ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.
Согласно масоре раби Пинхас прочитал «Шема, Исраэл»: «Слушай, Исраэл, Господь, Бог наш, Господь наш един есть. И люди Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим. И всею душою твоею, и всеми силами твоими». Из пророка Исайи прочитал он «на пороге свободы»: «Он обращает князей в ничто, делает чем-то пустым судей земли. Едва они посажены, едва посланы, едва укоренили в земле ствол их, как только он дохнул на них, они высохли, и вихрь унес их, как солому».
Пинхас, скрестив ноги, осанисто сидел на возвышении перед избранными. Тихо потрескивало масло в светильниках вдоль стен. И люди казались тенями в дрожавшем свете огня.
– Говори, раби Йехуда! – произнес Пинхас.
Тогда из первого ряда старейшин и состоятельных горожан поднялся рослый незнакомец. Его видели все, но в тени не могли рассмотреть его лицо. А лишь черную с проседью бороду. Он был худ, почти тощ: плащ висел на плечах, как на огородной крестовине-пугале. Но под его взглядом опускали головы, как от суховея никнут злаки.
– Правоверные! – начал он глухим голосом, будто размышлял сам с собой. – Кем является кормчий, который перед страхом надвигающейся бури, топит лодку, где плывет он и его семья, а в лодке добро, нажитое годами тяжелого труда? – Он помолчал, ожидая ответа, и возвысил голос. – Глупцом и трусом! Если суждено ему сгинуть в бушующей пучине по произволу Вседержителя, и он мужественно встретит смерть, не примет ли Господь душу раба своего в кущи небесные, за то, что выполнил тот долг перед близкими. И не покарает ли он труса, раньше времени решившего расстаться с жизнью, дарованной ему Единственным, Кто ею распоряжается?
Половодье римлян затопило землю Исраэла по произволу Господа, Бога нашего. И мы мужественно сносили испытание. За то Господь вразумил иноверцев и уберег святыни. За нашу стойкость Он вразумил их не нарушать древние обычаи избранного Им народа. Чтобы не посягали они на десятую часть трудов ваших, предназначенных Ему. Ибо сказано в Законе: всякая десятина на земле из семян земли и из плодов дерева принадлежит Господу – это святыня Господня. И всякую десятину и крупного и мелкого скота, из всего, что проходит под жезлом десятое, должно посвящать Господу. А Аарону Господь завещал наблюдать за возношениями Ему. Все заклятое в земле Исраэла будет твоим, изрек Он.
Но алчность выродков римской волчицы не ведает предела. И ради наживы замыслили они то, даже за малое, от чего наши прародители сбросили с себя ярмо. Асмонеянин Матафия, сын Иоанна, из иудейской деревни Модии, и пятеро его сыновей победили царя Антиоха Епифана, кичливо провозгласившего себя Богом, очистили страну от скверны и дали свободу своему народу. А сыновья Матафии, Йехуда и Шиман победили аммонитян и галаадцев и покорили Цор. Они до смерти были верны закону, и мечом карали всякого, кто входил в общение с ревнителями мерзкого перед Богом, и приносил жертвы идолам. И Господь, Бог наш, видя их такими и радуясь стойкости своего народа, вернул ему свободу, чтобы народ без страха жил по своим обычаям. Неужто мы менее достойны славы своих предков? – возвысил голос чужак. – Да, человек смертен. Но мы достигнем бессмертия благодаря воспоминаниям о наших делах! Сегодня Исраэл содрогнулся от богомерзкого надругательства над Заветом отцов. Идти в земли, откуда вышли роды ваши. Идти по приказу иноверцев, чтобы быть исчисленными, как поголовье в стаде. И отдать то, что им не принадлежит. Разве они вывели Мошеаха и народ Исраэла через пустыню Син из египетского плена, и на горе Синай заключили с Мошеахом Завет, начертанный на каменных скрижалях? Разве римляне сделали все это, чтобы теперь народ покорно, как кролик в пасть аспида, шел отдавать жертву земному властелину, попирая Завет с небесным? Страшен будет гнев Господа к тем, кто насильно принуждает народ к богомерзкому. Но еще страшнее будет Его гнев на избранный Им народ, не пожелавший выполнить волю Его. Ибо даже Давида покарал Он за богомерзкое исчисление.
Йехошуа скользнул за неплотно прикрытые двери молитвенного дома и спрятался за колонну. Ладонями и щекой мальчик чувствовал прохладу шершавого камня.
Глаза его привыкли к полумраку. За спинами он разглядел профиль отца, а рядом всклокоченную бороду Клеопы. Тонкое лицо Пинхаса казалось бесстрастным. Но он тихонько вращал большие пальцы сцепленных на животе рук: признак волнения.
Из первого ряда поднялся Иехойахима. Он был в новом халате и заговорил на ходу:
– В Законе также сказано, что среди же сынов Исраэла они не получат удела, так как десятину сына Исраэла, которую они приносят в возношение Господу, Я отдаю левитам в удел, потому и сказал Я им: между сынами Исраэла они не получат удела. – Иехойахим обвел присутствовавших насмешливым взглядом. Чужак посторонился перед старшим. – Не случится ли так, что, взявшись за оружие, мы оставим соху, орудие с которым мы управляемся куда искуснее. И от десятины нашей левиты не вознесут возношение Господу. Десятину из десятины, как сказал Господь Мошеаху. Ибо нет у них ничего, кроме как от трудов наших? И будет ли это угодно Богу? – Присутствовавшие одобрительно загалдели. – Досточтимые в народе Матафия и его сыновья Йехуда и Шиман изгнали из страны врагов, перебили единоплеменников, кто преступил Закон. Но при этом сами нарушили Закон, нападая на врагов в шабат! За что Господь покарал народ безумием Аристовула и Гиркана, начавших междоусобицу. Ибо сказано в Законе, помни день шабат, чтобы святить его. Шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой – шабат Господу, Богу твоему: не делай в оный никакие дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришелец, который в жилищах твоих. Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них. А в день седьмой почил. Посему благословил Господь день шабат и освятил его.
– Ахимилех дал Давиду хлеба предложения, взятые от лица Господа, нарушив Закон, – возразил чужак. – Но Господь не только не наказал Давида, но сделал его царем!
Присутствующих одобрительно закивали.
– Господь достойно наказал Давида его сыновьями, восставшими против воли отца, Авшаломом и Адонией, за грех не менее тяжкий, за соблазнение Версавии, и за то, что поставил мужа ее Урию во время битвы на опасное место. Ничего не ускользает от внимания Господа. Но к чему тратить слова? – произнес гончар. – Лишь волею Господа, Бога нашего, великий Помпей не разрушил Храм, и не разграбили его солдаты сокровища Храма, назначенные Господу. Ибо сказано в книге хвалений: с мятежниками не сообщайся, потому что внезапно придет гибель от них, и беду от них, кто предузнает? А ты как собираешься воевать? Сначала обратить язычников в нашу веру, чтобы не трогали они нас в седьмой день? Но это тоже, что учить осла Закону!
Послышался смех. Но люди тут же насторожились.
– В твоих речах, старик, слышна измена, – угрожающе проговорил чужак.
– А в твоих – безумие! – сурово ответил Иехойахим. – И ни одно мое слово не противно Закону. Но ты слушаешь не меня, а свою гордыню…
– Пойдем ка отсюда! – шепнул Клеопа деверю. – Собаки на окраине, будто взбесились!
– Нельзя оставлять отца! – ответил Йосеф.
Клеопа скользнул вдоль стены и исчез в темно-синем проеме двери.
– …А теперь, правоверные, послушайте меня! – говорил гончар. – Среди нас молодежь, которая не ведает ужасов войны, и грезит о свободе, как о подарке, который ей преподнесут за одно только безумное желание иметь его. Но для нас, чей удел добывать пропитание ремеслом, которому нас научили наши отцы, какой смысл для нас в войне с Римом? Да, слуги императора жестоки к народу. Они плохо знают наши обычаи! Но ведь не вся империя преследует нас. Сколько наших единоплеменников живет в Элладе, Александрии, в самом Риме! И никто не притесняет их!
Да, законы Рима кажутся нам несправедливыми. Но покажите мне хоть одного из нас, кто с молоком матери не впитал бы смирение и рабство, которым вы теперь так тяготитесь! Кто из ваших отцов мог сказать – я свободен! – чтобы вы теперь могли затосковать о праведной жизни? Слишком поздно заговорили вы о свободе!
Теперь подумайте, против кого вы поднимите оружие! Незапамятно давно Ксеркс привел неисчислимое войско, чтобы захватить весь мир. Афиняне у Саламина сокрушили могущество Азии, и столетие царили над Элладой. Ум и мудрость этой нации до сих пор восхищают народы. Но теперь афиняне безропотно подчиняются Риму! А спартанцы, прославившие себя у Фермопил и Платеи, разве не достойны они свободы? Но и они приняли участь афинян. Македоняне до ныне грезят величием Филиппа и Александра, за два десятилетия покоривших весь мир. Неужели они не достойны свободы? А вы, горсточка безумцев, чьи предки не раз терпели поражение даже от соседей, хотите восстать против неисчислимых народов, покорных Риму, чьи лучшие воины считают за честь службу в римской армии. Даже парфянский царь предпочел мир войне с империей. Так кого из народов вы хотите взять в союзники, чтобы выступить против целого мира?
Наши предки и их цари превосходили нас богатством и мощью. Они с оружием в руках отстояли свою независимость, и знали, что такое победа. Сила их духа была сравнима с их волей, представления о которой вы не имеете. Но смогли ли они противостоять Помпею, завоевавшему страну лишь ничтожной частью римского могущества? Или вы думаете, что вам придется воевать с египтянами или аравийцами? Тогда вспомните, что Египет простирается до Индии. Но это лишь малая часть империи. И вспомните участь Карфагена, который не смог защитить даже великий Ганнибал, единственный иноземный полководец, победно прошедший по самой Италии. Может у вас есть деньги, чтобы снарядить флот, перейти море, и сразиться с Римом на его земле? Или у вас есть деньги на оружие и на изнурительные походы? У вас ничего этого нет. Вы надеетесь только на помощь Господа, Бога нашего. Но разве без его содействия могла бы образоваться столь мощная империя? Значит и он стоит за Рим! Теперь подумайте и о том, что, защищая Закон, вам неизбежно придется его нарушать, как это сделали Маккавеи. Ибо столетием ранее Помпей усиливал боевые действия именно в шабат. А если во время войны вы преступите древний Закон, так за что вы намерены бороться?
Ты, раби Йехуда, утверждаешь, что правоверным зазорно платить подать кому-либо, кроме Господа. Но все народы охотно платят подати Риму. Одна Александрия за месяц посылает в Италию столько зерна, сколько наша страна не собирает и за самый урожайный год. Взгляни на флотилии кораблей с зерном в гавани Цора, если тебе случится побывать там. Разве эти народы меньше, чем ты, чтят своих богов? Но римляне никому не запрещают служить тем богам, которые народы выбрали сами. Вспомните пример Помпея. Обозленный сопротивлением оборонявших Ершалаим, он разрушил город, но не тронул Храм. Не это ли почитание нашего Бога!
Теперь, выслушав меня, вы можете взяться за оружие. Но тогда вам лучше собственными руками умертвить ваши семьи и заковать себя в цепи. Ибо это станет вашей участью. И помните, что ничто так не угнетает преследователей, как кротость жертв и терпеливое подчинение. Тогда как сопротивление дает ему повод к жестокости.
Горожане одобрительно загалдели. Раби Йехуда нервно сунул руку за пояс и шагнул к Иехойахиму. Но тестя уже оттеснил от опасности зять. Возле чужака сгрудились трое. В руке человека с косым шрамом через бровь, соратника Йехуды, затускнел нож. Некоторые встали полукругом за гончаром.
Пинхас ступил между противниками и возвысил голос:
– Как вы обороните страну, если пред взором Бога готовы пролить кровь братьев?
Тогда Йехошуа крикнул:
– Деда, сюда идут солдаты!
Десятки глаз подслеповато уставились в полумрак. Кто-то крикнул: «Измена!» Началась сутолока. Йосеф подхватил сына и вынес на улицу. Мальчик прижался щекой к его мягкому халату, пахнувшему потом и козьей шерстью.
На окраине двора застучали конские копыта. Тут и там вспыхнули факелы. С улицы с воплями возвращались бежавшие первыми.
– Сюда! – крикнул дед.
Вцепившись в ладонь отца, Йехошуа бежал переулками и слышал шелест множества шагов, испуганное дыхание, отчаянную ругань и проклятия.
Рядом дробно затопал конь, и в нескольких локтях вспыхнул факел. Вжав голову в плечи, мальчик обернулся. На них летел всадник. Факел с болтавшейся паклей торчал у стремени. Подкова выбила белые искры из камня. Круглый шлем солдата сполз ему на брови. В руке блеснул меч. Солдат злорадно оскалил щербатый рот.
Гончар воткнул за пояс полы халата и повернулся к солдату, держа гладиус обеими руками. Дед присел, чтобы нырнуть от рубящего удара. Коротышка со шрамом на брови бросился на солдата. Йехошуа услышал конское ржанье и отчаянную ругань латинянина. Мальчик заплакал от страха и от жалости к деду.
Родители торопливо навьючивали сонного осла, седого в лунном свете. В дальних дворах завыли собаки, кричали мужчины, вопили женщины. Йосефа мелко трясло.
– Ищут тех, кто был в собрании, – пробормотал он. – Кто-то их научил.
Проклиная римлян и своих, он обмотал копыта осла рваниной.
Шли по теневой стороне улицы. Облако размыло луну в бледно-лимонный мазок. За городом беглецы свернули с дороги в лес. За южной окраиной запричитала женщина.
– На богатый Цор погони не будет, – прошептал Йосеф.
Слезы высохли на щеках мальчика. При луне он увидел напуганное лицо матери. Она несла на голове узелок. Йехошуа понял: они бегут из города навсегда. Он вспомнил деда, Мирьям, Пинхаса, Иакова, Барашка…
Скорбно подрагивали звезды. И это было все, что уносил мальчика из детства. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ