ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.

В пурпурной лацерне, в синдоне из белого шелка, расшитом жемчугом и алмазами, в золотой диадеме, украшенной изумрудами и агатами, тетрарх Галилеи и Переи величественно шел по анфиладе комнат бывшего дворца своего брата. Бледное с клиновидной черной бородкой лицо Антипаса было надменно-спокойным: тетрарх был готов к милости сильного, равно как и к казни. Свита и рабы, с богатыми подарками в кованых сундуках из кедра, почтительно отстали. Они настороженно поглядывали на римскую стражу. Гвардейцы недвижным строем указывали путь процессии и недоуменными взглядами провожали четверовластника: тот поминутно подносил к носу полевую фиалку.

Поспешный вызов не в Антиохию, а в пригород Иерихона, внезапный, с полдороги, отъезд Копония и унизительный «почетный» конвой его отряда; приказ римской стражи телохранителям тетрарха оставаться у ворот, а свите – князьям и военачальникам – разоружиться, все это предвещало беду: Квириний, данной ему властью, мог отправить на суд императора любого наместника из своей провинции.

Дорогой Антипас перечитал письмо славного Тиверия. Достойный сын Ливии Друсиллы, всегда благоволивший к старшему сыну Ирода Великого, уверял тетрарха в дружбе и полагал: низложение Архелая открывает путь Ироду Антипе к диадеме его великого отца. Римские боги по-своему распорядились надеждой, сохранив лишь расположение влиятельного друга и его матери.

Воевать с Римом – безумие! Но в мстительных мыслях Ирод Антипа возглавлял объединенное войско свое и тестя, аравийского царя Арета. Мечами возвращал себе не только тетрархию, но и все царство. Впрочем, в долине тени пальм остудили разгоряченные помыслы Антипаса. У стен беломраморного дворца тетрарх подавил гнев и унял страх. Он вверил себя судьбе и воле Предвечного.

Римляне в белых тогах, похожие на две большие моли, разговаривали в глубине атрия. Квиринии с пурпурной каймой на виду, по прямому краю одежды, через плечо, грудь и в толстом умбоне, а под тогой туника с короткими рукавами, чтобы никто не заподозрил консула в изнеженности. Тунику он скрепил на правом плече на греческий манер золотой фибулой. Минимум роскоши. Ею кичатся лишь молодые выскочки в Риме! На ногах высокие парадные кальцеи из красной кожи. Эти знаки сенаторского достоинства должны внушить почтение к власти и избавить этнарха от вредных иллюзий.

Не прерывая беседы, вельможи шагнули к процессии и стали по другую сторону бассейна: в его прозрачной воде лениво плавали красные и золотые рыбы. Косой солнечный столб через квадратное окно в потолке от края бассейна рассыпал золото блик на аппликации и мозаику стен. Антипасу нужно было пройти большую часть атрия. Чтобы подавить бешенство, он приник к фиалке и направился к вельможам по ослепительному мозаичному полу. Свита столпилась у входа.

– Приветствую тебя, Антипас! – Консул радушно улыбнулся, и про себя заметил: широкий синдон уже не скрывал живот наместника, а его пальцы в перстнях с драгоценными камнями припухли от жира.

Антипас расцветил страх льстивым и витиеватым ответом. Говоря, он подумал о сенаторе: постарел! Но ехидный рот и пористый нос огурцом, с годами чуткий к вину, все те же.

– Надеюсь, сбор букетов не обременил тебя? – перебил легат. Прокуратор хмыкнул, и щеки тетрарха от ярости стали малиновыми под цвет всаднических полос на тоге и на тунике Копония. Антипас презрительно подумал: броня лучше подходит наместнику Иудеи, солдафону с шеей, как у быка, нежели платье благородного мужа, и улыбнулся «дружеской» вольности консула. Тетрарх протянул цветок засеменившему рабу.

– Прими подарки, – царь поднял руку и рабы с сундуками было ступили вперед.

Сенатор небрежно отмахнулся.

– Да, да, непременно. Позже… Сначала о деле!

Он решительно пренебрег придворным этикетом и увлек наместников в сад.

Антипас никогда прежде не был в Неарском дворце брата и, скользя взглядом по настенным аппликациям охоты на оленя и чудесным цветам с птицами причудливых расцветок, по мраморным колоннам, дверям из резного кипарисового дерева и косякам из масличного, почувствовал жалость к Архелаю и раздражение на вельмож. Символы римского присутствия в стране – конные разъезды; огороженные помещения для центурионов и солдат в придорожных ханах, где на ливанах вповалку спали путники; расседланные кони солдат жуют овес, оттеснив верблюдов и мулов аборигенов – а теперь вот осиротевший дворец брата и небрежение к обычаю роскошно принимать знатного гостя, все иллюстрировало, кто здесь хозяева. Могущество его исконных правителей не стоило слова вот этого хромого старика. Ирод понял: он боится участи брата.

– …Император, его сын Тиверий и жена божественного Августа, Друсилла, шлют тебе, четверовластник, свой привет и пожелания долгих лет правления, – словно угадав опасения тетрарха, неторопливо говорил Квириний.

Антипа приободрился. Недавно Тиберий Юлий Цезарь был объявлен наследником принцепса и получил от сената постоянный проконсульский империй. Теперь ждали его назначения командующим пятнадцати легионов для подавления восстания в Паннонии. Кто унаследует власть – не вызывало сомнений!

– Август помнит, как твой отец покорил аравийцев; как в трудной войне против Антония пожертвовал дружбой с последним ради императора и прибыл на Родос, прося милости Божественного. Снабдил продовольствием и водой римскую армию для перехода через пустыню. Помнит его победу над Антигоном и помощь в войне против Парфии.

– Август был добрее к моему отцу, чем неблагодарный народ, которому царь построил новый Храм!

– …и надеется, – властно продолжил Квириний, – что ты не повторишь ошибок Архелая, ненужной жестокостью возбудившего народ к смуте! За десять лет из Трахона, Гаулантиды и Батанеи, областей твоего брата Филиппа, ни разу не поступали известия о волнениях. А ты за пирами и увеселениями не видишь, что творится в твоей тетрархии…

Опытный царедворец Антипас знал, коль сильный ищет вины слабого, возражать тщетно: правоту властителя определяет политическая целесообразность. Но сравнение с безвольным братом показалось ему унизительным.

– Тетрарх Филипп выезжает раз в год за стены дворца, берет с собой кресло и чинит суд. Вместо того чтобы виновных вели к нему. Это смирение достойно похвалы! – сказал тетрарх. Придворные часто забавляли Ирода анекдотами о домоседстве брата. – Ужели пастух уследит за стадом, оставаясь в шалаше?

– У хорошего пастуха хорошие псы, – сказал Копоний, – и стадо цело…

– Хороший пастух стрижет своих овец, но не сдирает с них шкуру, – парировал Антипа фразой Тиберия, которая давно стала крылатой.

Копоний побагровел от бешенства.

– Однако, мой друг, – сенатор вялым жестом прервал перепалку, – тебе был выслан письменный циркуляр из нашей канцелярии. Божественный не переменил решения – распоряжайся доходами от тетрархии. – Они шагали мимо фонтана по мраморной полированной дорожке. В центре фонтана из воды взмывали золотые дельфины, и перекрестья серебряных струй из их пастей мелкими брызгами освежали ивы. Антипас задержал повеселевший взгляд на певчих птицах в золотых клетках посреди веток. – Область твоего правления славится как родина известных мужей и жен. Барак из Галилеи сразился здесь с хананейским царем. Анна здесь же родила одного из ваших великих пророков Самуила. В Галилее пророк Эллия победил ложных пророков. А пророк Хошеа до ассирийского завоевания служил вашему Богу в тех же местах. Пророк Нахум из Елкоса в Галилее предсказал поражение ассирийцев от Вавилона за жестокость первых! – Прокуратор и тетрарх почтительно посмотрели на консула. Тот, видно, тщательно обговорил с советниками встречу. – Стоит ли облекать позором достойную землю?

Антипас вопросительно посмотрел на Квириния.

– Что тебе говорят имена Иехуда Галилеянин и Саддук? – спросил прокуратор.

Ах, вот в чем дело! – мысленно возликовал тетрарх.

– Не думает ли Копоний, что царь снюхался с чернью, чтоб подбить народ к смуте? – с нарочитой обидой спросил Антипас. Он жестом подозвал раба. – Николая! – бросил царь, и обратился к Квиринию. – Позволь выслушать начальника моей охраны!

Консул утвердительно кивнул. Копоний онемел от нахальства идуменянина: Антипас распорядился раньше, чем спросил соизволения.

На повороте дорожки возник рослый молодец в медном панцире, в подражание своему господину, с клиновидной бородкой. Его левую руку словно пришили к бедру, там, где обычно висел меч. Царедворец старался двигаться степенно и властно, и его щеки рдели от напряжения. Но глаза блестели юношеским задором. Николай был на голову выше любого из гвардейцев Квириния. Римляне уважительно уставились на мускулистого гиганта. Приложив руку к груди, Николай поклонился почтительно, но с достоинством.

– Расскажи о смутьянах, – приказал тетрарх. – Что узнали твои люди?

Начальник охраны нахмурился, напуская серьезность, и заговорил на латинском с сильным эллинским акцентом, сбиваясь, как ученик, готовый поразить отличным ответом:

– Один, некто Йехуда, происходит из города Гамалы и слывет там законоучителем…

– Говори на родном языке, – разрешил Квириний.

Николай продолжил на эллинском:

– Другой – фарисей Саддук. Его часто видят в Ершалаиме. Оба проповедуют по стране. Пока мои люди лишь вышли на их след. Население укрывает их, и это затрудняет поимку.

– Где чаще появляются эти… учителя, – спросил Копоний, – и чем они недовольны?

Николай зиркнул на господина, но тот бесстрастно слушал.

– На севере, – ответил гигант. – Они подбивают народ отстаивать свободу…

– Свободу от кого?

– Мы все узнаем, мой друг! – терпеливо произнес консул. – Продолжай!

– …Они утверждают, ценз приведет к рабству и надо сопротивляться…

– Сопротивляться Риму, власти законного правителя? – Копоний вопросительно приподнял бровь: мол, неслыханная глупость!

– Их не может постигнуть неудача. Но если они погибнут, то создадут себе вечную славу великодушным порывом. Предвечный поддержит их, если они не отступят.

– А чем их не устраивает нынешняя власть? – спросил консул.

– Их не устраивает любая власть. Они утверждают, человек не может подчиняться человеку. Он подвластен лишь Богу.

– Безумцы! – процедил Копоний.

– Нет, это не безумцы, а фанатики, – ответил Квириний. – И справиться с ними будет труднее, чем ты думаешь. Несбывшаяся мечта живет дольше, чем горечь от разбитых надежд.

– Если ты, тетрарх, ты, консул, и ты, прокуратор, желаете больше узнать о разбойниках, я немедленно приведу человека. Он сам вызвался помочь изловить главарей. И якобы пользуется их доверием.

– Это подождет, – вяло отмахнулся сенатор. – Скажи, большую ли область охватила смута и есть ли у негодяев оружие?

– Пока они проповедуют близ Тивериадского озера в прибрежных городах. Оружия у них нет. И достать его им негде.

Царь взглянул на римлян, как безвинно заподозренный, но блестяще оправданный человек. Квириний задумчиво сцепил на животе руки. Тетрарх жестом отпустил Николая.

– Старания твои похвальны, Антипас. Но помни, не должны пострадать невинные, одурманенные ядовитыми речами. Что ты намерен предпринять?

– Я разослал людей. При появлении смутьянов они оповестят стражу…

– Нужна ли тебе наша помощь?

– От помощи никто не отказывается. На усмотрение прокуратора Иудеи! – ответил дружелюбно тетрарх. Он понял, что завладел расположением консула. И теперь искал поддержки прокуратора. – Если твои солдаты, Копоний, не слишком заняты.

– К твоим услугам, царь! Но рядом с таким молодцом, что служит у тебя, не пришлось бы мне просить помощи! – принял любезность прокуратор.

– На кулаках и в беге на стадию Николаю нет равных. Я увидел его на состязаниях и пригласил на службу…

Вельможи заговорили о возобновлении гладиаторских боев в Кесарии и Ершалаиме на стадионе, построенном еще Иродом Великим. Квириний повел наместников на боковую дорожку мимо лужаек. Там, подергивая хохлатыми головами, разгуливали павлины. Вельможи отправились в экус обедать. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

На Главную блог-книги "ПРЕДАТЕЛЬ"