Чтобы решить, общественно значимая фигура твой брат или нет, им нужна рукопись целиком. Все написанное им прежде – не в его пользу. Думаю, если специалисты увидят в этой вещи, даже в таком виде, нечто, им с Валерой будет труднее справиться. Тебе, старик, надо расшевелить людей. Заставить их обратить внимание на брата. Кто знает, может он хулиганил из идейных соображений. Шучу!
Андрей уложил бумаги в папку.
– Это его рукописи? – ректор насторожился, заметив пачку листов. – Спрячь их, пока шум не уляжется. И остерегайся этого плешивенького, который ведет ваше дело. Он службист. Раздавит, не заметит. Я в свою очередь подумаю, чем помочь. Обещать ничего не могу.
В поселок Аспинин добрался поздно вечером. Веденеева дома не было. Андрей умылся, поднялся в кабинет и за столом разложил рукопись. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ